Катрин надела кожаную куртку и нахлобучив на голову кепку, посмотрела на Дафну, которая провожала её у двери. За спиной блондинки стояли Иоганн и Гретель, которая держала за руку уже одетого Рафи.
- Поспи, - улыбнулась Шван. – У тебя сегодня первая ночная смена.
- Я справлюсь, - широко улыбнулась Дафна. И посмотрев на брата с сестрой, кивнула. – Вы можете на меня положиться, - она указала пальцем на свои глаза и ухо, а потом прикоснулась к значку.
- Только не свети его, - предупредила Гретель.
Девушка кивнула. Катрин была недовольна, но она не могла запрещать Дафне, это был её выбор. Циперович сама встала на путь сопротивления. И как бы Шван ни боялась, что с той может случиться всякое, она смирилась.
Солнышко прогрело воздух и в эти послеполуденные часы на улицах Мюнхена было тепло. Блики лучей отражались в начищенных стёклах магазинов, лёгкий снежок, выпавший с утра растаял и от мокрого асфальта тоже отражалось солнце. Лишь реющие со всех сторон красные флаги с чёрной свастикой в белом круге напоминали о том, кто стоит у власти. Но даже они не могли помешать наслаждаться хорошей погодой, и ты на какое-то мгновение забывал, что где-то идёт война, а людей сжигают в газовых камерах.
Тут Катрин на одном из зданий увидела надпись, сделанную красной краской: «Высшее военное командование лжёт вам!» Она остановилась и уставилась на неё, в удивлении захлопав глазами, но Гретель взяла её под руку и заставила идти.
- Не стоит так реагировать, - прошептала девушка, наклонившись к уху блондинки. – Ты часто будешь такое видеть. Это делаем мы. Таким образом, мы привлекаем внимание простых людей к тому, что на самом деле происходит в нашей стране.
- Это же опасно, - нахмурилась Шван. – За это могут и повесить.
- Не разбив яиц не сделаешь омлет, не так ли? Пока полиция нас не трогает. Пару раз наши товарищи попадали к ним в лапы, но всё ограничивалось разъяснительной беседой. А вот подонки из Гитлерюгенда не так давно зарезали одного из наших ребят. Вот эти отморозки нам пытаются противостоять. Но мы тоже, знаешь ли, не лыком шиты.
Со стороны казалось, что парень с девушкой идут в обнимку и девушка что-то шепчет на ухо своему спутнику. В принципе, оно почти так и было. Если бы молодой человек сам не был переодетой девушкой, а нежные слова не были бы рассказом о действиях «Пиратов».
- Улыбнись, Катрин, а то со стороны мы выглядим странно.
Блондинка улыбнулась и легонько похлопала по руке свою спутницу. Позади них шёл Иоганн, державший за руку Рафаэля. Он с трудом сдерживался, чтобы выглядеть недовольным. Он ведь так мечтал провести этот погожий денёк вдвоём с Катрин.
Они проходили мимо кафе и Гретель предложила им войти, где взрослые выпили по кружке пива с брецелем (Прим. Крендель из сдобы, посыпанный крупной солью, чаще всего с ветчиной и сыром), а Рафи с удовольствием выпил кружку какао и схомячил сладкую сдобную булочку.
Последнее время мальчик наслаждался едой, которая в отличии от той, что была в лагере была просто «вкуснятина». Даже живя в доме коменданта ему редко что перепадало и было это лишь благодаря Катрин. А когда были живы родители, то они редко баловали его чем-то таким. А ещё он с восхищением смотрел на Иоганна. Тот казался мальчику сказочным героем, смелым рыцарем в блестящих доспехах, который борется со злом. И была Катрин. Которая была очень с ним добра.
Когда никто, даже сестра, не видел, он молился богу и почему-то верил, что всё образуется, что нельзя становиться злым. Зло не может победить, лишь справедливость всегда побеждает. Рано или поздно.
Однажды кто-то в бараке в «Дахау» увидел, как он шёпотом читал «Шма Исраэл», единственную молитву, что он запомнил наизусть.
- Бог умер, малыш.
Он сразу не отреагировал, дочитал весь текст, убрал руку от лица и посмотрел на высохшего мужчину, который напоминал скелет и улыбнувшись, покачал головой.
- Я верю. Верьте и вы. Люди ошибаются. Они считают, что они чем-то лучше нас?
- Мы – иудеи, тоже думаем, что мы – богоизбраны, - печально усмехнулся мужчина.
- Я не знаю, Михаэль, - честно тогда сказал Рафи. – Я не знаю, что такое богоизбранный. Но я верю, что мы все равны перед ним.
И мальчик поднял глаза к потолку.
Сейчас же Рафаэль Циперович не знал, во что верить. Он восхищался Иоганном и тоже мечтал, что ему вскоре подарят значок с эдельвейсом. Но с другой стороны принципы, которые были в нём, не сочетались с мировоззрением Хауффмана: всех нацистов и гитлерюгендцев следует убивать. Даже своим детским мозгом мальчик понимал, что и «Пираты» могут просто ошибаться.
Они сидели в парке, а Рафи бегал перед скамейкой, изображая самолёт, когда Катрин вдруг напряглась.
- Что такое? – спросил парень. Катрин кивнула в сторону, где в компании пожилой пары прогуливался штурмшарфюрер СД (Прим. высшее звание унтер-офицеров)
- Я знакома с этим гестаповцем.
- Катрин, спокойно, - прошептала Гретель. – Не забывай свою легенду. Ты – Хорст Геббельс, комиссованный солдат. А то, что ты похожа на какую-то там девушку, так он просто мог перепутать.
- Я реактивный бомбардировщик! - воскликнул Рафи. – Тррр…Я иду на посадку, - склонив голову, врезался в блондинку. Та уже смогла взять себя в руки и улыбнулась:
- Отто, сорванец! – чуть громче, чем нужно воскликнула она, стараясь сделать голос ниже.
Кольбе, прогуливающийся, похоже со своими родителями, посмотрел на молодых людей, сидящих на лавочке и мальчика, что бегал рядом. Он нахмурился, когда встретился взглядом с блондинкой. Ему показалось, что молодой человек, в колени которого уткнулся ребёнок никто иная как Катрин Шван. Но почему она одета как мужчина и рядом с ней лежит трость?
Мужчина что-то шепнул родителям и подойдя к лавочке, посмотрел на Катрин:
- Прошу прощения, мы с вами не знакомы, случайно?
Шван взяла в руки трость, встала почти по стойке «смирно» и чуть повернув голову правым ухом, переспросила:
- Прошу прощения, штурмшарфюрер, у меня контузия. Что вы спросили?
Курт нахмурился. Неужели он обознался? Неужели этот юнец, почти мальчишка, комиссованный солдат?
- Мне ваше лицо показалось знакомым. Вы когда в последний раз были в Берлине?
- Ещё до войны, - не моргнув глазом ответила блондинка.
- Где служили?
- Двенадцатая пехотная дивизия вермахта. К сожалению, меня практически сразу ранило осколочной гранатой. В следствии этого частичная потеря слуха и хромота.
Мужчина пристально смотрел на паренька перед ним и всё же не мог поверить.
- Как ваше имя? – спросил он.
- Рядовой Хорст Геббельс.
– Хайль Гитлер, рядовой.
Катрин немного покачнулась, делая вид, что её беспокоит нога, но вскинув руку в приветствии, громко произнесла:
- Хайль Гитлер.
Её примеру последовали и Иоганн с Гретель. Даже Рафи, понимая всю ситуацию, несмотря на свой возраст, тоже немного неуклюже вскинул руку.
Опустив взгляд на мальца, Курт улыбнулся краешками губ.
- Сколько тебе лет?
- Шесть.
- Через четыре года станешь полноправным членом общества, малыш. Ты живёшь в прекрасное время, а когда придёт время вступать в Гитлерюгенд, наша страна станет самой великой и могущественной державой. Ладно, я прошу прощения, что помешал вашей прогулке, господа.
Кольбе развернулся и подошёл к родителям.
Только когда они отошли на несколько шагов, все присели на лавочку.
Шван достала сигареты и нервно закурила. Выпустив дым, прошептала:
- Ублюдок. А если он начнёт копать? – она посмотрела на Иоганна. Тот хмыкнул:
- Не дрейфь. Хорст Геббельс и правда служил в двенадцатой пехотной. Когда он вернулся с фронта, он вступил в нашу организацию, - тут лицо парня помрачнело. – Это его убили подонки.
- А его, типа, братья?
Парень чуток задумался.
- Будем надеяться, что он этим удовлетворится.
Она взяла билет Дрездена.
Уложив Рафи спать, она написала короткую записку и оставила её на столе.
«Дафна, прости меня. Я уезжаю в Кельбра. К Ангеле. Я надеюсь, что она меня ждёт. Если так, то прощай. Спасибо тебе. Но если я её не найду, я вернусь. И я буду с тобой...
Катрин.»
Было уже поздно и бабушка ушла спать, а Рути стояла возле открытого окна своей комнаты и курила. Она видела, как к дому Шванов подъехало такси, из которого вышел молодой человек и, прихрамывая, подошёл к двери и постучал.
Шван доехала поездом до Дрездена, где сумела найти такси, которое довезло её до домика, принадлежащего её родителям. Расплатившись с водителем, девушка подождала, пока машина уедет и, всё ещё зачем-то придерживаясь легенды, опираясь на трость, чуть прихрамывая подошла к двери и постучала.
Было поздно, стемнело и лишь уличные фонари освещали округу. Она постучала ещё раз, но ответом была тишина.
В этот вечер начала декабря жизнь в Кельбра застыла. Если летом в это время ещё можно было застать кого-то из праздношатающихся или ребятишек, но в конце осени и зимой городок будто впадал в анабиоз.
Она дёрнула дверь, хотя знала, что это было тщетно.
- Блять, - пробормотала она и в отчаянии отбросила свою трость. – Ангела, ты здесь? – Она спросила, наклоняясь к двери. Она подошла к окну, но там были задёрнуты шторы.
Ответом была тишина. Если бы там был Роберт, он бы подал знак…
Шван в отчаянии начала бить в дверь ладонью, когда на другой стороне улицы вдруг открылась дверь.
- Там никого нет! – услышала Шван и застыла. Этот голос она помнила.
Катрин резко обернулась на голос и уставилась на девушку.
- Рути? – спросила она, нахмурившись.
- Катрин? – в свою очередь удивилась та.
- Она ждала тебя до последнего.
Девушки сидели на кухне. Лошак поставила почти пустую бутылку водки на стол, ту, которую они не допили с Ангелой.
- Я смотрю, вы нашли запасы моего отца, - усмехнулась блондинка. – Он был не прочь выпить.
Катрин опрокинула в себя стопку и вздохнула. Лошак тоже выпила водку и посмотрела на блондинку.