И растекаюсь лужицей у его ног.
Заправляю волосы за ухо.
— Спасибо, — произношу я.
— Пустяки. — Он пожимает плечами.
— Откуда ты знаешь о боксе? — спрашиваю у него.
— Я боксер.
— Типа настоящий боксер?
Убейте меня. Убейте меня прямо сейчас.
Он снова улыбается.
— Да, типа настоящий боксер. Ну, я, конечно, не профи. Дилетант в данный момент. Я не смогу стать профи, не получив свою боксерскую лицензию, и ее не могу получить, пока мне не исполнится восемнадцать.
— Тебе еще нет восемнадцати?
— Семнадцать.
— Вау. Ты выглядишь намного старше.
Он смеется.
— Я часто это слышу.
— Значит, ты выпускник?
— Нет, предпоследний курс. Мой день рождения в сентябре.
— Ах, августовский ребенок здесь.
— Ты тоже из предпоследнего курса?
— Неа. Второкурсница. Мне пятнадцать, — добавляю, как будто необходимо подчеркнуть этот факт.
Так держать, Кам. Оттолкни его своим возрастом.
Не то чтобы я его притягивала… Но неважно.
Он молчит достаточно долго. Я ощущаю укол разочарования в груди, что кажется просто безумием, так как только познакомилась с парнем.
— Итак… У нас разница всего лишь в один учебный год, но ты почти на два года старше меня. Ладно, на год и одиннадцать месяцев старше. Это странно, если задуматься.
Иисусе, Кам. Хватит болтать. Почему бы также не сообщить ему о твоем законном опекуне, работающем в полиции Нью-Йорка, и положить конец всем надеждам на то, что у вас могло бы что-то получиться?
— Ты выглядишь старше, — говорит он. — Без обид.
— Ничего страшного. Я тоже часто слышу подобное. Думаю, это из-за моего роста. Надеюсь, не из-за лица. Не хочется иметь преждевременно состарившееся лицо.
Он хохочет. Но не чувствую, что смеется надо мной, словно думает, будто я полная дурочка. Больше похоже на то, что он считает меня забавной. В хорошем смысле этого слова.
И такие выводы делают что-то странное с моим животом.
— Тебе не нужно беспокоиться о своем лице, — произносит он и снова улыбается своей полуулыбкой.
Что-то врывается и порхает в моей груди.
Я чувствую головокружение и легкость.
Черт возьми, он симпатичный.
— Где твои друзья? — интересуюсь, паря в облаках из-за него.
— Как ты узнала, что я здесь с друзьями?
Ах. Дерьмо.
— Я, эм… Хорошо, я видела тебя раньше. Ты стоял возле этого автомата, сама была там. Но я не преследовала тебя, или что-то в этом роде. Просто видела тебя. Вот и все.
Я умираю. Иисус. Убейте меня. Живо.
Он посмеивается, низко и глубоко, и чувствую это от корней волос на моей голове до кончиков пальцев ног.
— Я тоже тебя видел, — проговаривает.
Вау.
Да… просто вау.
— Итак, что ты делаешь сейчас? — спрашивает меня.
Иди туда, куда ты собиралась идти.
— Иду домой, — говорю.
— Почему?
— Понятия не имею. — Я уверенна, что сейчас даже имени своего не смогу вспомнить.
— Тогда тебе стоит остаться.
— Зачем? — Слышу собственный вопрос.
Эта улыбка, которая превращает меня в желе, скользит по его лицу.
— Хороший вопрос. Хочешь правду?
— Всегда.
Делает шаг ближе. Его запах пряный, и что-то еще, совершенно мужское. Он овладевает мной самым лучшим образом.
— Потому что я нахожу тебя интересной. И обычно меня интересует только бокс. Но ты заинтересовала меня.
— Почему? — Очевидно, это слово теперь составляет две трети моего словарного запаса.
— Ты забавная и симпатичная. Очень симпатичная.
— И пятнадцатилетняя.
— И пятнадцатилетняя, — повторяет он.
— И моя тетя коп.
— Приятно слышать.
— Почему?
— Потому что это означает, что за тобой кто-то присматривает.
Ох.
— Я не буду заниматься с тобой сексом, если это то, чего ты ожидаешь.
Он взрывается смехом.
Фильтр, Кам. Фильтр, ради всего святого.
— Я просто думал о прогулке. Может, прокатиться на колесе обозрения. Но приятно знать, что твоя голова на месте. — Он вытирает слезы смеха со своих глаз.
— Прости, — говорю я.
— Не стоит. Ты права, когда осторожничаешь. Ты ведь меня не знаешь. — Делает паузу и снимает бейсболку с головы. Его волосы темно-каштановые. Он пропускает сквозь них свою руку. Затем надевает бейсболку обратно и фиксирует свои ярко-голубые глаза на моих. — Но хочу, чтобы ты узнала меня. И я действительно намерен узнать тебя.
Прикусываю губу и заправляю волосы за ухо.
— Хорошо, — произношу.
Он улыбается. На этот раз улыбка полноценная, показывающая его зубы. Они белые, но не идеальные. Передние слегка налегают друг на друга. Но это ему идет. Делает парня еще красивей, если такое вообще возможно.
— Я Зевс, — говорит мне.
— Как Бог?
Усмехается, и понимаю, как это прозвучало.
— Не то чтобы я считала тебя Богом, естественно, — добавляю и закатываю глаза, пытаясь выйти из ситуации с видом равнодушия. Это совершенно не работает.
— Конечно, нет. — Улыбается. — Но да, как Бога.
— Камерон. Но все зовут меня Кам.
— Кто — все?
— Моя тетя.
— Полицейский.
— И мои друзья дома, в Балтиморе. Я переехала сюда несколько дней назад.
Он кивает, как будто уже знает это.
— Ты уже была на колесе обозрения? — спрашивает.
Качаю головой, не желая признаваться, что хотела, но не смогла из-за пары злобных девчонок.
— Ну, ты не можешь посетить ярмарку и не прокатиться на колесе обозрения. Это как закон Кони-Айленда.
— Правда? — приподнимаю скептически бровь.
— Нет. — Он по-мальчишески улыбается, и я смеюсь. — Но тебе нужно прокатиться на колесе обозрения. Давай. — Протягивает мне руку.
— Эм… — Колеблюсь, и он это видит.
— Тебе не нравится колесо обозрения?
— Нет. То есть да, нравится. Просто… ну, не хочу прозвучать, как будто в детском саду. Я стояла в очереди, чтобы прокатиться на нем, и… некоторые девчонки разозлились на меня. После этого не так уж и сильно желала посетить его.
— Как они злились на тебя?
— Не могу поверить, что рассказываю тебе об этом. — В самоуничижительном жесте закатываю глаза, вздыхая.
Но он ничего не произносит. Просто ждет.
Поэтому я говорю.
— Они назвали меня неудачницей, потому что я собиралась прокатиться одна.
— И тебя волнует, что они думают?
— Да. То есть, нет. Типа того. Это глупо. Я глупая.
— Нет, все не так. Послушай, такие люди ведут себя дерьмово, поскольку сами не уверенны в себе. Им нужно попытаться сбить с толку всех остальных, чтобы смогли почувствовать себя лучше.
— Знакомо из личного опыта?
— Нет. Просто я умный. — Он улыбается, и я расплываюсь в улыбке. — Слушай, не позволяй злобным девицам отпугивать тебя от того, что хочешь сделать.
Смотрю на него. Немногие парни заставляют меня ощущать себя маленькой и сентиментальной, но он это делает.
— Ты прав, — говорю ему.
— Знаю. Я всегда прав. — Еще одна полуулыбка. — И в любом случае на сей раз ты не будешь одна. Я пойду с тобой.
Прищуриваюсь.
— Ты же не собираешься попытаться убить меня на колесе обозрения, верно?
Очередная вспышка смеха от парня.
— Этого не было в моих планах на сегодняшний вечер. Так что нет. — Его глаза сверкают и мерцают, как синее пламя.
— И ты не собираешься тискать меня?
— Неа. Я буду просто идеальным джентльменом. — Он поднимает руки, показывая мне ладони.
— Хорошо, тогда давай сделаем это. — Киваю я. — Прокатимся на колесе обозрения, то есть.
— Будет сделано, Голубка.
— Голубка? — Удивленно моргаю, глядя на него.
— Да. Голуби олицетворяют покой, потому что выглядят красиво и кажутся нежными и хрупкими. Но на самом деле они чертовски вздорные. В них больше сопротивления, чем люди думают. Прямо как в тебе.
Красивая. Он сказал, голуби красивые. Значит ли это, что он и меня считает красивой? Не беги впереди паровоза, Кам. То, что произнес подобное, не означает, будто думает, что ты красивая.
Демонстрирую ему свой позабавленный вид.
— Ух ты. Понял все это из пятиминутного разговора?
— Нет. — Он качает головой, улыбка искрится в его глазах. — Я все это понял по тому, как ты ударила по боксерской груше.
Начинает идти. Я подстроилась под его темп.
— Откуда ты так много знаешь о голубях?
Он скользит по мне взглядом.
— Я не знаю. Лишь однажды видел это в одной из программ о природе.
Из меня выскальзывает смешок, и парень ухмыляется.
Мы движемся в направлении колеса обозрения в комфортной тишине. И я размышляю про себя, как же все изменилось с тех пор, когда совсем недавно уходила от этого аттракциона.
Встаем в очередь, которая намного короче, чем раньше. И в поле зрения не попадаются злые девчонки.
Зевс настаивает на том, чтобы заплатить за меня, что действительно очень мило.
Мы подходим к кабинке. Смотрительница ярмарки держит для нас дверь открытой.
Зевс заходит первым. Он протягивает руку мне, чтобы помочь войти.
Я колеблюсь секунду, затем скольжу своей рукой в его. Знаю, это прозвучит убого и банально, но клянусь, в момент, когда моя кожа соприкоснулась с его, все как будто изменилось.
Неожиданно мир стал выглядеть намного ярче. Звуки немного громче.
Словно я проживала свою жизнь в 2D, а теперь перешла на 3D.
Сажусь рядом с Зевсом, отпуская его руку, и смотрительница закрывает дверь, безопасно фиксируя нас в середине.
Мы поднимаемся вверх, чтобы дать возможность заполнить другую кабинку. Продолжаем движение и поворачиваемся по мере того, как для полноценной поездки заполняется каждая из кабинок. Сумерки быстро превращаются в темноту.
Затем мы начинаем наше путешествие.
— Значит, ты живешь со своей тетей? — Голос Зевса звучит сквозь тьму, заставляя мои волоски на руках подняться наилучшим образом.
— Да. Моя мама умерла, когда мне было три, а отца не оказалось рядом. Так что тетя Элли взяла меня к себе. Она замечательная.
— Похоже на то. Сожалею насчет твоей мамы.
Я пожимаю плечами.
— Я не помню ее, поэтому не помню, как потеряла ее. Но я также не вспомню, будто она вообще была у меня, что более отстойно.
— Да… — его голос звучит задумчиво. — Но, может быть, это не так уж плохо — не чувствовать боли от ее потери, понимаешь.
— Да, я понимаю, о чем ты. В любом случае извини, что нагоняю печаль. — Поворачиваюсь к нему лицом.
— Ты не нагоняешь. — Он дарит мне нежную улыбку.