Звон повторился, а через секунду с треском лопнуло еще одно стекло. Сомнений не оставалось – какой-то недоумок бил стекла в теплице, не поленившись в чертову метель вскарабкаться на высоченный бетонный забор. Назар протяжно вздохнул – выходить на улицу ему совершенно не улыбалось, но он не сомневался, что Жлоб, увидев, во что за ночь превратилась его теплица, будет в бешенстве. Знал Назар и то, что в такие моменты его хозяин бывает попросту опасен, и единственное, что может смягчить его гнев, это яйца злоумышленника в оригинальной упаковке, или, на самый худой конец, сам злоумышленник – с разбитой в кровь мордой, дрожащий и готовый снять с себя последние штаны в возмещение убытков.

Отперев кодовый замок, Назар распахнул дверь, впуская в дом метель. Вместе с метелью в открывшийся дверной проем проникло кое-что еще, куда менее безобидное, чем снег и ветер. Выстрел хлопнул совсем негромко и как-то очень буднично, пуля крупного калибра, выпущенная почти в упор, снесла незадачливому охраннику полчерепа и намертво засела в стене. Назара швырнуло обратно на все еще хранящий тепло его тела стул, стул с грохотом опрокинулся, и охранник распластался на кафельном полу, заливая его темной кровью, в которой темнели какие-то сгустки. Его пистолет, вращаясь на скользком кафеле, отлетел в противоположный угол и замер, ударившись о стену.

Перепрыгивая через тело убитого охранника, перегородившее проход, в дом бесшумно и стремительно ворвались люди в темно-серых комбинезонах, поверх которых неприкрыто красовались легкие бронежилеты, и черных трикотажных масках, скрывающих лицо. Держа наизготовку автоматы с глушителями, они начали растекаться по дому, заглядывая в каждую дверь и перебегая от угла к углу. Их было семеро, но они передвигались с такой плавной стремительностью, что могло показаться, будто их гораздо больше.

Через несколько секунд в глубине дома хлопнул еще один выстрел, и Голован мешком свалился под консоль, на которой были установлены мониторы наружного обзора. Третий охранник, неожиданно выйдя из туалета в конце длинного коридора, наделал-таки шума: в его вскинутой руке блеснула короткая вспышка, и по всему дому раскатился полновесный грохот выстрела из старого доброго «ТТ». В ответ шепеляво залопотал автомат с глушителем; охранник выронил пистолет и с грохотом влетел спиной вперед в только что покинутое помещение. Приземлившись на сиденье унитаза, он обмяк, уткнувшись лбом в стену и глядя широко открытыми глазами на серо-белые, «под мрамор», разводы итальянской кафельной плитки, которой был облицован туалет. Дверь за ним затворилась, мягко щелкнув язычком замка.

В ответ на выстрел наверху истошно завизжала женщина, а на площадке второго этажа возник плечистый мужчина в черной майке без рукавов и с толстой золотой цепью на шее. В руках его задергался, плюясь огнем и рассыпая по покрытым ковровой дорожкой ступенькам горячие гильзы, короткоствольный «Калашников». Зеркальная стена прихожей взорвалась осколками, посыпалась сбитая штукатурка, с сухим стуком упала убитая наповал рогатая вешалка, стоявшая в углу. Последний вошедший в дом человек, одетый так же, как и остальные семеро, но вооруженный, в отличие от них, только длинноствольным «магнумом», небрежно вскинул револьвер и нажал на спуск. «Магнум» басовито рявкнул, и автоматчик, кулем перевалившись через перила, с треском обрушился на тонконогий столик с инкрустированной крышкой, стоявший под лестницей. Держась обеими руками за простреленный живот, он трудно шевелился среди обломков, пытаясь отползти. Стоявший в дверях человек неторопливо подошел к нему и протянул в его сторону руку с револьвером так, что длинное вороненое дуло почти коснулось разом вспотевшего лба. Раненый закричал, и тогда «магнум» выстрелил еще раз, оборвав этот хриплый отчаянный вопль.

Темные фигуры уже стремительно и плавно, как ртуть, текли вверх по лестнице. Второй этаж оказался пуст, если не считать полусумасшедшей старухи, замахнувшейся своей клюкой на ворвавшегося в ее конуру автоматчика. Это была престарелая мать Алексея Петровича, но автоматчика явно не интересовали тонкости жлобовой генеалогии – длинная очередь почти перерубила высохшее старушечье тело пополам, отбросив его на ночной столик, заставленный пузырьками и склянками. Столик перевернулся, задребезжало стекло и остро запахло аптекой, но автоматчик уже скрылся за захлопнувшейся дверью.

Человек, возглавлявший нападающих, неторопливо поднялся на третий этаж, держа «магнум» стволом вниз в опущенной руке. Стрельба и женские крики к этому времени уже стихли. Два автоматчика, приподняв стволы кверху, стояли по бокам дверного проема. Сорванная с петель дверь валялась в стороне.

В доме хлопали двери, и кто-то уже топал по чердаку, больше не таясь – зачистка, судя по всему, была близка к завершению.

Человек с «магнумом» шагнул в комнату, которую охраняли его люди, и остановился на пороге. Стянув с головы трикотажную маску, он бросил быстрый взгляд на часы и изобразил на своем обезображенном шрамами лице некое подобие улыбки.

– Три с половиной минуты, – сказал он. – Почти рекорд.

– Минута десять на этаж, – проговорил сзади один из автоматчиков. – Нормально.

Командир отряда равнодушно осмотрелся по сторонам. Жлоб так и остался сидеть в кресле, на сантиметр не дотянувшись до верхнего ящика стола, где у него хранился пистолет. В углу, спутавшись в окровавленный клубок, лежали полуголые девки – он даже не сразу понял, сколько их там, две или три.

А возле занавешенного тяжелой портьерой огромного, от пола до потолка окна стоял, одной рукой прижимая к груди кейс, а другой держась за простреленный бок, полумертвый от боли и страха гость Жлоба. Спущенные до самого пола вместе с трусами брюки отнюдь не придавали ему солидности. Окинув его холодным взглядом, командир брезгливо поморщился и обернулся к своим бойцам, по-прежнему стоявшим у дверей.

– Это еще что за диво?

– Говорит, из мэрии, – сказал один из автоматчиков и почему-то коротко и неприятно засмеялся.

Второй автоматчик аккуратно, двумя пальцами приподнял нижний край маски и, вежливо отвернувшись, плюнул на пол.

– Я из мэрии, – дрожащим голосом подтвердил Василий Кузьмич. – Объясните мне; что здесь происходит? Ведь вы же не бандиты, на вас форма. Вы очень вовремя, я уже начал бояться…

– Я сам знаю, откуда он, – не обращая на слова Василия Кузьмича ни малейшего внимания, сказал командир. Его гладко выбритый череп, с левой стороны обезображенный старыми рубцами от ожогов, неприятно поблескивал в приглушенном свете скрытых нижних светильников. – Я спрашиваю, что это значит?

– Не шуми, Батя, – сказал автоматчик. – Мы решили тебя подождать – вдруг ты с ним поговорить захочешь.

– А, – без всякого выражения сказал тот, кого назвали Батей. – Да нет. Костя, чего с ним разговаривать.

Он стоял к Василию Кузьмичу боком. Не оборачиваясь, он поднял тяжелый револьвер и выстрелил, не бросив в сторону своей жертвы даже беглого взгляда. Василий Кузьмич выронил кейс, обеими руками вцепился в портьеру и вместе с ней тяжело рухнул на пол.

– Красиво, – сказал Батя.

– Ага, – подтвердил автоматчик Костя, – прямо промеж глаз. Как в цирке, ей-богу.

– Да я не о том, – поморщился командир. – Вид из окна красивый.

Костя посмотрел в огромное, во всю стену, окно, за которым в чернильной тьме густо валил снег, и пожал плечами.

– Снег, – сказал он.

Батя нагнулся за кейсом, рукояткой револьвера сбил кодовые замки и заглянул под крышку.

– Чего там, командир? – подал голос второй автоматчик.

– Капуста, – лаконично ответил тот. – Тысяч пятьдесят, наверное.

– Ну-ка, Толян, – сказал развеселившийся Костя, – у тебя в башке калькулятор. Сколько это будет, если на восемь рыл?

– Шесть с четвертью, – не думая, отозвался Толян и снова, приподняв маску, сплюнул на пол.

– Подержи-ка, – сказал ему Батя, отдавая кейс, и повернулся к Косте. – А ты собери всех. Пора уходить, пока менты нас тут не прихватили.