В последующие дни, стараясь как можно меньше досаждать птицам, я наведывался к ним через день и всего на несколько секунд, чтобы мимоходом заглянуть в гнездо — не вылупились ли птенцы. И вот утром 5 июня в гнезде вместе с тремя яйцами лежал только что вылупившийся, еще не совсем обсохший птенчик. Он был густо покрыт пухом, светло-серым на спине и белым на брюшке, имел черненький, почти прямой клювик длиной восемнадцать миллиметров и огромные светло-серые лапы, в которых один только средний палец был длиннее клюва в полтора раза.
Спустя полтора часа я уже снова сидел в палатке на прежнем месте, готовый к суточному дежурству. И в этот раз птицы регулярно сменяли друг друга на гнезде до 11 часов 15 минут следующего дня, когда самка увела весь свой выводок за сто-сто пятьдесят метров от гнезда. Еще за час-два до этого птенцы по одному или по два уходили из гнезда на расстояние до десяти метров, но вскоре возвращались под наседку. Когда эти прогулки участились, самка и увела трех пуховичков, оставив в гнезде яйцо-болтун — как будто догадалась, что из него ничего не выведется.
Птенец не отличается от окружающих его камней.
В первые двадцать минут семейство ушло за сорок метров, и самка сразу же села греть птенцов. Здесь к ней присоединился самец. При встрече оба родителя приветствовали друг друга поклонами, чего в другое время не наблюдалось.
В дальнейшем около птенцов находилась одна из птиц, а вторая отдыхала, кормилась или чистилась на другом конце галечника; затем они менялись. Кормятся птенцы с первого же дня сами, но обогревают их родители еще очень долго — даже в двадцатитрехдневном возрасте. В это время птенец покрыт еще пухом, только на крыле и хвосте появляются кисточки крупных перьев. В возрасте сорока дней он еще не летает, но уже оперен и издали напоминает взрослую птицу, от которой отличается только тем, что у основания клюва на боках головы у него нет черного цвета и сам клюв без красного. На крыло поднимается в возрасте около 45 дней.
С вылуплением птенцов поведение серпоклювов, обычно молчаливых, резко изменилось. Когда в гнезде появился первый птенец, взрослая птица встретила меня криком уже за триста метров от гнезда, а во время его осмотра атаковала, как это делают некоторые чайки и крачки. При этом серпоклюв, заходя с двухсот-трехсот метров, летит молча прямо на человека не выше полутора метров над землей. Не долетев десяти-пятнадцати метров, он резко сворачивает в сторону, взмывает вверх и, непрерывно крича «КИКИКИКИ...КИКИКИКИ», облетает его по кругу радиусом 30—40 метров. Сделав четыре-пять кругов, птица приземляется в пятидесяти-семидесяти метрах, пробегает еще десять-пятнадцать метров и молча садится. Через несколько минут атака возобновляется — и так несколько раз, только число кругов с каждым разом уменьшается. Если же человек не уходит более получаса, серпоклюв делает продолжительный перерыв, во время которого его не видно и не слышно, а если и это не помогает, он начинает кричать и на земле.
Такой прием защиты потомства серпоклювы применяют вплоть до подъема молодых на крыло. Делает это всегда одна птица, второй в это время не видно. Только однажды на первый крик взятого в руки птенца взрослый серпоклюв реагировал необычно: сел в десяти метрах, поднял вверх крылья и, притворившись раненым, начал биться. При повторных криках птенца ничего подобного уже не наблюдалось.
В первые сорок дней жизни птенцы при опасности затаиваются. Услышав предостерегающий крик родителей, они ложатся среди галечника, вытянув вперед клюв и широко открыв глаза. В таком положении птенец может пролежать полчаса и даже час, не шелохнувшись. Благодаря покровительственной окраске, он настолько сливается с окружающей обстановкой, что увидеть его почти невозможно, а вот наступить на него при поисках очень даже легко. Чтобы избежать этого, мы применили специальный прием, без которого повторные осмотры птенцов были бы невозможны.
Обнаружив со склона, на расстоянии трехсот-четырехсот метров выводок серпоклювов на галечнике, один из наблюдателей следит за ним в подзорную трубу, и, выбрав момент, когда птенцы находятся в наиболее открытом месте, подает сигнал второму, чтобы тот двигался к ним. За двести метров родители издают предупреждающий крик, и птенцы, разбежавшись в разные стороны, затаиваются. По сигналу первого наблюдателя второй останавливается в семи-восьми метрах от птенца и ждет, пока подойдет первый и укажет точное место. Даже хорошо запомнив ближайшее окружение, не сразу удается рассмотреть птенца. Затаившийся, он никак не реагирует на приближение человека. Один птенец в возрасте сорока дней даже не моргнул, когда мы при фотографировании убирали камешки, закрывавшие клюв и часть головы. Взятые в руки, птенцы ведут себя довольно спокойно, почти не пытаясь вырваться, но при выпуске моментально выскакивают из рук и с криком бегут, высоко подняв голову. Один сорокадневный птенец при преследовании после выпуска ни разу не пытался взлететь и даже не расправил крыльев, а бросился в бурную речку и, переплыв ее, залег между камнями. Привычка затаиваться сохраняется в какой-то мере и у поднявшихся на крыло молодых, даже в возрасте пятидесяти дней.
Из трех вылупившихся в 1978 году птенцов выжил только один. Он начал летать в возрасте сорока пяти дней и до начала октября встречался с родителями на том же галечнике. Зиму все семейство провело здесь же, на высоте двух с половиной тысяч метров, что было несколько неожиданно: до сих пор считалось, что эти птицы на зиму спускаются вниз по долинам горных рек.
Летом следующего года пара серпоклювов снова вывела здесь птенцов (двух из них мы окольцевали, как и прошлогоднего), а еще через год кинематографисты студии «Казахфильм» сняли у очередного гнезда прекрасную короткометражную ленту «Дом для серпоклюва». На этот раз серпоклювы гнездились не далее сорока-пятидесяти метров от позапрошлогоднего гнезда. И в этом году толстый слой снега на несколько часов припорошил насиживающую птицу. Эти кадры в фильме — одни из самых красивых и впечатляющих.
Вот уже пятый год наблюдаем мы серпоклювов на знакомом галечнике. Каждый год здесь гнездится одна-единственная пара, которая откладывает четыре яйца, а выращивает в конечном счете одного-двух птенцов. Куда же деваются молодые? Неизвестно. По-видимому, отправляются бродить в поисках пары и новых галечников: для возмужавшей молодежи родительский дом всегда становится тесным.
Найдут ли и пару и подходящее место? Чем меньше становится серпоклювов, тем труднее им подыскать себе пару. Не лучше положение и с местами, удобными для их гнездования.
Это должен быть не просто галечник, а достаточно обширный по площади, обязательно с многочисленными ручьями и речными рукавами, образующими множество галечниковых островков. Только на островке, окруженном со всех сторон бурным потоком, гнездо серпоклюва находится в относительной безопасности от лис, горностаев, куниц, от копыт скота. Надежное укрытие для серпоклюва представляют только те островки галечника, на которых камни средних размеров, примерно равные самой птице. Как на мелкой гальке, так и среди крупных валунов серпоклюв сразу же становится заметным. Трудно, очень трудно этим птицам найти подходящее место для вывода потомства.
Иногда серпоклювы проявляют удивительную терпимость к человеку. Приходилось видеть, как они кормились в каких-нибудь двухстах метрах от работающих тракторов или проезжающих автомашин. В августе и сентябре 1978 года строители автодороги, пролегающей на границе склона и галечника, провели серию взрывов. Серпоклювы никуда не ушли. Только при каждом взрыве они с криком улетали на противоположный склон галечника, но пределов его не покидали и вскоре возвращались на прежнее место.
К сожалению, не всякая человеческая деятельность безвредна для этих птиц. Отара овец, идущих сплошной стеной, легко может растоптать яйца в гнезде или затаившихся птенцов, а сопровождающие отару собаки не преминут полакомиться ими. Очень опасен резкий подъем воды в горных реках, когда бурные потоки заливают островок, смывая яйца или птенцов. Не меньшую опасность представляет и осушение галечника, исчезновение его многочисленных рукавов и островков.