Анискин слушал; вынутый из кармана носовой платок так и остался в его руке неиспользованным, хотя по высокому лбу участкового катились крупные капли пота…

Участковый Анискин неторопливо ехал на открытом «газике» председателя колхоза Ивана Ивановича, который, задумчиво глядя на дорогу, сидел рядом с ним. Справа голубела бескрайняя Обь, слева – поля, кедровые рощи, синие сосняки. Они и километра не отъехали от деревни, как участковый свернул на почти неприметную лесную дорогу, миновав березняк, светлый и праздничный, выехал на огромную поляну, в центре которой возвышалась недостроенная силосная башня.

– Тпру! – сказал Анискин. – Слезай – приехали!

Силосную башню строили несколько очень не похожих друг на друга людей. Четверо, видимо, приехали с Кавказа, двое вели родословную, видимо, из Средней Азии, остальные – кто откуда. Двое, например, были почти двухметрового роста, беловолосые. Один из них, средних лет, был солиден и важен, как швейцар столичной гостиницы; другой – в джинсах – живописен, как новогодняя елка: в диковинного расцвета ковбойке, волосы длинные, лицо круглое, нежное, так сказать, лирическое.

– Здорово, товарищи вольные стрелки! – выходя из машины, браво прокричал Анискин. – Вы, конечно, народ занятой, каждый свою тысячу поскорее заработать торопится, но предлагаю, как говорится, сделать перекур.

– Родной милиции пламенный привет! – обрадовался тот, что был в джинсах.

Строители, так называемые «шабашники», хмуро и не сразу разместились на двух указанных участковым бревнах. Только Юрий Буровских приказание участкового выполнил охотно и даже повесил на грудь семиструнную гитару, которую бережно вынул из густого кустарника.

– Плохо принимаете законную власть! Хоть бы сказали, орлы залетные, чем я провинился? – Участковый ткнул себя пальцем в грудь. – Я ли вас не холю, не лелею?

Первым не выдержал молодой, серьезный кавказец.

– Неправду говоришь, товарищ! – воскликнул он. – Кто лелеет? Кого лелеет? В клуб пойдешь – тебя видишь! С девушкой сидишь на скамейке – тебя видишь! В реке купаешься – ты на берегу сидишь!

– Ты бы помолчал! – негромко, но сурово перебил его широкий и низкорослый мужчина. – Всем тоже – молчать! – Он презрительно усмехнулся. – Пусть гражданин Анискин разговаривает…

– Во! Правильно! – ликующе вскричал участковый. – Иван Иванович!

Председатель колхоза словно очнулся – перестал пускать колечки дыма, озабоченно сдвинул брови, встал.

– Товарищи вольнонаемные строители, – заговорил он. – Федор Иванович обратился на вас с жалобой… По его фактам выходит, что позавчера вы в сельповском магазине скупили весь поступивший туда кримплен – товар, как известно, дефицитный. На этой почве в деревне возникло недовольство. Я лично считаю этот факт безобразным! Бригадой вольных стрелков закуплены все сто десять метров поступившего в магазин кримплена… По тридцать два рубля сорок копеек метр… Это – раз! А во-вторых, кримплен этот самый не покупали двое… – Он указал на «длинновязых» Юрия Буровских и Евгения Молочкова. – Это почему?… Так! Не отвечаете… Тогда – три! Откуда в райцентре на базаре в прошлое воскресенье было выброшено из-под полы семьдесят метров кримплена, хотя в райцентре им торговля еще не производилась? Вано!

– Ну, что Вано, что Вано!

– Куда кримплен девал?

– Сестре послал, племяннице послал, маленький дочь друга послал…

Анискин спокойно покивал головой.

– Вано правду говорит, а вот… – И мгновенно повернулся к бригадиру шабашников Ивану Петровичу, в упор глянув в его хитрые, умные глаза. – А вот ты, Иван Петрович, свои двадцать метров на базар пустил…

Бригадир только снисходительно улыбнулся.

– Да я таких, как ты, когда помоложе был, – сказал он, – через очки не видел… Меня меньше, чем майоры, не допрашивали. Понял! – И поднялся спокойно. – А ну, ребята, кончай волынку, работать надо! Мы не колхозники, чтобы по часу перекуривать… Айда, айда!

Все «шабашники» немедленно встали и двинулись за ним. И только двое – Молочков и Буровских – немного повременили.

– Очень приятно было с вами побеседовать, Федор Иванович! – сказал Евгений Молочков. – Мне всегда бывает весело, когда вы приходите… До свидания!

А гитарист – лирический и томный – перебрал все семь струн и запел что-то такое, чего никто никогда не слышал – песню про «шабашников». Видимо, собственного сочинения…

В некотором отдалении от буровой вышки, год назад давшей первую нефть, шло большое строительство. Выросли аккуратные двухэтажные жилые дома, возводились производственные помещения, электрики тянули линию электропередачи. Выбравшись из машины, Анискин пошел среди этого строительного хаоса и веселой неразберихи. Направо и налево здоровался со знакомыми, кой-кому пожимал руку, иногда приветливо снимал форменную фуражку, а потом остановился.

– Здорово, здорово, Василий Опанасенко! – тепло приветствовал он знакомого рабочего. – Ну, когда будем дальше уходить, когда начнем еще нефть искать?

– Скоро, Федор Иванович, скоро. Вот только здесь приберемся, приналадимся и – дальше пойдем…

– Ты мне, Василий, сегодня-завтра своего Петьку подошли, да не одного, а с Витькой, с дружком… Они мне, Василий, вот как нужны… Лады?

– Пошлю, Федор Иванович.

До деревенской церкви Анискин добрался пешком. Освещенная солнцем, стоящая на небольшой горушке, красивой и яркой была эта церковь, сложенная вперемежку из кирпича и лиственничных бревен. Верно, строили ее в те времена, когда шла борьба между многими направлениями в церковной архитектуре, и потому вышла церковь веселой, чем-то даже не похожей на церковь. Была она обнесена прекрасной и прочной металлической оградой, за которой, кроме церкви, виделся и огромный дом отца Владимира. Дом утопал в черемухах, тополях и рябинах.

– Несказанно рад видеть вас, Федор Иванович, в своих палестинах! – пел бархатным голосом отец Владимир. – Рад столь много и сердечно, что слов не нахожу… Милости просим, милости просим, многочтимый Федор Иванович!…