Лишь одна из проституток, совсем молодая, с мелкими чертами лица, с мелкими зубками, зло огрызнулась, когда Рамодин пропел:

Еще не поздно, уже не рано,

Идем мы с другом из ресторана.

— Отвали, пьянь!

— У девушки ломка, — объяснил майор спутнику. — Нельзя обижаться. Я наркоманов за версту чую.

До того места, где Евгений припарковал машину, оставалось еще метров сто. Но обстановка на стоянке не понравилась сыщику. Наметанный взгляд обнаружил на тротуаре возле здания МИД микроавтобус с занавешенными окнами. Номера микроавтобуса разглядеть из-за расстояния было невозможно, но майору не раз приходилось иметь дело с такими машинами. В тех случаях, когда он участвовал в операциях по захвату преступников. На них ездили омоновцы.

На противоположной стороне Арбата, рядом с гастрономом, в гордом одиночестве маячил бело-голубой «форд» дорожно-постовой службы. А неподалеку от старенькой «пятерки» Рамодина прогуливался гаишник. Громоздкий, как японский борец.

— Тебе сердечко не отстукало сигнал тревоги? — спросил майор у Мишустина и показал глазами на стоянку.

— Это ты про «рафик»? МИД стерегут.

— Не нравится мне, как карты легли. Король пиковый не нравится. И шестерки в колоде не по душе. — Рамодин взял следователя под руку и с силой заставил повернуть в Денежный переулок. — Аркаша! Береженого Бог бережет. Доберусь домой на метро. А ты, толстяк, и пешком дотопаешь. Дом-то рядом.

— А машина?

— Утречком заберу. Что с ней станется? Сторожей-то хватает. А пьяного за рулем возьмут — мало не будет. Да еще на драку спровоцируют. Может, ради этого сбор?

Мишустин идти домой пешком отказался и вместе с майором спустился в метро.

— Лентяй, — прокомментировал Евгений, сажая следователя в вагон подошедшего поезда. — Проследи, нет ли хвоста.

— Ага. Так и буду всю жизнь оглядываться! — проворчал Аркадий.

А Рамодин не стал дожидаться своего поезда. Поднялся наверх на противоположную сторону Садового кольца и некоторое время следил за тем, что происходит на автостоянке. Минут через пятнадцать гаишник, маячивший как неприкаянный на площадке, поднес к уху радиотелефон. И тут же не спеша, вразвалочку протопал к бело-голубому «форду». Открылась задняя дверца. Инспектор уселся на сиденье, и машина умчалась. А через минуту отъехал и «рафик» с зашторенными окнами. Теперь Евгению удалось рассмотреть его номерной знак. Машина принадлежала внутренним войскам.

«Просек, салажонок?! — обратился он к себе уничижительно. Что в общем-то случалось не часто. — Сиди и не чирикай!»

— Женя! Зачем это мне? — благодушно улыбаясь, спросил Владимир Фризе. И повторил: — Зачем?

Его благодушие и умиротворенность возрастали с каждой новой банкой холодного пива «Туборг», которое они с приятелем, старшим опером угро Рамодиным, с удовольствием попивали в просторном кабинете принадлежащей Фризе квартиры. Рамодин удобно развалился на большом кожаном диване. Сам хозяин, закинув одну ногу на подлокотник, другой слегка покручивал кресло, на котором сидел: туда-сюда, туда-сюда.

— Да перестань ты мелькать перед глазами! — взмолился гость. — Голова кружится.

— От пива, старина!

— От пива? Да оно такое легкое, что я с удовольствием добавил бы в него водяры. — Рамодин вылил очередную банку в высокую кружку и который уже раз принялся разглядывать фирменный рисунок — крупного пожилого мужчину, вытирающего платком испарину на лбу.

— Как увижу этого типа, — сказал Фризе, — сразу чувствую жажду. Зажигательная реклама для жаркой осени.

— Не увиливай от прямого ответа на прямой вопрос. Ты же сейчас простаиваешь. Ни одного клиента! Этот Цветухин — подарок судьбы. Готов заплатить любые деньги. И за что? За поиск пропавших «малых голландцев».

Майор скептически оглядел картины, которыми были увешаны стены кабинета. В основном пейзажи. Несколько марин и ведут — городских пейзажей. Широкие золоченые рамы придавали картинам очень торжественный, музейный характер.

— Володька, ты же мне все уши прожужжал. — Рамодин не оставлял надежды уговорить приятеля. — Когда-то и твоих «голландцев» собирались стырить! Одним махом все и выяснишь.

— У тебя-то не получилось одним махом?!

— Да, черт возьми! Мне эта Служба перекрыла кислород! А ты-то свободен. Возьмись. Заработаешь гору «капусты».

— Я больше не хочу зарабатывать.

— Не понял?

— Зачем? Очередной банк пустит мои башли по ветру. В третий раз за последние семь лет. А банкир будет жировать на Лазурном берегу. На собственной вилле.

— Положи в Сбербанк.

— Сам клади.

Фризе вспомнил, как один из крупных банкиров, оперируя фактами, доказал ему недавно, что Сбербанк — учреждение грабительское. А через месяц знакомый и сам обанкротился. И пустил по ветру деньги вкладчиков.

— Остается швейцарский банк.

— Я там и держу валюту. С некоторых пор.

— Да-а? — Рамодин удивился. Посмотрел на приятеля с недоверием. Наверное, что-то в выражении лица убедило майора, что Фризе говорит правду.

Евгений никогда никому не завидовал. Ни тем, кто имел шикарные тачки, ни тем, кто покупал замки на Багамских островах и был упакован в шмотки от Версаче. Майор был молод и считал, что все у него впереди. А сейчас вдруг почувствовал легкий — совсем легкий — укол зависти. И, чтобы заглушить его, сказал:

— Нет, Володя, я не прав. Пиво у тебя прекрасное. Помогает почувствовать благолепие и мир во человецех. Правильно я выразился?

— Общая мысль верна. — Фризе тоже почувствовал неловкость. И приступ острого недовольства собой. Даже брезгливости. «Дурак, нашел чем хвастаться!» Он тут же подавил это чувство и деловито спросил: — Ты мне уже час долдонишь про Цветухина. А почему он сам не позвонит мне? Стесняется?

— Просил предварительно тебя подготовить. Не хочет нарваться на отказ.

— И ты не боишься с ним встречаться несмотря на запрет?

— Боюсь. Но первый раз он сам напросился. А потом я подумал о тебе. И любопытство заело — согласишься ты или нет?

— Знаешь, что произошло с любопытным на базаре?

— Мне нос не прищемят, а отрежут. Вместе с головой. Знаешь, Длинный… — Рамодин потянулся было за следующей банкой пива, но запасы иссякли, и он сказал разочарованно: — А ты обещал — до полного удовлетворения.

— Не горюй. Сейчас доставлю новую порцию.

Когда холодные, слегка запотевшие банки заняли свое место на журнальном столике, Евгений продолжил:

— В этой истории много странностей. И самая большая странность… Попробуй догадайся, какая?

— И не подумаю напрягаться. У нас сегодня день расслабления.

— Эх, ты! Странность в том, что они у нас дело отобрали, а сами и не думают им заниматься. Можешь себе представить?

— Могу.

— С тобой неинтересно. — Рамодин одним духом выпил почти целую кружку янтарной влаги. Блаженно улыбнулся. — С Цветухиным мужики из Службы один раз поговорили. Ничего конкретного не пообещали. Оставили номер телефона, который никогда не отвечает. Вот он и названивает мне. А что я могу? Забиваю ему баки. Меня же предупредили, чтобы нос в дело не совал. А когда стало невмоготу врать, порекомендовал потерпевшему обратиться к частному сыщику Фризе.

— Удружил!

— Он, оказывается, о тебе наслышан. Как о владельце этих самых… «голландцев». — Евгений, не оборачиваясь, махнул рукой на стену, где висели картины. — Между нами: мужчина сначала отнесся к вашему сиятельству с подозрением. Как к возможному заказчику ограбления. — Рамодин рассмеялся. — Подозрительный вы народ, коллекционеры.

— Я не коллекционер. Ты же знаешь.

— Я — знаю. А Цветухин — нет. Честно говоря, у меня большие сомнения в том, что украденные картины удастся разыскать.

— Подначивать неблагородно.

— Боже сохрани! Я о другом. Когда мы примчались в 6-й Ростовский, один из свидетелей, между прочим бывший член Политбюро, товарищ Баранов…