– Увы, мой мальчик.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Из темноты доносился дробный стук зубов нашего отважного проводника.

– Госпожа, – простонал он, – госпожа, мы должны уходить! Джинны проснулись и ищут нас. Мы умрем здесь, и джинны съедят наши души!

– Мы могли бы поискать этот тоннель, мамочка, – заговорщицки прошептал Рамсес.

Сказать, что я испытывала искушение, – все равно что сказать про умирающего от голода, будто ему хочется перекусить. Однако здравый смысл возобладал. На поиски ушло бы никак не меньше нескольких дней, если не недель. К тому же требовалась хорошая предварительная подготовка.

Захваченная путешествием по пирамиде, я потеряла счет времени и опомнилась только сейчас. Запалив факел, мы двинулись обратно.

Должно быть, Рамсес уловил мои страдания. Карабкаясь следом за мной, он прошепелявил:

– Жаль, что папа не шмог получить Дахшур, мамочка.

– Увы, никто в этом мире не совершенен, мой мальчик. Если бы Эмерсон позволил мне поговорить с мсье де Морганом... Но что прошлое ворошить...

– Да, мамочка. Но ты ведь хотела бы приехать в Дахшур надолго, да?

– Не стану этого отрицать, Рамсес. Но не забывай, что твой папа – самый выдающийся египтолог современности, пусть слегка и... гм... бестактный.

На обратной дороге в Мазгунах Эмерсон держался от нас на почтительном удалении. Как верно заметил Рамсес, плоды жизнедеятельности летучих мышей очень запашисты. Я надеялась, что именно обоняние Эмерсона, а не что-то другое заставляло его сторониться своего семейства.

– Хорошо провела время, Пибоди? – прокричал он издалека.

– Да, спасибо, дорогой. Чудесно!

Эмерсон похлопал своего ослика, и тот чуть приблизился к нам.

– Ты ведь знаешь, Пибоди, будь моя воля, я бы преподнес тебе Дахшур.

– Знаю, дорогой.

С юга подул ветерок, и Эмерсон, сморщив нос, шарахнулся в сторону.

– Тебе не хочется узнать, что я выведал у твоего русского, пока ты шлялась внутри пирамиды?

– Я хочу узнать! – с жаром воскликнул Рамсес, разворачивая осла.

Эмерсон поспешно рванул прочь:

– Потом, Рамсес, потом. Почему бы тебе не ехать рядом с мамочкой?

Намеки Эмерсона на откровения неприятного Каленищеффа призваны были лишь возбудить мое любопытство. После того как мы пообедали и Рамсес отправился к себе в комнату, Эмерсон сел за стол и серьезно посмотрел на меня.

– Мы должны поговорить, Пибоди. Пришло время посмотреть в глаза жестокой правде. У меня есть основания считать, что мы оказались вовлечены в преступный заговор.

– Эмерсон! – обрадованно воскликнула я и ядовито добавила: – Какое поразительное открытие.

Муж послал мне кислый взгляд.

– Сарказм идет тебе не больше, чем мне, дражайшая Пибоди. До недавнего времени твои теории оставались лишь сумасбродными фантазиями. Но последние события убедительно доказали, что некие криминальные субъекты избрали нас мишенью. И возле Черной пирамиды кто-то тайком вел раскопки... Все одно к одному. – Эмерсон нахмурился. – Раз уж ты придумала кличку Гений Преступлений, то...

– Мы можем использовать не столь громкий псевдоним.

– Да?..

– Так ты согласен, что тот, кто проник в наше хранилище, из банды Гения Преступлений?

– Не торопись, Пибоди. Давай хоть раз обдумаем все по порядку, призвав логику, а не станем бросаться в пучину спекулятивных измышлений, основанных на досужих домыслах.

Я вздохнула и пододвинула к себе корзину с вещами, давно требующими ремонта.

– Пункт первый: кто-то ведет незаконные раскопки в Дахшуре. А ведь на черном рынке недавно появились украшения времен Двенадцатой династии. Здесь находятся три пирамиды, относящиеся к этому периоду, и одна из них – Черная пирамида, рядом с которой мы видели свежие ямы. Думаю, вывод ясен.

– И воры, наверное, еще здесь, надеются поживиться чем-нибудь еще, например в гробнице...

– Пункт второй! – повысил голос Эмерсон. – Связь Абделя с Гени... с прохиндеями. Насильственная смерть бедняги, появление его сынка в Мазгунахе, потом убийство Хамида... Выстраивается целая цепочка. Ты согласна?

– Поскольку я твердила о связи этих событий с самого начала, то так уж и быть, согласна.

Эмерсон испепелил меня взглядом.

– Но дальше мы отправляемся блуждать в потемках догадок и праздных предположений. Почему наша безобидная компания вызывает такой интерес у этих мошенников? Мы с тобой не видели ничего такого, что могло бы изобличить убийцу Абделя...

– Возможно, видели, но не придали значения.

– Факт остается фактом, Пибоди, – на нас с тобой никто не нападал. Думаю, эти люди ищут что-то конкретное. Некий предмет, волею судьбы оказавшийся в наших руках.

Я отбросила ненавистное рукоделие.

– Ты попал в точку, Эмерсон! Ни денег, ни драгоценностей у нас нет. Табличка-портрет, которую ты стянул в лавке Абделя, конечно, симпатичная, но много за нее не дадут, а обрывок папируса вообще ничего не стоит. Думаешь, из лавки пропало что-то еще и бандит подозревает, что в этом повинны мы?

– Правдоподобная теория, – согласился Эмерсон. – Я хорошо запомнил предметы, валявшиеся в лавке той жуткой ночью. Жаль, что ты не смогла проникнуть в заднюю комнатку днем. Мы могли бы сравнить списки.

– Я-то не проникла, зато Рамсес шуровал там довольно долго. Спросим его?

– Не хочу вовлекать малыша в это грязное дело, Амелия. Я специально дождался, пока он уйдет, прежде чем начать этот разговор.

– Эмерсон, ты недооцениваешь нашего сына. За последние несколько недель он побывал в полиции, чуть не задохнулся, оказался погребенным в песке, похитил льва и анатомировал мертвое тело. И ни разу даже глазом не моргнул!

Эмерсон больше не возражал, детективная лихорадка обуяла теперь и его. Я не сомневалась, что Рамсес и не думает спать.

Эмерсон постучал в его комнату. Через мгновение дверь отворилась и появилась взъерошенная голова. Рамсес был в ночной рубашке, но лампа на столе горела, рядом лежала стопка бумаги и открытая коптская грамматика.

Эмерсон объяснил, что нам нужно. Рамсес важно кивнул:

– Полагаю, я могу предоставить нужную информацию, папочка. Не лучше ли нам перейти в гостиную?

По моему настоянию Рамсес надел халат. Тапочки, конечно же, исчезли. Скорее всего, в утробе льва. Хорошо, что я купила целую партию и припрятала пару на всякий случай. Львенок со счастливым урчанием набросился на башмаки Эмерсона. Общими усилиями нам удалось утихомирить его. Оставив зверю в качестве добычи шнурки, супруг пулей вылетел из комнаты. Мы с Рамсесом и Бастет кинулись следом, захлопнув дверь перед носом не ожидавшего такой подлости львенка.

Заседание клуба детективов решили устроить в гостиной. Эмерсон занял место председателя – уселся за столом, положив перед собой несколько чистых листов бумаги, целую охапку остро заточенных карандашей, чернильницу и ручку с пером. Я с интересом спросила себя, уж не собирается ли возлюбленный супруг обессмертить мои детективные подвиги.

– Итак, – зачастил Рамсес, прикрыв глаза, – скарабей из синего фаянса, тарелка с бусами, холст, на котором было написано: «Год двадцатый, день четвертый от наводнения...»

Я вновь взялась за штопку. Рамсес продолжал монотонным голосом:

– Фрагменты гроба римской эпохи, ящик с мумией жрицы богини Хатор...

Прошло добрых двадцать минут, прежде чем он закончил говорить и открыл глаза.

– Это все, что я могу вспомнить, папочка.

– Очень хорошо, мой мальчик. Ты уверен, что там не было других драгоценных изделий? Ничего, кроме дешевых бус?

– Небольшие ценные предметы могли быть в запертых шкафах, папа. Я не открывал их, потому что мама опрометчиво запретила мне трогать что-либо...

– А еще потому, что такие действия были бы незаконными, аморальными и беспринципными, – подсказала я.

– Да, мамочка.

– И все-таки жаль, что ты их не открыл, – вздохнул Эмерсон.