Джейни
Моя рука горела огнем.
Я не почувствовала этого, пока не посмотрела вниз и не увидела знакомый черный рукав моей толстовки, охваченный пламенем. Из-за адреналина я ничего не чувствовала. Все мое тело покалывало, в ушах звенело от звуков взрывов. Их было шесть, расставленных вокруг дома Лекса. Я знаю это, потому что я была тем, кто установил их туда. Кроме того, именно я бросала бутылки с зажигательной смесью в окна первого этажа. Бутылки были из последней партии безумно дорогого виски, заказанного Лексом и перехваченного мной. Это было лишним. Бомбы сделали свое дело, но я хотела убедиться, что это чертово место сгорело.
Я с шипением сорвала с себя толстовку и швырнула ее в сторону. Она стала еще одной для растопки костра. Мое предплечье от запястья до локтя было красным и шелушилось, искажая татуировки под ним. Его нужно было обработать как можно скорее; каждая секунда, потраченная впустую, увеличивала вероятность серьезной инфекции.
Но меня это не волновало. Я беспокоилась о том, чтобы все было сделано.
Единственная вещь, которая меня волновала, — это убедиться, что мой план сработает, что Лекс Кит мертв.
Так что, не обращая внимания на атакующие тела охранников Лекса, выглядевших как обезглавленные цыплята без их предводителя, я помчалась по горящий территории в поисках потайных дверей в подвал. Я знала, что они были где-то рядом. Конечно, в этот момент я готова поспорить, что вы думаете, как чертовски глупо было идти в подвал горящего здания зная, что это место начнет разваливаться и обрушится на меня. Но, что ж, некоторые вещи стоили риска. Мне нужно было спуститься туда и убедиться, что этот сукин сын не отдыхает спокойно в своем чертовом убежище, как трус, которым он был.
— Я так и знала, — сказала я, хватаясь за ручку двери, которая была скрыта за декоративными соснами. Я полетела вниз по лестнице, едва успев заметить кровь на полу. Я знала, кому она принадлежала, когда увидела разбитое, окровавленное лицо Алекс, увидев ее, Брейкера и Шотера, на моем пути во двор. Именно из-за них в ту ночь взорвались бомбы — потому что у Лекса в подвале был Шотер, который использовал его как козырь против своего лучшего друга Брейкера, чтобы тот похитил и задержал хакера по имени Алекс. Проблема была в том, что Брейкер не знал, что Алекс была цыпочкой, а Брейкер не связывался с цыпочками. Так что, когда он добрался до нее и понял, каковы планы Лекса, он быстро сменил верность. Они прятались в его доме, пытаясь выяснить, как выбраться самим и Шотеру из этой дерьмовой ситуации.
Короче говоря, Алекс решила, что ей нужно уйти от Брейкера, чтобы он не был в опасности из-за нее. Я помогла ей это сделать. Но прежде чем я успела отвести ее в безопасное место, Лекс схватил ее своими лапами. Представьте Брейкера, который надумал попытаться в одиночку вытащить ее оттуда. Позволить человеку самому идти туда, думая, что он может справиться с целой армией. Он убил бы их всех, если бы я не была вовлечена во все это и не предложила свой план. Бомбы давали им возможность выбраться отсюда.
Если они умны, то уже на пути в Канаду или Мексику. Им нужно было залечь на дно и дать всему утихнуть. Если я протяну достаточно долго, это будет и моим планом. Единственная разница заключается в том, что я никогда не смогу вернуться на побережье Навесинк, как только все узнают, что я сделала.
Но я не могла думать об этом.
Я рванула через дверь, которая вела в отделанную часть подвала, зайдя за модный бар, который он установил, и швырнув бутылки с алкоголем на пол. Я не была глупой. Я знала, что главное в убежищах — это то, что они практически неприступны, но где-то должен быть рубильник, чтобы открыть его.
— Черт возьми! — Закричала я, открывая последний шкаф и проводя рукой по гладкой поверхности внутри.
— Помогите. — В моих ушах звенело, и его голос был едва слышен, но я услышала его. Я взлетела вверх, осмотрела комнату и упала на распростертое тело кого-то в костюме в углу. Его лицо было разбито, окровавлено, распухло, но мне показалось, что он был хорош собой, прежде чем его избили. Единственный глаз, который не заплыл, был пронзительно зеленого цвета. Я была уже готова пожать плечами и сказать: «Черт с ними», когда заметила, что его руки были в наручниках.
— Черт возьми, — прорычала я, обходя бар и направляясь к нему. Я бы не возражала, если бы там погиб один из его охранников, но не какой-нибудь заключенный, который, вероятно, только и сделал, что смотрел на Лекса не так, как надо. — Почему ты здесь, внизу? Это место скоро рухнет.
— Кажется, у меня сломана нога, — прошипел он, убирая ногу, о которой шла речь. Через штанину его брюк я могла видеть край одной из его костей, торчащий сквозь материал и, следовательно, его кожу.
— Ты так думаешь? — Я фыркнула, качая головой.
Я не поддаюсь панике. У меня ни за что не хватит времени вытащить этого чувака и найти рычаг, чтобы отпереть его убежище. Я вздохнула, опускаясь рядом с ним, обхватывая его за спину и принимая столько веса, сколько позволяло мое значительно более хрупкое тело. Это была одна вещь, которая всегда меня бесила. Сколько бы я ни тренировалась, как бы хорошо ни училась, я никогда не смогу превзойти большинство людей в Хейлшторме, военном лагере без законов, в котором я жила и работала. Я была маленькой. Я могла быть быстрой и иметь хорошие инстинкты в бою, но, когда дело доходило до этого, большую часть времени вы выигрывали из-зп грубой силы, что означало, что я проиграла. А этот парень был выше меня на добрый фут и весил семьдесят пять фунтов, так что, когда он навалился на меня, мне пришлось сжать колени, чтобы они не подогнулись.
— Я Джошуа, — сказал он, прыгая рядом со мной через подвал.
— Я не в настроении заводить друзей, Джош. Ты только что испортил мои планы.
— А какие были? — спросил он, и его лицо исказилось от боли.
Я решила, что ему нужно поговорить, чтобы отвлечься от того факта, что внутренняя часть его тела внезапно оказалась на полпути наружу, поэтому я решила потакать ему. — Убить Лекса Кита.
— Это была ты? — спросил он, размахивая свободной рукой. На мой напряженный кивок, он издал звук, похожий на фырканье. — Значит, я должен тебя поблагодарить, а?
— За что? — Спросила я, морщась, когда мы начали подниматься по лестнице, моя свободная рука мертвой хваткой вцепилась в перила, чтобы не упасть.
— Если бы это место не взорвалось, я был бы мертв, — выдавил он, когда мы вынырнули обратно на траву.
Издалека до меня донесся вой сирен. Мне нужно было убраться отсюда к чертовой матери. — Полагаю, лучше калека, чем труп.
— Нет никакой надежды ходить без хромоты, не так ли? — спросил он, уже зная ответ.
— Нет, — честно ответила я. Я никогда ничего не приукрашивала. — Но я уверена, что ты сможешь ходить с тростью. Мне нужно посадить тебя у ворот, — сказала я ему, когда мы ковыляли по подъездной дорожке. — А потом ты должен забыть, что видел меня.
— Ты собираешься просто бросить меня? — спросил он, и я почувствовала на себе его взгляд, обвиняющий меня, молчаливо называющий бессердечной.
— Ты бы предпочел, чтобы я осталась, и моя задница оказалась взаперти после того, как я спасла твою жизнь… дважды?
— Я все понял, — признал он, когда мы вошли в распахнутые ворота.
— Копы уже почти приехали. Они поднимутся на холм через пять, может быть, десять минут. Мне нужно выбраться отсюда. Ты никогда не видел меня, — напомнила я ему, прислоняя его к будке охранника.
— Кого видел? — спросил он, и я кивнула, бросив на него последний взгляд.
— Скорее всего, он еще жив. Он явно что-то задумал для тебя. Мой совет… Дай показания полиции или убирайся отсюда к чертовой матери, как только сделаешь операцию. — С этими словами я рванула вниз по дороге, молясь, чтобы у меня все еще было достаточно форы, чтобы обставить полицейских.
Я была в пятнадцати минутах ходьбы от участка Лекса, когда на меня это нашло. Так было иногда. Мне не нужно было слишком много думать, переживать из-за этого. Иногда оно подкрадывалось неожиданно и наносило вред. Мои легкие горели от бега, и я с громким всхлипом упала на колени на обочине проселочной дороги.
Я потерпела неудачу.
Я потерпела неудачу, и теперь я никогда не почувствую, что могу дышать свободно.
Мои руки двинулись вверх, чтобы закрыть лицо, я старалась изо всех сил, чтобы скрыть слезы. Я не плакала. Я не могла. Я не позволю себе. Если я начну, я знала, что никогда не остановлюсь. Поэтому в течение восьми лет я подавляла их.
Именно это я и пытался сделать, когда услышала грохот грузовика, проехавшего мимо меня и остановившегося в нескольких ярдах от того места, где я все еще стояла на коленях в грязи.
— Просто продолжай. Просто продолжай идти, — пробормотала я себе под нос, надеясь, что они решат, что они не такие уж хорошие люди, и займутся своими делами.
Я услышала, как хлопнула дверь и послышались приближающиеся шаги.
Черт возьми.
Я глотнула воздух, который обжег мои легкие, как кислотный туман, пытаясь взять себя в руки и встретиться лицом к лицу с тем, кто, черт возьми, решил остановиться и помочь случайной цыпочке на обочине.
— Женщина, — позвал глубокий, грубый голос, заставив меня вскинуть голову.
О, ради всего святого!
И вот он здесь… все пять миллионов футов его тела. Не совсем, но парень был высокий, шесть футов шесть дюймов. Так же он был широким, чтобы соответствовать росту — крепкие плечи, широкая грудь, массивная в центре, ноги, как чертовы стволы деревьев. На нем были черные джинсы, которые не были ни узкими, ни свободными и сидели так, как должны были сидеть джинсы, что освежало среди моря хипстеров и подражателей-гангстеров. Его черная футболка была тонкого покроя и не делала ничего, чтобы скрыть грубую силу под материалом. Его кожаный жилет был потертым и мягким на вид, став таким от ежедневного ношения с того дня, как ему исполнилось восемнадцать. Мне не нужно было видеть спину, чтобы знать, какую эмблему я там найду.