«1. Объявить выговор редакции журнала «Большевик».
2. Вывести т. Зиновьева из состава редакции «Большевик».
3. Снять т. Кнорина с поста ответственного редактора «Большевик».
4. Утвердить следующий новый состав редакции: тт. Стецкий (редактор), Таль, Кнорин, Поспелов»[20] .
Так Зиновьев лишился не только высокой трибуны, позволявшей ему после длительного перерыва напрямую общаться с партией, но и просто работы. А 1 сентября последовало еще одно кадровое назначение. Решением ПБ П.Ф. Юдина, тогда никому не известного выпускника Института красной профессуры, утвердили заместителем заведующего культпропа по науке[21] , сделав его тем самым своеобразным партийным цензором не только публикаций новых работ Маркса, Энгельса, Ленина, но даже и ссылок на их труды.
Только разобравшись с проблемой слишком опасных политических последствий различного рода исторических разысканий, Сталин уже не в одиночку, а совместно со Ждановым и Кировым написал третье и четвертое — за месяц! — письма-отзывы. На этот раз — по поводу конспектов школьных учебников по истории СССР и новой истории. Малозначимые на тот момент, письма эти так и не легли в основу ни постановлений ЦК, ни решений ПБ и далеко не случайно были опубликованы сами по себе только полтора года спустя. Поначалу преследовалась одна-единственная цель: авторскому коллективу предлагалось всего лишь по-новому посмотреть на прошлое; отрешившись от прежних представлений, осознать всю сложность и противоречивость исторического процесса, излагавшегося советскими учеными с легкой руки власти и скончавшегося два года назад М.Н. Покровского предельно упрощенно, схематично.
Оба новых отзыва оказались необычно короткими, свелись, по сути, к общим требованиям избегать «затасканных, трафаретных определений», добиваться «грамотности с точки зрения марксизма». Действительно же значимые указания коллективу авторов содержались в нескольких фразах.
«Нам нужен, — отмечалось в первом отзыве, — такой учебник истории СССР, чтобы история Великороссии не отрывалась от истории других народов СССР… и чтобы история народов СССР не отрывалась от истории общеевропейской и вообще мировой истории». А несколько выше: «В конспекте не учтена борьба течений в правящей коммунистической партии СССР и борьба с троцкизмом как с проявлением мелкобуржуазной контрреволюции». «Мы считаем, — подчеркивалось во втором отзыве, — большой ошибкой, что авторы конспекта обрывают историю на 1923 г. Эту ошибку надо исправить, доведя историю до конца 1934 г.»[22] .
Не трудно заметить, что самым важным для первого отзыва стало использование непривычного тогда понятия «народ» вместо непреложного «класс», а для обоих — пожелание, мягко говоря, предельно актуализировать учебники, доведя их содержание до времени окончания работы над ними, чтобы в них успели попасть те события, которым еще предстояло произойти, а также и для того, чтобы отразить в них окончательный разрыв власти с полностью отвергнутыми как правыми, так и левыми внутрипартийными течениями. Но последнее требование не означало непременную политизацию школьного образования. Напротив, решение ПБ, принятое за три месяца перед тем, 23 апреля, потребовало прямо обратного:
«Предложить Наркомпросам союзных республик и ЦК ВЛКСМ (по линии пионерорганизации) немедленно прекратить проработку решений XVII съезда партии и вопросов марксистско-ленинской теории в начальной школе… В средней школе не допускать перегрузки детей общественно-политическими занятиями»[23] .
Сведения обо всех этих решениях так и не вышли за рамки широкого руководства. Однако общедоступная информация, что время от времени появлялась на страницах газет и журналов, необычайно широко использовалась в устной пропаганде. Это свидетельствовало о том, что тогда, летом 1934 г., и начал исподволь претворяться в жизнь новый курс сталинской группы, признаки чего, хотя большей частью косвенные, были не только многочисленны, но и разнообразны, а потому и весьма убедительны.
Так, по постановлению Совнаркома УССР от 17 марта 1934 г., которое никак не могло быть принято без санкции на то узкого руководства, столицу союзной республики перевели из промышленного и пролетарского, хотя и преимущественно русского по населению, Харькова, где она пребывала с 1919 г. Все центральные учреждения, включая прежде всего ЦК КП(б) Украины, ВуЦИК и СНК, уже в конце июня прочно обосновались в Киеве, являвшемся в далеком прошлом центром Киевской Руси и Русской православной церкви, а в годы революции и гражданской войны служившем местом официального пребывания националистических правительств, петлюровской Украинской народной республики, гетманской Украинской державы. Вынуждало же задуматься о происшедшем, искать в нем некий потаенный смысл то, что событие это последовало слишком быстро за заявлением Сталина на съезде о полном разгроме «национал-уклонистов».
В те же летние дни, 13 июня, ПБ приняло решение и о другом переезде — Академии наук СССР, с момента создания находившейся в столице Российской империи. Шестнадцать лет спустя ее воссоединили с высшими государственными органами страны в одной географической точке — Москве, новой и вместе с тем старой столице.
Скорее показными, явно имевшими всего лишь демонстративный характер, стали последовавшие тогда же переименования двух силовых ведомств. 19 июня наркомат по военным и морским делам, созданный под таким названием еще 8 ноября 1917 г. по декрету II Всероссийского съезда Советов, получил новое — наркомат обороны (НКО). Однако более значимым оказалось не это простое переименование, а то, что одновременно упразднялся Революционный военный совет (РВС, Реввоенсовет) СССР, юридически - высший военно-политический орган управления вооруженными силами страны. Ведь в соответствии с законодательством не Наркомвоенмору, а председателю РВС СССР подчинялись командующие войсками военных округов, флотами, начальники различных центральных управлений, объединявшихся собственно наркоматом. Реорганизация являлась важной и своевременной, ибо ликвидировала порочное, недопустимое в принципе для армии и флота двоевластие, уравнивала, наконец, НКО по положению и функциям с остальными наркоматами. В то же время она и порывала последние, уже чисто ассоциативные связи с изначально самобытной, классово чистой и революционной Красной армией, способствовала окончательному забвению первого председателя Реввоенсовета Республики Троцкого и оказавшихся бесплодными надежд на близкую победу мировой революции.