Сергей Довлатов

Хочу быть сильным

Когда-то я был школьником, двоечником, авиамоделистом. Списывал диктанты у Регины Мухолович. Коллекционировал мелкие деньги. Смущался. Не пил...

Хорошее было время. (Если не считать культа личности.)

Помню, мне вручили аттестат. Директор школы, изловчившись, внезапно пожал мою руку. Затем я окончил матмех ЛГУ и превратился в раздражительного типа с безумными комплексами. А каким еще быть молодому инженеру с окладом в девяносто шесть рублей?

Я вел размеренный, уединенный образ жизни и написал за эти годы два письма.

Но при этом я знал, что где-то есть другая жизнь - красивая, исполненная блеска. Там пишут романы и антироманы, дерутся, едят осьминогов, грустят лишь в кино. Там, сдвинув шляпу на затылок, опрокидывают двойное виски. Там кинозвезды, утомленные магнием, слабеющие от запаха цветов, вяло роняют шпильки на поролоновый ковер...

Жил я на улице Зодчего Росси. Ее длина - 340 метров, а ширина и высота зданий - 34 метра. Впрочем, это не имеет значения.

Два близлежащих театра и хореографическая школа формируют стиль этой улицы. Подобно тому, как стиль улицы Чкалова формируют два гастронома и отделение милиции...

Актрисы и балерины разгуливают по этой улице. Актрисы и балерины! Их сопровождают любовники, усачи, негодяи, хозяева жизни.

Распахивается дверца собственного автомобиля. Появляются ноги в ажурных чулках. Затем - синтетическая шуба, ридикюль, браслеты, кольца. И наконец - вся женщина, готовая к решительному, долгому отпору.

Она исчезает в подъезде театра. Над асфальтом медленно тает легкое облако французских духов. Любовники ждут, разгуливая среди колонн. Манжеты их белеют в полумраке...

Чтобы почувствовать себя увереннее, я начал заниматься боксом. На первенстве домоуправления моим соперником оказался знаменитый Цитриняк. Подергиваясь, он шагнул в мою сторону. Я замахнулся, но тотчас же всем существом ударился о шершавый и жесткий брезент. Моя душа вознеслась к потолку и затерялась среди лампионов. Я сдавленно крикнул и пополз. Болельщики засвистели, а я все полз напролом. Пока не уткнулся головой в импортные сандалеты тренера Шарафутдинова.

- Привет, - сказал мне тренер, - как делишки?

- Помаленьку, - отвечаю. - Где тут выход?..

С физкультурой было покончено, и я написал рассказ. Что-то было в рассказе от моих ночных прогулок. Шум дождя. Уснувшие за рулем шоферы. Безлюдные улицы, которые так похожи одна на другую...

Бородатый литсотрудник долго искал мою рукопись. Роясь в шкафах, он декламировал первые строчки:

- Это не ваше - "К утру подморозило..."?

- Нет, - говорил я.

- А это - "К утру распогодилось..."?

- Нет.

- А вот это - "К утру Ермил Федотович скончался..."?

- Ни в коем случае.

- А вот это, под названием "Марш одноногих"?

- "Марш одиноких", - поправил я. Он листал рукопись, повторяя:

- Посмотрим, что вы за рыбак... Посмотрим... И затем:

- Здесь у вас сказано: "...И только птицы кружились над гранитным монументом..." Желательно знать, что характеризуют собой эти птицы?

- Ничего, - сказал я, - они летают. Просто так. Это нормально.

- Чего это они у вас летают, - брезгливо поинтересовался редактор, - и зачем? В силу какой такой художественной необходимости?

- Летают, и все, - прошептал я, - обычное дело...

- Ну хорошо, допустим. Тогда скажите мне, что олицетворяют птицы в качестве нравственной эмблемы? Радиоволну или химическую клетку? Хронос или Демос?..

От ужаса я стал шевелить пальцами ног.

- Еще один вопрос, последний. Вы - жаворонок или сова?

Я закричал, поджег бороду редактора и направился к выходу.

Вслед донеслось:

- Минуточку! Хотите, дам один совет в порядке бреда?

- Бреда?!

- Ну, то есть от фонаря.

- От фонаря?!

- Как говорится, из-под волос.

- Из-под волос?!

- В общем, перечитывайте классиков. Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого. Особенно - Толстого. Если разобраться, до этого графа подлинного мужика в литературето и не было...

С литературой было покончено.

Дни потянулись томительной вереницей. Сон, кефир, работа, одиночество. Коллеги, видя мое состояние, забеспокоились. Познакомили меня с развитой девицей Фридой Штейн.

Мы провели два часа в ресторане. Играла музыка. Фрида читала меню, как Тору, - справа налево. Мы заказали блинчики и кофе.

Фрида сказала:

- Все мы - люди определенного круга. Я кивнул.

- Надеюсь, и вы - человек определенного круга?

- Да, - сказал я.

- Какого именно?

- Четвертого, - говорю, - если вы подразумеваете круги ада.

- Браво! - сказала девушка. Я тотчас же заказал шампанское.

- О чем мы будем говорить? - спросила Фрида. - О Джойсе? О Гитлере? О Пшебышевском? О черных терьерах? О структурной лингвистике? О неофрейдизме? О Диззи Гиллеспи? А может быть, о Ясперсе или о Кафке?

- О Кафке, - сказал я.

И поведал ей историю, которая случилась недавно:

"Прихожу я на работу. Останавливает меня коллега Барабанов.

- Вчера, - говорит, - перечитывал Кафку. А вы читали Кафку?

- К сожалению, нет, - говорю.

- Вы не читали Кафку?

- Признаться, не читал.

Целый день Барабанов косился на меня. А в обеденный перерыв заходит ко мне лаборантка Нинуля и спрашивает:

- Говорят, вы не читали Кафку. Это правда? Только откровенно. Все останется между нами.

- Не читал, - говорю.

Нинуля вздрогнула и пошла обедать с коллегой Барабановым...

Возвращаясь с работы, я повстречал геолога Тищенко. Тищенко был, по обыкновению, с некрасивой девушкой.

- В Ханты-Мансийске свободно продается Кафка! - издали закричал он.

- Чудесно, - сказал я и, не оглядываясь, поспешил дальше.

- Ты куда? - обиженно спросил геолог.

- В Ханты-Мансийск, - говорю. Через минуту я был дома. В коридоре на меня обрушился сосед-дошкольник Рома. Рома обнял меня за ногу и сказал:

- А мы с бабуленькой Кафку читали! Я закричал и бросился прочь. Однако Рома крепко держал меня за ногу.

- Тебе понравилось? - спросил я.

- Более или менее, - ответил Рома.

- Может, ты что-нибудь путаешь, старик? Тогда дошкольник вынес большую рваную книгу и прочел: