Парень наконец показывает наличие крошечных зачатков яиц.

— Ты что творишь, чувак?

— Мне надо поболтать с Анной, — я смотрю на нее. Это она улыбается, что ли? В полубессознательном состоянии? А потом предпринимает попытку сползти с кровати и встать.

— Я вернусь, — говорит она ему.

Черта с два.

— Вообще, я бы не рассчитывал на это, — вхожу в комнату и беру ее под руку. Мы оставляем парня материться с раскрасневшимся от злости лицом. Он кричит, а мне хватает всего одного сурового взгляда, чтобы заткнуть его, прежде чем я захлопываю за нами дверь.

Я держу ее за руку и вывожу в холл, помогаю спуститься по лестнице, вывожу с вечеринки на заднюю террасу и веду по ступенькам к пирсу.

Что за хрень?

Не нравится мне все это.

Иду быстрее к причалу, уводя ее подальше от других людей. Но когда мы подходим к его краю, я совершенно не знаю, что делать дальше.

Я сажусь, и она осторожно присаживается рядом. Кожей ощущаю ее изучающий взгляд, но он мне не мешает. Сам же смотрю на отражающуюся в воде луну.

Никогда не встречал Нефа, способного так играть. Она не скрывает свои цвета. Она добра к людям, которые обманывают ее, даже, кажется, будто для нее это пустяк. Похоже, она действительно дружит с тем парнем, Джеем. Она говорит и делает то, чего ни один Нефилим не осмелился бы. И потом, та история, что у нее нет денег, не может быть правдой. Одно из двух — или она не знает, кем является, или ведет самую искусную и гениальную игру. Две абсолютные крайности, которые просто не укладываются в голове.

Около воды дуст легкий ветерок, и Анна начинает дрожать.

— Кто ты? — спрашиваю то, чем интересовался еще при первой встрече.

Она медлит.

— Я не знаю, какого ответа ты от меня ждешь, — кажется, будто ее это даже расстраивает. По внезапно она резко вдыхает, цепляясь руками за край причала.

— Что такое? — спрашиваю я.

— Кажется… меня начинает отпускать. Но он говорил четыре часа! — Она поднимается на дрожащие ноги, горбится и, обняв себя руками, начинает метаться из стороны в сторону.

У меня уходит мгновение на осознание того, что она говорит о наркотике. У нее начинается ломка, и, кажется, ею овладевает паника. Я встаю и загораживаю собой выход с причала, чтобы она не рванула прочь. Нужно, чтобы Анна сосредоточилась на мне. Может быть, она будет более разговорчивой, пока еще под кайфом.

Я приподнимаю ее подбородок и заставляю смотреть мне в глаза. Начнем с Нефилимских основ. Мы никогда не болеем.

— Ты когда-нибудь болела? Она сильнее ежится.

— Болела..?

— Гриппом, тонзиллитом, чем угодно?

Глаза девушки расширяются и на долю секунды она немного выпрямляется, пристально глядя на меня. По затем ее тело сотрясают спазмы, и она складывается пополам, хватаясь за колени. Кажется, будто ей по-настоящему больно, но на случай, если все это игра — я не куплюсь.

— Может быть, эта вкусняшка тебе поможет? — Я протягиваю таблетку, которую мне вручил Радж, и Анна бросается к ней со скоростью гепарда. По я быстрее. Ее глаза полыхают от нетерпения. — Сперва ответь на все мои вопросы. Ты хоть раз болела?

— Н-нет, — заикаясь, отвечает она. Отлично. Наконец-то хоть какой-то прогресс.

— Насколько далеко простирается твоя память? — спрашиваю я.

Она перестает дрожать и поднимает на меня взгляд. Она открывает рот, но потом снова его закрывает. Боится отвечать. Я подхожу ближе, мое сердце бьется непривычно быстро. Кажется, что я на грани открытия.

— Отвечай на вопрос, — говорю я.

Она обхватывает себя руками и смущенно опускает взгляд.

— Хорошо. Я помню все с самого рождения и даже до него. Счастлив?

Счастье мне чуждо, но я как минимум доволен тем, что она наконец-то призналась в том, что обладает способностями Нефилима. Наши воспоминания бескрайни и отчетливы с того момента, как душа поселяется в теле.

— А сейчас перейдем к главному, — я подступаю ближе. — Кто твой отец?

Я никогда не видел метку Князя подобного цвета — темно-янтарного, и уж точно не встречал белого — это цвет ангелов.

Ее подбородок дрожит.

— Я… я не знаю. Меня удочерили.

— Чушь, — говорю я, сжав зубы. — У тебя ведь есть какие-то соображения, — я поднимаю руку так, чтобы таблетка находилась над водой.

Она судорожно вздыхает и в ужасе поднимает руки, словно я угрожаю утопить младенца.

— Был один мужчина… — говорит она. Наконец-то, хоть какие-то чертовы ответы. — Помню его со дня своего рождения. Джонатан ЛаГрей… сейчас он в тюрьме.

Черт подери.

— Да, конечно, — я совершенно забыл о Князе, отбывающем срок в тюрьме, потому что никогда не видел его. Князь Токсикомании — зависимости — это и объясняет желание Анны получить еще одну таблетку. — Я должен был догадаться по твоему сегодняшнему поведению.

Она закрывает глаза и я смотрю на нее. Она знает, что не похожа на других. По тому, как она дрожит и борется за эту желанную таблетку, я лишь могу догадываться, что она не часто с этим сталкивается. Словно ее никогда не тренировали. Конечно же, если ее отец сидит в тюрьме… но разве не должен был он прислать кого-то другого для ее подготовки? Нефов обучают контролировать себя, таким образом, не теряясь в собственном грехе.

Анна протягивает руку.

— Моя таблетка, — у нее бледное и осунувшееся лицо. Ни за что не дам ее ей. Если все так плохо после первой, то что же будет после второй.

— Ты имеешь в виду эту? — спрашиваю я. Знаю, что жесток, но она слишком мягкая. Мне хочется заставить ее выпустить коготки. — Извини, радость моя, это всего лишь аспирин. — Лгу я. Таблетка со всплеском погружается в воду.

— Нет! — она едва ли не бросается в воду вслед за чертовой таблеткой, и я хватаю ее за руку. Нужно успокоить ее, прежде чем она совершит какую-то глупость.

— Как давно он дал тебе наркотик? — не ослабляю хватки.

— Что? — Ее взгляд мечется, пока она пытается сосредоточиться. — Не знаю. Тридцать, может, сорок минут назад?

— Очень скоро твой организм сам избавится от наркотика. С тобой все будет в порядке. Просто присядь и попытайся успокоиться.

Когда я отпускаю ее, она послушно садится, и, обнимая колени руками и пряча в них лицо, начинает раскачиваться. Скрючившись, она кажется крошечной, а ее длинные, прямые волосы развеваются по ветру. Во мне поднимается незнакомое ранее сочувствие, и я отворачиваюсь от нее.

Хочется ей верить, но настороженность не отпускает. Не хочу оказаться в ловушке тайны, окружающей ее. Я не могу позволить себе беспокоиться о ней.

Я присаживаюсь на край причала, пока она приходит в себя.

Спустя десять минут она поворачивается ко мне, наблюдая за выражением моего лица с новоприобретённой внимательностью. Ее аура начала вновь наполняться цветами: серым и оранжевым.

— Почему все проходит так быстро? — спрашивает она. Я рад, что она набралась мужества, чтобы открыться и спросить меня о чем-то, пока трезва.

— Наши тела сопротивляются всему инородному. Бактериям, раку, инфекциям — всему набору болезней. Наркотики и алкоголь сгорают очень быстро. Эффект вряд ли стоит потраченных усилий. Я пробовал курить. Днями кашлял черной смолой.

— Очень привлекательно, — говорит она, стряхивая невидимые пылинки с колена.

Я фыркаю в ответ на ироничность ее комментария.

— В точку. Не могу позволить себе непривлекательность.

— Итак… — Она все еще осторожничает. — Ты такой же, как и я?

— И да, и нет, кажется.

Она склоняет голову на бок, рассматривая меня. Как будто именно меня стоит разглядывать. Я хочу задать ей много вопросов, но не делаю этого. В моей голове все еще звучит тихий, недоверчивый голос, предупреждающий не казаться слишком заинтересованным. Обычно Нефы чихать хотят на других Нефов, да и на всех остальных, раз уж на то пошло. На самом деле, наверное, мы достаточно времени провели сегодня вместе.

Я растягиваю слух на всю территорию дома, чтобы проверить, не разыскивает ли меня Радж, но нет. Он у себя в машине раскуривает косячок вместе с Рокершей, и это, несомненно, уже после того, как он принял экстази. Не стоило бы ему так усердствовать, иначе он, скорее всего, продемонстрирует Рокерше, как не надо действовать на заднем сиденье.

Ай-ай-ай.

— Почему вокруг тебя нет облачных штуковин? — спрашивает Анна. Она присматривается к пространству вокруг меня, а я мотаю головой. О чем она, черт возьми? Потом до меня доходит, что ей, должно быть, только-только исполнилось шестнадцать, и она обрела способность видеть ангелов-хранителей.

— Облачных штуковин? — фыркаю я. — Да ты, небось, шутишь. — Конечно, конечно она знает, что у людей есть ангелы-хранители. Это же основа основ.

Пряча свой слух обратно, я натыкаюсь на потасовку в доме — крики.

— Ты знаешь, о чем я? — Она садится ровнее и кажется, что собирается вцепиться в мою футболку. — Знаешь, ведь так?

Внутри дома дерутся Джей и Скотт. Похоже, Джей напился и защищает честь Анны. Замечательно.

Поднявшись на ноги, спрашиваю:

— Твои чувства уже восстановились?

Она открывает рот, явно желая разузнать побольше об "облачных штуковинах", но я отмахиваюсь от нее и она моргает.

— Вроде, да, — говорит она.

— В доме драка. Думаю, тебе лучше послушать.

Она поднимается на ноги и закрывает глаза, с огорченным видом напрягая слух. Затем резко распахивает глаза.

— О Боже мой, Скотт и Джей! — Ага. Джей только что нанес отличный удар, за которым последовал приятный хруст и вой Скотта.

Анна срывается на бег, и я смотрю ей вслед. А у нее хорошие формы. И отличная попка.

И она может оказаться врагом, хотя мне требуется все больше и больше усилий, чтобы убедить себя в этом. Если эту девушку прислали Князья, чтобы испытать меня, я не могу себе позволить купиться на ее впечатляющую игру.

Не спеша возвращаюсь к дому и захожу внутрь. Я слушаю, сбитый с толку, когда Анна спасает ситуацию и оттаскивает пьяного Джея к машине. Она заботится о нем, с нежностью и терпением. Единственный Нефилим, на моей памяти, кто делал что-то подобное — одна из близняшек, Марна. Но она так относится только к нескольким из Нефов — ее друзьям, никак не к людям.