Только в становлении и сотрудничестве и существует педагогическая деятельность комиссара: до того он занимается оргбытвопросами, а после - может вообще ничем не заниматься.
Авторитет же комиссара-соратника ничуть не меньше, чем заслуженный ранее авторитет комиссара-учителя. Для его упадка нужен более серьезный повод, чем равенство знаний или умений.
Развенчание
Такой повод возникает, когда ученики, доучившись по уровня обобщений в решении производственных задач, начинают переносить это умение на задачи жизненные и замечают, что полезность внешнему миру, к которой все на словах стремятся, нередко ограничивается именно комиссаром. При попытках изменить это демократическим путем наблюдается поразительная осведомленность комиссара о результатах завтрашнего голосования. Эти и подобные, очень ощутимые в подростковом возрасте противоречия между словом и делом, накапливаются, при очередном случае у кого-то наступает озарение, вызывающее цепную реакцию, и происходит событие, известное, наверное, всем кто был связан с коммунарскими клубами: бунт стариков. В бурном потоке бунта всплывает, что комиссары, прикрываясь красивыми лозунгами и ловко создавая видимость демократии, хитро управляют клубом для осуществления каких-то своих целей. О том, каковы эти цели, могут возникнуть споры - общее мнение возникает редко. Hо каждому ясно, что гнусные, поелику цель определяет средства, а средство - обман.
(Hравственная проблема здесь есть, и далеко не бесспорная. Можно надеяться, что комиссары не до глубины души верят в свою правоту).
В развитии бунта авторитет комиссара падает до нуля и на этом не останавливается. Hекуда деться от отрицательного авторитета, основанного на личных недостатках комиссара, его сомнительных или неудачных решениях. Hо и это не все. Бунт не только высвечивает все шероховатости и трещины в построенной комиссаром дороге, но, как уж водится, измеряя глубину трещины ломом, расковыривает порядочную яму. То есть, по инерции бунтари наделяют негативной оценкой то, что в более спокойном состоянии духа сочтут вполне приличным. Бороться с этим нежелательным расковыриванием, мешая бунту, бессмысленно. Единственное противоядие всю дорогу работать чисто, чего, конечно, всем хочется и никому не удается. Во всяком случае следует думать, чувствовать, стараться не упускать мелочей, особенно тех, что связаны с понятием справедливости, и вообще не небрежничать, ибо возмездие грядет.
Принимая самые причудливые формы, бунт может свергнуть комиссара, ограничить его права, расколоть клуб на два или больше и многое-многое другое. Пока все это происходит, комиссар может отдыхать с чувством глубокого чего угодно. После развенчания авторитет комиссара занимает крайнее нижнее положение. Затухание бунта знаменует начало или продолжение работы со следующим поколением.
Когда клуб стареет и педагогические цели подменяются общей для любой старой организации целью самосохранения, всякая эффективность падает, ученики меньше научаются самостоятельно мыслить, авторитет не достигает высокого уровня и падение с его вершин происходит не так шумно. Коллектив бунтарей сменяют одиночки; не пытаясь переделать свой клуб, они ищут нечто посправедливее в других ареалах, и в пределе, когда клуб становится ортодоксальной организацией, развенчания не происходит вообще.
Прощение.
После выхода из клуба регулярное общение с комиссаром возобновляется редко. Изменения претерпевает образ Его (комиссара) по обыкновенным свойствам памяти - идеализации и обобщения. Приписываемые комиссару грехи стираются ввиду осознания, имевшие место - ввиду прощения, а воспоминания о теплых чувствах дополняются благодарностью за всяческую науку. Авторитет медленно переваливает нулевую отметку. Дальнейшее его повышение связано с догадкой, хотя бы смутной, что благородные альтруистические идеалы деятельности ради всеобщего счастья хотя и были всего лишь ширмой, но для не менее благородных целей воспитания членов клуба. В результате, прошедшие в детстве через это, чаще всего считают, что комиссар сыграл в их жизни важную роль, личность он незаурядная, но и сволочь порядочная, хотя сволочит, находясь в состоянии самообмана, может даже бескорыстно, из лучших побуждений. Большие приближения или расхождения заблуждений выпускников с заблуждениями комиссаров представляют не здесь рассматриваемые редкие случаи.
Обычно положительный авторитет, не сравнимый, конечно, с тем, что был при сотрудничестве, стабилизируется через 3-6 лет после выпуска из клуба. Можно предположить, что падение его произойдет уже в связи с общим атеросклерозом.
Свойство памяти все обобщать распространяет, в числе прочего, авторитет комиссара на понятие авторитета и авторитарности вообще. У выпускника клуба может быть свое представление о том, что такое демократия, но ни в клубе, ни гденибудь в другом месте он таковой не видел, а увидев, отнесется с большим недоверием и начнет выискивать спрятанный за ней культ, в надежде не позволить впредь водить себя вокруг пальца или любого другого предмета, за палец выдаваемого.
Именно в состоянии прощения и пребывает ныне большинство людей, прошедших в детстве и юности через коммунарские клубы.
* * *
- Выходит, эти Кертисы нас за зомби считают. Видал, из американского фильма?
- А кто тогда не зомби?
- Кертисы говорят, что скауты - не зомби.
- А Ленька и к нам ходит и к скаутам, он тогда кто? Как эти Кертисы вообще узнают кто зомби, а кто нет?
- А посмотрят так... Это, говорят, зомби, а это вот не зобми.
- А как?
- Кертисы говорят: "Это же видно!"
- А если доказывать придется? Сейчас все надо доказывать.
- Да они просто обзываются: если какой командор учит тому, что им не нравится, они не хотят признавать, что мы сами хотим этому учиться, а говорят: "Он хитро управляет". А кто им нравится - тот не управляет. Или не хитро. Доказать-то они не могут, да и никто, наверное, не может: нет таких душемеров и ментоскопов чтобы это измерить. У загипнотизированных людей альфа-ритм в энцефалограмме отсутствует. Так это надо шлем одевать, прибор настраивать... Кертисы себя этим не утруждают: обозвали - и все.