Азурит
Вэл не расслаблялась, пока не оказалась по другую сторону двери квартиры. Она прислонилась к ней, тяжело дыша, ее сердце стучало в ушах, как барабан тайко.
Что со мной не так?
Словно в ответ, завернутые в пластик бумажные полотенца зашуршали в целлофановом панцире. Шум заставил ее подпрыгнуть. Она вздрогнула, чувствуя себя глупо, и положила бумажные полотенца на кухонный стол, где они оказались бы на виду у двери.
В квартире стояла такая тишина, что она слышала жужжание радиатора за соседней дверью. Мередит, казалось, ушла, или же проводила время в своей комнате. Вэл вошла к себе, закрыв и заперев за собой дверь. Комната все еще выглядела почти такой же похожей на камеру, как и в тот день, когда она переехала. Джеки прокомментировала это до того, как Мередит толкнула ее и бросила взгляд, который казался слишком знакомым, чтобы быть случайным.
Такой взгляд, который говорил: «Тихо. Оставь ее в покое. Она сумасшедшая».
Большая часть ее вещей лежала в бумажных пакетах или картонных коробках. Ее дневники хранились в отдельном пакете, но все остальное валялось в полном беспорядке. Рядом с пакетом с дневниками стояла пустая банка из-под маринованных огурцов. Вэл ее вытащила из мусорного ведра и хорошо промыла, наполнив затем пригоршней графитовых карандашей, что она купила в художественном магазине. Она предполагала, что нормальные люди не живут так, как начинающая нищенка, но у нее совсем не находилось энергии, необходимой для наведения порядка и уюта в своей комнате.
Вэл положила ноутбук на свой матрас и села на край, вытянув ноги, с ноутбуком, опасно балансирующим на коленях, пока ждала загрузки экрана.
Веб-браузер все еще оставлася открыт с ее последнего сеанса, так как она никогда не трудилась выключать свой ноутбук. Она открыла Гугл. «Тайник», — напечатала она, прежде чем успела подумать об этом, и приготовилась к худшему, нажимая «поиск».
К ее удивлению, результат оказался достаточно безобидным. «Тайник» был просто тайным обменом предметами между двумя людьми. Предметы, письма, сообщения — все, что угодно. Такая причудливая игра в шпионов, которая понравится детям, как прятки.
Но Вэл не понаслышке знала, как быстро такие невинные игры могут превратиться в нечто испорченное.
Растущей тенденцией в мире технологий были тайники USB, где люди, склонные к сотрудничеству, могли использовать общедоступные USB-накопители или кабели для обмена кодом, программами или файлами. Она поняла, что с этими общедоступными и незащищенными цифровыми путевыми станциями существовал риск заражения вирусом или вредоносным ПО, но они становились довольно популярными в городских районах.
Вэл уточнила свой поиск: «USB-тайник в Сан-Франциско».
Их было два. Один в Даунтауне, а другой в совместном рабочем пространстве в Миссии под названием — Вэл втянула воздух — Нойсбридж.
Казалось, кто-то хотел, чтобы она съездила туда. И когда Вэл проверила местоположение на карте, то поняла, что Нойсбридж находится всего в нескольких кварталах от ее квартиры. Она могла бы дойти туда пешком. Легко. Прямо сейчас, если бы захотела.
Но Вэл не хотела, она боялась.
Она вытащила записку из кармана пальто, пристально вглядываясь в почерк. Он был не его. Почерк Гэвина был такой же гладкий и уверенный, как и он сам. Этот был неровный. Беспорядочный.
Но Гэвин уже обманывал ее таким образом раньше. Он заставил Лизу написать за него одно из его посланий, и Лиза послушно отнесла это письмо родителям Вэл для пересылки. Последний акт предательства перед тем, как он убил ее и снял с доски, оставив Вэл открытой и незащищенной.
«Это не он. Он мертв, так что ты можешь прекратить эти размышления прямо сейчас».
Но ее пальцы уже набирали «Гэвин Мекоцци» в окне поиска и «мертв». Она уже искала его раньше; ее браузер запомнил его.
Вэл подождала несколько секунд, кончики пальцев гудели, пока она ждала загрузки страницы.
«Это глупо. Ты ведешь себя глупо. Зачем изводить себя из-за пустяков, когда у тебя есть реальные причины для беспокойства? Например, кто хочет провести тебя маршем по всему Сан-Франциско, чтобы привести к USB-накопителю?»
В этом-то все и дело. Она не знала. Слишком много совпадений, слишком много мурашек, зловеще покалывающих в затылке, как острие заточенного лезвия. Она чувствовала то же самое в Норт-Пойнте и не прислушалась к своей интуиции, и к тому времени, когда осознала свою ошибку, стало уже слишком поздно бежать.
Результаты поиска наконец-то загрузились. Она быстро просмотрела их. Большинство ей неинтересно читать, потому что она пережила события, которые они описывали на собственной шкуре. Это были истории, которые отправили его шахматную статистику на вторую страницу поисковой выдачи.
Убийства, пытки и изнасилования. О его смерти не упоминалось. Об этом ничего не было, сколько бы раз она ни искала. Никакого некролога. Никакого злорадства по поводу убийцы, привлеченного к ответственности. Ничего, хотя множество людей все еще жаждали его крови.
Ничто так не очаровывало публику, как красивый мужчина с уродливой душой. Вэл откинулась на копчик, инстинктивно отшатнувшись от его фотографии, сопровождавшей одну из статей. Недавних не было, но этот застывший взгляд в его глазах имелся даже тогда, когда ему было всего восемнадцать. Она просто не заметила этого в то время.
Сглотнув, Вэл отвела глаза. Может быть, они еще не нашли его.
Или, что более вероятно, они еще не нашли ее. Она вспомнила, что где-то читала, что копы ищут убийц за нераскрытые преступления, отслеживая поисковые запросы Гугл, подобные этому, с помощью ФБР. Паника охватила ее, и она уставилась на список записей и статей перед собой со смутным выражением ужаса и вины.
Но, вероятно, это был достаточно распространенный поиск, рассуждала она. В ту ночь погибло так много людей, что для кого-то вполне разумно предположить, что он, главарь, внесен в список жертв. А еще он был серийным убийцей. Люди очарованы серийными убийцами — особенно красивыми.
Чувствуя себя больной, Вэл очистила историю своего браузера. На всякий случай. Она никогда и никому не рассказывала о том, что сделала. Как завернула его в простыни кровати, на которой он изнасиловал ее, и вытолкнула через боковое окно в открытый мусорный контейнер этажом ниже. Боже, он был таким тяжелым. Если бы крышка не оказалась открыта, она не представляла, что бы делала. Она ни за что не смогла бы снести его вниз по лестнице.
Несмотря на это, она сильно напряглась, и рана, которую он в отместку нанес ей в живот, увеличилась. Ей повезло, что кровь не растеклась по полу: ее юбка впитала большую часть крови. Захлопнув окно, Вэл сняла трубку, попросила родителей забрать ее и поехала в больницу, чтобы отлежаться.
Легко. Слишком просто. Все время, пока она находилась там, она была как на иголках, ждала, что приедет полиция, наденет на нее наручники и заберет. Но ничего не произошло. Родители отвезли ее домой, всю дорогу угрожая подать в суд на университет, и она провела следующие несколько дней, блаженно накачанная обезболивающими препаратами.
Его тело, как бы неуклюже она от него ни избавилась, похоже, так и не было найдено. Но тогда он, скорее всего, заплатил за комнату заранее и жил отдельно от своих живых родственников. Никто не поднял шум, когда он пропал, потому что у него никого не было.
«Или, может быть, нечего было искать. Может быть, он все еще жив».
Вэл захлопнула ноутбук. «Нет, — яростно подумала она. — Нет, он мертв. Я сама убила его. Я почувствовала, как он умер».
Но если это так, то где тогда его тело?
Где-нибудь на свалке. Гниет.
Она подняла один из своих дневников, упав на матрас, чтобы прижать его к одному из своих согнутых бедер. «Веди дневник, — советовала терапевт до доктора Шенкман, прямо перед тем, как отказаться от нее как от пациентки. — Ты почувствуешь себя лучше, если твои мысли будут изложены четко и ясно. Это поможет тебе сосредоточиться на том, что внутри».
Беда в том, что она пыталась забыть то, что было внутри.
Серые линии кружились по бумаге, пока Вэл писала, рисовала и колола страницы, пачкая их грифелем. Она работала до тех пор, пока пальцы не распухли и графитовый карандаш не выпал из ее безвольной руки, чтобы скатиться на пол и треснуть.
У нее накопилось уже так много дневников, но их все равно не хватало. Никакое очищение не казалось достаточно сильным, чтобы избавить ее душу от ядов. Может, она и дышала, но все равно была мертва.
Ярость захлестнула ее горячим приливом желчи. Милая, покорная Вэл. Его маленький цветок. Его дорогая. Даже после смерти она принадлежала ему. Как бы она ни старалась, ей никогда не удастся избавиться от него.
Некоторые растения относились к пирофитам и прорастали только тогда, когда их уничтожал огонь. Гэвин опалял ее дикостью своих жестоких страстей, пока не приучил цвести в огне. Она стала его наследием, его творением. Вэл умерла вместе с ним в тот день, глядя на его теплую кровь на своих руках и чувствуя, как ее душа, разбивается вдребезги. Все, что было в ней хорошего, окзалось уничтожено… им.
Вэл швырнула свой дневник об стену, и он открылся на странице, покрытой кровоточащим хаосом ее самых сокровенных мыслей. Наполовину обретшее форму и оставленное незаконченным, как предложение, оборванное на полуслове, каждая страница стала исследованием боли. Наброски, выполненные графитом и чернилами — некоторые изящно прорисованы, другие резкие и острые, как лезвие.
Многие про него. Все всегда было связано с ним.
Она убила бы его снова — живого или в образе — если бы это заполнило пустоту внутри и помешало ей слышать абсолютное обольщение его голоса в своей голове всякий раз, когда она оказывалась на грани. Поскольку она всегда балансировала на краю здравомыслия, Вэл все время слышала его голос. Дразнящий. Напоминающий. Она была его шлюхой, его сообщницей, его любовницей и его убийцей, и все это слишком тяжело пережить. Теперь она больше не знала, кто она или что, потеряв ту точку опоры, которой он для нее, как оказалось был.