Анну это злит и возмущает. Она вскакивает на ноги и начинает метаться по комнате, а затем отворачивается от меня, но я успеваю заметить, как она обхватывает себя руками и начинает плакать. Я заметить, как она обхватывает себя руками и начинает плакать. Я прислоняюсь спиной к изголовью кровати.
— Я знал, что ты расстроишься, — с сожалением говорю я.
— Естественно, я расстроена! А ты разве нет?
Она смотрит прямо на меня, страстно рассуждая о вещах, о которых я запрещаю себе думать.
— Какой смысл зря тратить время, размышляя о том, чего уже не изменить.
Она возвращается и садится рядом со мной, подтянув колени к груди, а ступни спрятав под одеялом. Мне хочется утешить ее объятием, потому что нужных слов мне просто не найти. Я придвигаюсь к ней поближе, и взяв ее за руку, тихо утешаю.
Она смотрит на наши руки — как я поглаживаю ее пальчики. Я хочу, чтобы она посмотрела на меня.
Взгляни на меня, милая Анна.
Мы находимся так близко. Я хочу поцеловать ее. Только на этот раз сделать все правильно, сдерживая внутреннего зверя. Мне хочется владеть ее восхитительным ротиком столько, сколько она позволит. Хочется кувыркаться в кровати с ней, полностью одетыми, испытывая границы своего самоконтроля рядом с этой девушкой, пока она не будет готова к большему.
Ее пульс заметно пробивается сквозь тонкую кожу на шее — быстрый и сильный. Я заставляю ее нервничать. Разочарованно, я подношу ее руку к губам и целую подушечку большого пальца. После чего отпускаю ее и поднимаюсь. Я потрясен тем, насколько мне сейчас хорошо, даже несмотря на постоянно изводящую меня боль.
— Отдохни немного, — говорю.
Она забирается под одеяло и прячет свое лицо. Как же мне хочется увидеть ее цвета.
Я ложусь на кровать, хотя я вовсе не устал. Кожу покалывает, да еще и эта пульсирующая боль внизу живота. Смогу ли я прожить хоть день, не утолив голод зверя? Сегодня, как мне кажется, я смогу укротить его.
Чувство такое, будто я могу мир покорить. Это самый первый раз, когда я хочу попробовать пропустить работу.
— Кайден? — шепчет она. Пульс ускоряется.
— Да?
— Я не осуждаю… просто любопытно… м-м… ты сегодня уйдешь?
Тревога и ревность в ее голосе проникают мне прямо в душу, мне приходится стиснуть зубы и сглотнуть.
— Думаю, нет.
Сердце начинает колотиться, когда она ничего не отвечает, и я бы сделал что угодно, чтобы снова видеть ее цвета. Она довольна? Гордится мной?
Я пока не хочу спать. Завтра у Анны важный день. День, когда она встретится со своим отцом. По плану первой стояла встреча с монахиней, но когда Анна позвонила в монастырь, ей сказали, что сестра Мэри пока не может принять посетителей.
Она нервничает, и я не знаю, как ей помочь. Что ценит Анна? Людей. Веру. Я видел, как она безмолвно молилась перед едой. Не буду врать, меня это немного пугает — мысленно общаться с Создателем… От одной только мысли вздрагиваю. По такова она, и мне надо показать ей, что я принимаю эту сторону ее жизни.
— Анна?
— Да?
— Я не против, если тебе надо… нормально помолиться.
— Ох, — прозвучало удивленно. — Ладно, спасибо.
Она вынимает руки из-под одеяла и складывает под подбородком.
Она правда собирается это делать, прямо сейчас. Обалдеть. Она закрывает глаза и погружается в умиротворение и спокойствие. Мой взгляд мечется из сторону в сторону, ожидая увидеть столп света или нечто подобное, но ничего не происходит, номер остается таким же спокойным и уютным.
Анна разговаривает с Богом. Я бы так не смог. Мы такие разные. Полные противоположности.
Она открывает глаза и я осознаю, что, как дятел, пялюсь на нее. В кого я превратился? Хочется смеяться над столь странным переворотом моих взглядов. Я будто трансформировался в женщину. А дальше что, буду тискать щеночков и ворковать над младенцами?
Фу, нет уж. Младенцы это край.
— Спокойной ночи, — шепчет Анна. Я киваю и напрягаюсь, когда она тянется выключить свет, погружая нас во тьму.