Мы вернулись к своим исследованиям. У нас осталось не так уж много времени. Скоро звезда должна была сжаться окончательно.
Она остыла почти смертельно. Это необычное ядро еще обладало некоторой термоядерной активностью, достаточной, чтобы пресечь всякую мысль о посадке. Излучало оно, главным образом, в оптической части спектра, и по звездным меркам уже было ничем, но для нас оно было так же опасно, как жерло вулкана.
Найденная звезда была, как тлеющая головешка. Ее яркость была так мала, что различить ее глазом можно было лишь с расстояния не более светового месяца. Засек ее рентгеновский телескоп орбитального спутника, обнаруживший излучение вырожденного нейтронного газа ее ядра. Теперь мы болтались вокруг звезды и делали всевозможные замеры. Мы зафиксировали вещи вроде истечения нейтронов и захвата электронов. Мы вычислили время, оставшееся до превращения ядра в коллапс. При необходимости мы объединялись, но по большей части работали в одиночку. Чем дальше, тем больше обстановка на корабле становилась все более отвратительной. Миранда выходила из себя, провоцируя меня. И, хотя мне нравилось думать, что я выше ее дикарства, должен признать, что я и сам не упускал случая разозлить ее. Око за око. Чужак никогда не давал никакого повода для раздражения. Но косвенная угроза способна свести с ума, и в таком тесном помещении безразличие микроцефала было такой же диссонирующей силой, как неприкрытая сварливость Миранды или мои замаскированные шпильки.
Мы видели на своих экранах кипение агонизирующей звезды. Острова шлака - несколько тысяч миль в диаметре - плавали по огненному морю. Из глубины то и дело извергались огненные потоки. Наши расчеты показывали, что конец близок. Мы были на пороге страшного выбора. Кто-то из нас должен был сесть в монитор в момент окончательной гибели звезды. Риск был огромен. Исход эксперимента мог оказаться фатальным. Никто из нас не хотел брать на себя инициативу.
Наша работа близилась к завершению. Миранда продолжала всеми силами досаждать мне - явно из-за боязни того, что нам предстояло, она очень нервничала, сознавая грядущую опасность. Как я ненавидел ее! Мы начали это путешествие довольно спокойно, и ничто нас не разделяло, кроме профессиональной ревности. Но месяцы близости превратили наши ссоры в вендетту. Один лишь взгляд на нее приводил меня в бешенство. Уверен, что она испытывала то же самое ко мне. Она, словно ребенок тратила все свои силы на то, чтобы сделать мне какую-нибудь гадость. Она вдруг выдумала разгуливать по всему кораблю нагишом, как я подозреваю, чтобы зародить во мне сексуальное влечение, на которое она бы ответила грубым и издевательским отказом. Беда в том, что я никак не мог почувствовать влечение к такому уродливому созданию, как Миранда - раза в два превосходящей меня куче мускулов и костей. Вид ее массивного вымени и монументальных ягодиц не зарождал во мне ничего, кроме отвращения.
Сукина дочь! Делала она это из желания завести меня или из презрения? Так или иначе, она меня достала. И она это поняла.
На третьем месяце нашего кружения вокруг звезды микроцефал объявил:
- Координаты ее говорят о скором достижении ею сферы Шварцшильда. Пришло время послать на поверхность звезды наш аппарат.
- Кто поведет монитор? - спросил я.
Пухлая рука Миранды уперлась в меня.
- Ты.
- Спасибо, но ты лучше меня подготовлена для подобных наблюдений, - отозвался я светло и радостно.
- Спасибо, нет.
- Мы можем бросить жребий, - сказал микроцефал.
- Не стоит, - возразила Миранда. Она уперлась в меня взглядом. Как бы он не выкинул какую-нибудь штуку. Я не доверяю ему.
- Как же еще мы можем сделать выбор? - спросил чужак.
- Мы можем проголосовать, - предложил я. - Я выдвигаю Миранду.
- Я выдвигаю его, - огрызнулась она.
Микроцефал прижал к бугорку черепа веревочки щупалец.
- Поскольку я не собираюсь выдвигать себя, - произнес он тихо, на меня ложится ответственность выбора одного из вас. Я снимаю с себя эту ответственность. Попытаемся найти другой выход.
Мы отложили этот разговор. У нас было несколько дней до наступления критического момента.
Я всей душой желал, чтобы в капсуле монитора оказалась Миранда. Если именно ей будет доверено право посадки на агонизирующую звезду, для нее это будет означать в лучшем случае смерть, в худшем ужаснейшее психическое потрясение. Много бы я дал, чтобы понаблюдать за этим увлекательнейшим и опаснейшим экспериментом.
То, что должно было произойти с нашей звездой, возможно, несколько странно звучит для непосвященного. Эта теория была разработана Эйнштейном и Шварцшильдом тысячу лет назад и многократно подтверждалась, хотя никто до нас не наблюдал ничего подобного с такого близкого расстояния. Когда материя достигает невероятно большой плотности, она искривляет пространство, замыкая его вокруг себя и образуя нечто вроде мешка, изолированного от остальной Вселенной. Сжавшееся ядро сверхновой обладает как раз таким свойством. Остыв почти до абсолютного нуля, достигнув массы Чандрасекара, ядро претерпевает сильнейшее, почти до нуля, сжатие, бесконечно увеличивая свою плотность.
Можно сказать, что оно пожирает само себя и исчезает из Вселенной, ибо как может пространство содержать в себе точку с бесконечной плотностью и нулевым объемом?
Такие коллапсы редки. Большинство звезд достигает состояния холодного равновесия и в нем и остается. Мы стояли у порога необычного и были готовы к посылке на остывающую звезду аппарата-наблюдателя для получения точного описания всего происходящего до того последнего момента, когда сжавшееся ядро прорвет стенки Вселенной и исчезнет.
Кто-то должен был взять на себя управление аппаратом. Это означало непрямое участие в смерти звезды. Из предыдущего опыта уже знали, что сидящему в капсуле довольно трудно различать реальное и видимое. Приходится воспринимать сигналы находящихся где-то далеко датчиков как сигналы своих собственных органов чувств. Возникает нечто вроде психической обратной связи, бывает, что неосторожный исследователь расплачивается собственным мозгом.
К чему могло привести наблюдателя монитора сжатие сознания в одну точку?
Мне очень хотелось это узнать. Но только не на собственном опыте.
Я начал обдумывать, как мне заманить Миранду в капсулу. Она, естественно, желала того же мне. Это она сделала первый шаг, пытаясь сломить меня с помощью наркотика.
Не имею ни малейшего понятия, что за дрянь она применила. Приспособленные - доки по части неаддиктивных (не вызывающих привыкания и пристрастия) галлюциногенов, помогающих им скрашивать однообразие их окоченелого мира-переростка. Миранда ухитрилась влезть в программу, по которой готовилась моя пища, и сляпала один из своих любимых алкалоидов. Я начал чувствовать его действие спустя примерно час после того, как поел. Я подошел к экрану посмотреть на волнующуюся массу звезды - за эти несколько месяцев ее вид успел сильно измениться - и как только я взглянул на экран, изображение стало растекаться и кружиться, словно в водовороте, и языки пламени пустились в сверхъестественный пляс.
Я вцепился в поручень. По спине потекли струйки пота. Неужели корабль начал плавиться? Пол подо мной ходил ходуном. Я взглянул на тыльную сторону ладоней и увидел на них острова пепла в огненном киселе магмы.
Миранда мгновенно оказалась рядом.
- Пойдем в капсулу, - промурлыкала она. - Монитор готов к посадке. Ты увидишь много интересного.
Я, пошатываясь, пошел за ней по странно изменившемуся кораблю. Миранда выглядела еще более непривычно, чем всегда; ее мускулы растеклись и покрылись рябью; ее золотистые волосы отливали всеми цветами радуги; ее тело покрылось складками и язвами, сквозь кожу проросли какие-то жесткие проволочки. Я совершенно спокойно думал о том, что сяду сейчас в капсулу. Она отдраила люк, открывая моим глазам блестящую панель пульта, и я шагнул внутрь. Тут действие галлюциногена усилилось, и я увидел в глубине капсулы ужаснейшего дьявола.