Когда мы приехали, в парке было всего лишь несколько детей. Но, Джиджи не присоединилась к ним. Она направилась прямо к пустым качелям, а Зевс последовал за ней, так как она хотела, чтобы он покачал ее на одной из них.
Я последовала за ними, прижимая игрушку к груди, так как Джиджи отказалась оставить ее в машине. Она утверждала, что без нас ей будет одиноко.
В парке я узнаю некоторых родителей из школы Джиджи. Я машу им, но не подхожу, чтобы поговорить, как обычно. Не хочу отвечать на неловкие вопросы о Зевсе, я просто предпочитаю сесть на скамейку возле качелей.
Он надевает бейсболку, которую достал из бардачка.
— На всякий случай, — сказал он мне.
Надеюсь, что они не узнают его, не хочу, чтобы люди спрашивали почему он здесь, со мной и Джиджи. Но также я знаю, что принимаю желаемое за действительное. Зевс выделяющаяся личность. С его огромным ростом и массивным телом его просто невозможно не заметить. А еще ему присуща аура, которая привлекает к нему людей. И совершенно не помогает и то, что он невероятно красив.
Ну, в данный момент мне это точно не помогает.
Очень легко вспомнить все те причины, по которым я влюбилась в этого парня, и забыть все те причины из-за которых мы больше не вместе.
Я смотрю на них с Джиджи, она на качели, а он раскачивает ее.
Она хихикает и восклицает:
— Выше Зевс! Выше!
—Не слишком высоко, Джиджи, — возражает обеспокоенный родитель во мне.
Зевс кивает мне, говоря, что он контролирует ситуацию. Не в плохом смысле. Скорее в смысле – доверяй мне.
И мне придется доверить ему мою… нашу дочь. Просто это сложно. Последние четыре года я воспитывала Джиджи одна. Будет сложно позволить ему и свое право голоса. Но я должна. Это лишь начало долгого пути.
— А теперь голка, Зевс! — Джиджи спрыгивает с качелей, еще до того, как они перестают двигаться, вызывая у меня беспокойство. Она подбегает к горке, той, которая ближе к родителям.
Я вижу, как они смотрят на него, особенно один из отцов, словно узнал Зевса.
И, если они еще не поняли, кто он, то вскоре поймут. Стоит Джиджи прокричать его имя.
Это не самое распространенное имя.
Я наблюдаю за их диалогом между собой. Парень бросает взгляд в сторону Зевса, который следует за Джиджи, переходя от горки к карусели.
Вероятно, это было плохим решением с моей стороны, привести нас именно сюда. Я забыла, насколько он теперь популярен. Но, с другой стороны, куда мы можем ходить, без риска, что его узнают?
Это будет ужасно сложно. Держать в тайне, кем именно Зевс приходится Джиджи, пока не придет время все рассказать ей. Но, интуиция подсказывает мне, что рассказать ей об этом придется намного раньше, чем мне хотелось бы.
Я встаю со скамейки и направляюсь к ним, к карусели.
Когда я подхожу к Зевсу, который смеется над тем, что сказала ему Джиджи, пока он крутит ее на карусели, говорю:
— Тебя спалили. — Я дергаю головой в направлении родителей.
— Да. Я так и понял. — Он выдыхает.
— Хочешь уйти?
Он качает головой, встретившись с моими глазами.
— Нет. Я хочу остаться здесь до тех пор, пока Джиджи не будет готова покинуть парк.
— О, ну, в таком случае, мы пробудем здесь весь день. Правда, малышка Джиджи?
Она улыбается во весь рот.
— Я люблю палк! — визжит она, проносясь мимо нас. — Плодолжай клутить, Зевс! Быстлее!
— Не слишком быстро, а то тебя стошнит. Помнишь прошлый раз?
— Меня вылвало, — говорит она Зевсу с мрачным выражением лица. — Я ела моложенное, а потом бабушка Элли меня очень быстло клутила.
— Ярко-голубое мороженное, — говорю ему. — Это было не самое красивое зрелище.
Он раскатисто смеется, в груди слышен гул.
— Рад, что пропустил это, — говорит он. Но в ту же секунду вспышка боли прорезала его выражения лица от его же собственных слов.
Мне хочется сказать ему, что-то утешительное, чтобы он почувствовал себя лучше, но не знаю, что.
Но тут нас прерывает голос позади.
— Эй, парень.
Мы оборачиваемся на голос и видим парня, который глазел на Зевса.
— Извини, что беспокою тебя…но, ты Зевс Кинкейд?
Зевс улыбается. Это вынужденная улыбка. Но, чтобы знать разницу с его настоящей улыбкой, нужно знать его так же хорошо, как знаю я.
— Да, — говорит он.
Выражение лица отца становится ярче.
— Я так и знал. Боже, чувак, я не могу в это поверить. Я твой большой фанат. Я занимался боксом, когда был моложе, но, не так, как ты, конечно. Ты потрясающий.
— Спасибо. Я признателен за это, — говорит Зевс.
— Ничего, если я сделаю селфи с тобой?
Я просто смотрю на Зевса. Могу сказать, что ему не нравится эта затея. Но также я знаю, что он собирается ответить.
Он оглядывается на Джиджи, которая ждет, сидя на карусели, та давно остановилась. На ее лице написано любопытство.
— Я всего лишь на секунду, хорошо?
Она кивает, но ничего не говорит.
Парень достает свой телефон и протягивает мне.
— Ты не против?
Я беру телефон и делаю снимок и возвращаю его парню.
— Спасибо, — говорит он мне. — Извините, что потревожил, — обращается он ко всем нам. — И удачи в бою с Димитровым. — Говорит он Зевсу. — Не то, чтобы она тебе понадобилась. Думаю, максимум пять раундов.
— Спасибо, приятель, — говорит ему Зевс. Он снова поворачивается к Джиджи. — Извини за это, малышка Джиджи. Итак, ты хочешь, чтобы я продолжил крутить тебя на карусели или мы придумаем что-то другое?
Она не отвечает. Смотрит на него, склонив голову набок, она всегда делает так, когда пытается, что-то понять.
На долю секунды мое сердце замирает: «А вдруг она догадалась, что он ее отец?», думаю я, что абсолютно безумно. Она ведь никак не может догадаться об этом. Верно?
— Почему этот человек хотел фото с тобой, Зевс?
— Ну… — кажется, он в затруднительном положении и не знает, что ответить.
— У Зевса есть работа, поэтому, иногда его показывают по телевизору. — говорю ей.
— Как Плинцессу Сумелечную Исколку?
— Ну, типа того, но по-другому, — отвечаю я.
— Как по-длугому? — спрашивает она, в этот раз обращаясь к Зевсу.
Он приседает перед ней, чтобы быть на уровне ее глаз.
— Ну, я боксер, Джиджи.
Ее брови сходятся вместе от непонимания.
— Но я думала, что ты почтальон?
Он поджимает губы, формируя свою фирменную ухмылочку.
— Это была моя вторая работа. Но моя основная – бокс.
— Значит… ты длачун?
Зевс разразился смехом.
— Боксер, боец, — объясняет он ей.
— Длаться – это плохо. — Она хмурится. — Мама всегда говолит мне об этом.
— И твоя мама права. Драться – это плохо. Но есть случае, когда это нормально.
— Какие?
— Ну, когда это спорт, как бокс. Я надеваю перчатки и выхожу на ринг, чтобы сразиться с другим боксером. Есть судья, который следит за тем, чтобы все было по правилам. И всегда рядом медики, на случай, если кто-то из нас получит травму.
— Ты получишь тлавму? — ее глаза расширяются, и беспокойство на ее лице сжимает мне грудь.
— Нет, — говорит он, выражение его лица смягчается. — Я лучший. А когда ты лучший, как я, никто не может подойти достаточно близко, чтобы причинить боль.
Эти слова эхом отдаются в моем сознании, и я верю им до глубины души.
Я не могу представить себе, чтобы кто-нибудь и когда-нибудь смог обидеть Зевса. И я говорю не только о физической боли.