— Я делаю, что? — слово вырывается из моих легких, фактически заставляя меня отступить на шаг назад. — Стриптизерша? Чертова стриптизерша? Они сказали, что я стриптизерша? Я не стриптизерша! Я была танцовщицей гоу-гоу! Я ни разу не раздевалась за деньги! Не то чтобы в этом было что-то плохое, но я этого не делала! И я уж точно не скрывал от тебя Джиджи!
Он подходит ко мне. Его большие руки обхватывают мои бицепсы.
— Я знаю это, Голубка. Но какой-то придурок придумал эту дерьмовую историю и напечатал ее.
— Ну, это просто охренеть, как здорово! — я вырываюсь из его объятий, отстраняюсь, мне нужно немного пространства. Я подхожу к краю крыльца и обхватываю руками перила, делая несколько вдохов и выдохов. Я поворачиваю голову в его сторону. — Они могут так поступать? Печатать такую ложь?
Мне почти хочется ударить себя по лицу за этот вопрос.
Конечно, они могут. Пресса печально известна тем, что печатает все, что им вздумается, правда это или нет.
— Мне жаль, — говорит он, похоже, раскаиваясь.
— Почему ты сожалеешь? — я выпрямляюсь, поворачиваясь лицом к нему, одной рукой все еще держась за перила. Как будто мне нужна поддержка, чтобы заземлиться, чтобы не бежать отсюда прямо к человеку, который напечатал обо мне эту чушь, чтобы выбить из него все дерьмо. — Не ты напечатал эту ложь обо мне. Ты не виноват в том, что это происходит.
Он издал самодовольный звук через нос.
— Детка, все, что идет не так в твоей жизни, происходит из-за меня. Это не исключение. Они бы не стали тебя преследовать, если бы я был обычным парнем. Это из-за того, чем я зарабатываю на жизнь... кто я для них. Это делает меня достойным новостей. Значит, они будут прокручивать любую хрень, какую только смогут, чтобы история получилась более сочной.
— Боже, это так меня злит! – я в ярости стиснула зубы. — Я не могу поверить, что они просто могут это делать! И теперь люди будут думать, что я стриптизерша. Что, если дети в школе будут говорить Джиджи гадости? И... — мои мысли выходят из-под контроля.
— Все будет хорошо, Кам.
— Нет, не будет! — кричу я на него. Но я кричу не на него; я кричу на того засранца, который напечатал эту историю. — Это не твое имя сейчас запятнано. А мое! — я прижимаю руку к груди, слезы пытаются найти выход на поверхность.
Я достаю свой телефон из кармана пижамы и набираю в поисковике. Я набираю в нем свое имя.
— Что ты делаешь? — Зевс подходит ближе.
— Выясняю, что именно люди говорят обо мне.
— Это не очень хорошая идея.
Он собирается обхватить рукой мой телефон, но я отталкиваю его.
— Я должна знать.
Моя страница заполняется новостями, заголовки кричат мне об этом.
У Зевса Кинкейда есть тайный ребенок! Нажмите здесь, чтобы прочитать все о его тайной дочери и стриптизерше, которая скрывала от него его ребенка.
Зевс Кинкейд и стриптизерша, которая родила ему ребенка и хранила это в тайне четыре года – до этих самых пор. Нажмите здесь для полного разоблачения.
Все, что вам нужно знать о Камерон Рид, стриптизерше и маме ребенка Зевса Кинкейда. Нажмите здесь, чтобы прочитать больше.
Я нажимаю на третью ссылку. Страница загружается, и первое, что я вижу, это моя фотография - очень нелестная фотография, где я танцую на подиуме в клубе. Там есть шест, и я держусь за него, голова откинута назад, нога закручена вокруг него. На мне блестящие откровенные брюки и соответствующий лифчик. Я выгляжу так, будто могла бы танцевать на шесте. Или стриптиз.
— Господи... — простонала я, уставившись на фотографию, не в силах отвести взгляд.
Зевс выхватывает телефон у меня из рук и из поля зрения, и я позволяю ему это сделать.
— Тебе не нужно это видеть.
— Я никогда не раздевалась. — Я смотрю на него умоляющими глазами, понимая, насколько уличающей выглядит эта фотография.
— Я знаю, детка. Но даже если бы ты это сделала, это не имело бы значения. То, что ты делаешь, никого не касается, кроме тебя.
— Я знаю. Но... я просто хотела продолжать танцевать, и это было весело. Если бы я знала... я бы никогда не согласилась на эту работу. Черт! — кричу я.
Он берет мое лицо в свои руки и смотрит мне в глаза.
— И, если бы ты не согласилась на эту работу, я бы не увидел тебя той ночью. Я бы не узнал о Джиджи. И мы бы сейчас не были вместе.
Входная дверь распахивается. Зевс отпускает меня и поворачивается к двери. Возможно, он думает о том же, о чем и я - это Джиджи. Но это не так. Это тетя Элли.
— Какого черта здесь происходит? — шипит она. — Мне был слышен твой крик даже наверху. К твоему сведению, ты разбудила Джиджи. У тебя есть около шести секунд, прежде чем она спустится сюда.
— Черт, — шепчу. Я прижимаю руку ко лбу и поворачиваюсь к тете Элли. — Пресса опубликовала статью обо мне. Они пишут, что я стриптизерша и что утаила Джиджи от Зевса. Господи, они выставляют меня ужасной матерью. — Гневные слезы наполняют мои глаза.
Честно говоря, я никогда не видела, чтобы тетя Элли выглядела такой разъяренной, как сейчас.
Ее взгляд переходит на Зевса.
— Что ты предпримешь в этой ситуации? У тебя ведь есть люди? Они могут положить этому конец?
— Я провел всю ночь, пытаясь положить этому конец. Сейчас этим занимается мой публицист, а мой адвокат разговаривает с их адвокатами. Но я не знаю, что из этого получится. Представители Маяка утверждают, что у них есть достоверная информация и подтверждение правдивости истории от людей, которые хорошо знают Кам.
— Чушь собачья, — говорит тетя Элль, звучащая так же встревоженно, как и я.
— Какие еще такие люди? — говорю я. — Никто не знает о нашей истории, о том, что ты не знал о Джиджи до недавнего времени. Ну, кроме нас троих, стоящих здесь. И Ареса, Ло и Мисси.
— Которые никогда бы не стали говорить с прессой, — подтверждает Зевс.
Я киваю в знак согласия.
— Твой отец? — говорю я, ненавидя себя за эти слова, но это должно быть сказано.
— Он слишком пьян, чтобы знать время суток. Он едва помнит, что у него есть дети, не говоря уже о внучке. Значит, остается...
— Ну, Рич знает, но...
— Помощник Дик? Ты говорил с этим уродом о нас?
— Он мой друг.
— С которым ты трахалась.
— Зевс... — предупреждаю я. — Я доверяю Ричу, и я знаю, что он не стал бы делать что-то вроде разговора с прессой. Я имею в виду, да ладно. Он работает в правоохранительных органах, ради всего святого.
— И что это значит?
— Что он знает, что нельзя говорить с прессой.
От его уничижительного смеха я скрежещу зубами и удивляюсь, что тетя Элли ничего не сказала.
— Не могу поверить, что ты защищаешь этого урода, — рычит он на меня.
— Я не защищаю! — Я вскидываю руки вверх, расстроенная. — Я просто знаю, что он бы так не поступил. А что насчет Марселя? Он просто обожает общаться с прессой.
Этот засранец обожает звук собственного голоса.
— С чего бы это?
— Почему бы и нет? Он скрывал от тебя существование твоей дочери. Почему бы ему не подмочить мою репутацию, пока он еще в твоей команде?
— Марсель не знает, что я знаю о Джиджи.
— Ты еще не поговорила с ним об этом? Почему, черт возьми, нет? Ты боишься его?
Его глаза поднимаются вверх, и он издает недоверчивый смешок.
— Да, типа того, Кам. Я боюсь говорить с Марселем. Я могу убить этого парня одним ударом, но да, я боюсь его. — Сарказм так и сочится из его слов.
— Так почему бы не сказать ему что-нибудь?
— Потому что на этот раз я пытаюсь поступать умно. Дело не в том, что я ничего не делаю, потому что я делаю. За его спиной я кое-что спланировал, пока я иду на поводу у парня, потом это причинит ему настоящую боль, но на это потребуется время. Но я знаю, что если пойду к Марселю в ближайшее время, то следующие двадцать пять - пятьдесят лет я проведу в тюрьме штата за убийство. И, как бы мне ни было неприятно это признавать, я заключил контракт с этим ублюдком на свой следующий бой. Так что сейчас, когда у меня есть ты и Джиджи, которых я должен обеспечивать, уклонение от тюрьмы и сохранение дохода являются моими главными приоритетами!
— Мне не нужны твои деньги!
— А мне плевать! Они все равно твои!
— Ладно, детишки, разойдитесь по своим углам. — Тетя Элли встала между нами, раскинув руки. — Я уверена, что вся улица только что это слышала. Это значит...
— Мамочка? — тихий голосок Джиджи доносится из дверного проема, и мое сердце замирает в груди.
Я поворачиваюсь к ней, и от ее обеспокоенного выражения лица мне хочется найти машину времени, вернуться в прошлое и сказать себе, чтобы я заткнулась нахрен.
— Привет, малышка Джиджи. — Я подхожу и беру ее на руки.
— Вы с папой ссоритесь?
— Нет, — вру я. — Мы просто не сошлись во мнениях. Знаешь, как когда вы с Эйприл Синклер ссоритесь в детском саду.
Эйприл - лучшая подруга Джиджи, и они спорят, как сестры.
— Ты имеешь в виду, когда Эйплил белет игрушки, с которыми я иглаю, и это меня злит.
— Да, примерно так, детка.
— Так, папа взял что-то твое?
Мое сердце. Мою невинность. Да. Он определенно взял некоторые мои вещи и никогда их не возвращал.
— Не то, чтобы брал что-то. Мы просто разошлись во мнениях.
Зевс подходит ко мне сзади, дотрагивается своей большой рукой до моего плеча, а другой рукой прижимает к себе крошечное личико Джиджи.
— Мама и папа немного рассердились друг на друга, и мы были громкими. Нам очень жаль.
— Вы уже извинились друг перед другом? Потому что мисс Мейпл говорит, что мы должны просить прощения, когда кричим длуг на длуга.
Рука Зевса на моем плече скользит вверх к моей голове, и он прижимается губами к моим волосам.
— Прости меня, Голубка. Я не должен был терять самообладание.
Я перевожу взгляд на него.
— Мне тоже жаль.
— Теперь вы можете быть лучшими друзьями, — говорит Джиджи, как будто она ведет церемонию, заставляя меня улыбнуться.
— Но ты мой лучший друг, — говорю я ей, притворно хмурясь.
— Не говори глупостей. Ты моя мамочка. Ты не можешь быть моей лучшей подлугой. — Она хихикает, и мое сердце снова наполняется теплом.
— Привет, малышка Джиджи. — Тетя Элли подходит и забирает ее из моих рук, унося ее на своих. — Хочешь помочь мне приготовить завтрак? Я тут подумала... вафли с беконом.