— Конечно же, я ужасная женщина, — рассеянно проговорила Карлинг Северан, Вампиресса-чародейка. — Это факт, с которым я смирилась много веков назад. Я выверяю все, что делаю, даже самые щедрые жесты с тем, как это может послужить мне.
Карлинг сидела в своем любимом кресле у широкого окна. Кресло из мягкой кожи давным-давно приняло контуры ее тела. За окном виднелся пышный ухоженный сад, украшенный сейчас нежными оттенками лунной ночи. Ее взгляд привык к виду, но, также, как и ее лицо, выражение миндалевидных глаз было пустым.
— С чего вам говорить подобное? — спросила Розвен. Слезы звучали в голосе молодой Вампирши, когда та опускалась на колени рядом с креслом, а ее светлая голова поднялась к Карлинг, подобно цветку, тянущемуся к полуночному Солнцу. — Вы самая замечательная в мире.
— Это очень мило с твоей стороны, — Карлинг поцеловала Розвен в лоб, поскольку той, казалось, была необходима такая ласка. Хотя отсутствующее выражение Карлинг немного изменилось, полностью оно не исчезло. — Но это, скорее, неподходящие слова. Если ты думаешь так о ком-то вроде меня, то ты должна стать более проницательной.
Слезы компаньонки полились по ее идеальному лицу. С рыданием Розвен обняла Карлинг.
Гладкие брови Карлинг приподнялись.
— В чем дело? — спросила она усталым тоном. — Что такого я сказала, что расстроило тебя?
Девушка, покачав головой, прижалась к ней крепче.
Розвен была одной из двух самых юных отпрысков Карлинг. Она перестала создавать Вампиров очень давно, за исключением нескольких экстраординарных исключений, которые случились в конце XIX-го века. До встречи с Вампирессой Розвен была актрисой убогого шекспировского театра, с голосом, подобным чистому золоту и на смертельной стадии туберкулеза легких. Карлинг обратила Розвен, когда та была испуганной, умирающей восемнадцатилетней девушкой. Она наградила ее большей свободой, чем других своих слуг. Вампиресса терпела удушающее объятие Розвен, пока думала.
— Мы говорили о событиях, которые предшествовали коронации Королевы Темных Фейри. Ты продолжаешь верить, что я поступила хорошо, исцелив Ниниэн и ее возлюбленного Тьяго, когда те были ранены. И хотя результат мог бы быть очень полезным, я лишь указываю на то, каким в действительности эгоистичным существом я являюсь.
— Два дня назад, — проговорила Розвен в ее колени, — мы разговаривали об этом два дня назад, а потом Вы снова начали утекать из реальности.
— Разве? — Карлинг выпрямила спину, сосредоточившись на новости. — Ну что ж, мы знали, что приступы учащаются.
Никто не понимал до конца, почему со временем психическое состояние очень древних Вампиров ухудшалось, сначала они впадали в полное безумие, а затем умирали. Редко когда Вампиры доживали до глубокой старости, поэтому это явление было мало известно за пределами двора Ночных созданий. В их мире было полно насилия, поэтому эти Вампиры, как правило, умирали по другим причинам.
Возможно, это неизбежное прогрессирование самого вампиризма, как заболевания. Может быть, по мнению Карлинг, их начало содержало в себе семена их конца. Души, бывшие когда-то людьми, никогда не были предназначены для того, чтобы жить почти бессмертной жизнью, которую давал им вампиризм.
Розвен подняла заплаканное лицо.
— Но вам стало немного лучше! В Чикаго, а затем на коронации Темной Фейри вы были сконцентрированы, работоспособны, полностью присутствуя там каждую секунду. Мы просто должны стимулировать Вас, занимая чем-то новым.
Карлинг без эмоций окинула девушку взглядом. Кажется, необычные происшествия помогали, встряхивали на какое-то время ее бдительность. Проблема в том, что эффект был временным. Для тех, кто наблюдал течение тысячелетий, даже исключительные переживания через какое-то время становятся обыденными.
Вздохнув, Вампиресса призналась:
— Была еще пара эпизодов, о которых я не говорила.
Горе, отразившееся на лице Розвен, было поистине вселенским. Брезгливость Карлинг усилилась, покуда она вглядывалась в фанатичную преданность девушки и понимала, что не сделала ничего, чтобы заслужить подобное.
Она родилась так безумно давно, что все следы того времени исчезли из истории. Когда-то ее похитили и обратили в рабство, били кнутом почти до смерти и отдали в качестве наложницы престарелому царьку в пустыне. Тогда Карлинг поклялась, что никогда и никому больше не позволит снова опустить на себя плеть. Она соблазнила царя, чтобы тот сделал ее царицей и посвятила себя аккумулированию власти. Она изучала яды, тактики ведения войн, колдовство, научилась таить обиду и месть, а затем открыла для себя Вампиризм и Поцелуй змея, которые дали ей что-то близкое к бессмертию.
Она разыгрывала человеческие жизни в шахматы с демонами, консультировала монархов и воевала с монстрами. По мере того, как раскручивалась спираль веков, Карлинг правила странами, крепко держа власть в своем изящном железном кулаке. Она изучала заклинания, которые были настолько секретными, что сейчас уже и не сохранилось упоминаний о них; видела вещи настолько удивительные, что они ставили на колени самых гордых из людей. Она покорила тьму, чтобы ходить при свете дня, потеряла столько людей и воспоминаний, что теперь даже горе не трогало ее душу.
А сейчас все эти невероятные переживания уходят в прекрасную ночь.
Теперь ей буквально не к чему стремиться, не существовало испытаний, которые нужно было преодолевать, не осталось вершин, которых стоило достигать. После всего, что Карлинг сделала, чтобы выжить. После борьбы ради такой долгой жизни и ради власти, сейчас ей вдруг все стало… неинтересно.
И вот перед ней прощально помигивает, угасая, венец ее сокровищ, последняя драгоценность в шкатулке секретов.
Сила, которую она так тяжко собирала, мерцала в ритме умирания ее разума. Карлинг видела ее вокруг — изысканно-прозрачное мерцание. Оно окутывало ее, будто саван, расшитый бриллиантами.
Она не ожидала, что ее смерть окажется такой прекрасной.
Карлинг упустила момент, когда все началось. Прошлое и настоящее переплелись в ее голове, и время стало загадкой. Возможно, это произошло сотни лет назад. Или, может, оно было в ней всю жизнь, для сохранения определенного равновесия. То, за что она так яростно боролась, проливала кровь и слезы гнева, в конце концов, ее и погубит.
Созревала еще одна вспышка Силы. Она чувствовала ее неизбежность, как надвигающееся крещендо в бессмертной симфонии или еще один импульс в ее давно молчащем, почти забытом сердцебиении. Выражение в глазах погасло, Карлинг сосредоточила внимание на этом восхитительном внутреннем пламени.
Но прежде, чем оно снова поглотило ее, она заметила странность. В доме не звучало ни единого звука, никакого движения других Вампиров, ни искорки человеческой эмоции. Не было ничего, кроме дыхания юной Розвен, опустившейся на колени у ее ног, да собаки, чесавшей ухо, сидя на своей подушке. В течение долгого времени Карлинг жила в окружении шакалов, готовых подбирать остатки со стола, за которым сидели полные Силы, но где-то неделю назад все ее слуги и подхалимы бежали.
Некоторые существа наделены хорошо развитым чувством самосохранения, в отличие от других.
— Советую тебе поработать над своим умением распознавать чужие помыслы, — сказала она Розвен.
***
Каждая мелочь будет в порядке. (отсылка к песне «Three Little Birds» Боба Марли — прим. ред.)
Недавно Рун процитировал Боба Марли Ниниэн Лорелль, когда та была на грани. Ниниэн была молода по меркам Фейри, милой девушкой и его близкой подругой на протяжении многих лет. Теперь она стала Королевой Темных Фейри и, по последним сообщениям, вошла в десятку самых влиятельных людей в стране. Рун процитировал Марли, чтобы успокоить девушку после покушения на ее жизнь, во время которого погибла ее подруга, а ее возлюбленный, Тьяго, едва не умер.
И, черт возьми, мотив песни до сих пор так и крутится в его голове. Словно мозговой вирус, как реклама или постоянно повторяющаяся музыкальная тема из фильма, которую никак не получается отключить от звуковой системы, проведенной прямо в мозг.
Не то, чтобы при нормальном течении обстоятельств он не любил музыку Боба Марли. Рун просто хотел, чтобы она замолкла на некоторое время и дала ему возможность расслабиться.
Вместо этого, Грифон продолжал просыпаться по ночам. Укрытый лишь простыней, которая царапала его гиперчувствительную кожу, он пялился в потолок. Вспышки воспоминаний врывались в его голову, а голос Боба все так же напевал навязчивую фразу.
Каждая мелочь.
Щелчок, — и еще один хороший друг Руна, Тьяго, с распоротым животом, лежит на спине посреди лесной поляны, залитый собственной кровью, а Ниниэн держит его голову на своих коленях, испытывая абсолютный ужас.
Щелчок, — и Рун впивается взглядом в пустое выражение великолепного лица одной из самых Сильных правительниц в истории Ночных Созданий, когда ему пришлось схватить Карлинг за плечи и сильно встряхнуть, рыча ей в лицо.
Щелчок, — и он заключил с Карлинг сделку, которая спасла жизнь Тьяго, но вполне может оборвать его собственную.
Щелчок, — и обнаженная Карлинг выходит из вод Адриеля в самом сердце земель Темных Фейри и капли стекают с нее серебристым светом, мерцающим в сумерках, будто прозрачное платье из звезд. Изгибы ее подтянутого тела, мокрые темные волосы, подчеркивающие изящество черепа, высокие скулы, непостижимое египетское лицо — все было чертовски идеальным. И одним из совершенств в ней была чистая трагедия — гибкую чувственную красоту ее тела испещряли десятки длинных белых рубцов от шрамов, оставленных плетью. В бытность смертной женщиной, Карлинг выпороли со свирепой жестокостью, и все же она двигалась с силой и уверенной грацией тигрицы. От ее вида у мужчины перехватило дыхание, пропали все мысли, душа замерла, будто нуждаясь в какой-то несусветной перезагрузке, которая все не происходила, потому что часть Руна все еще была заморожена в том моменте явления чуда.