А в то утро, когда она приехала в Новосибирск, то ли солнце припекало особенно ласково, то ли чайки над морем — крошечным, искусственным Обским морем, — кричали чересчур ошалело, то ли слишком буйно цвели яблони в институтском саду. И совсем близко была свобода — последний звонок, выпускной бал, заветные корочки, с которыми можно устроиться на работу, а вечерами бегать на лекции. Совсем другая жизнь — ее вкус Алька уже ощущала на губах, и голова кружилась от надежд. Она ни о чем не думала, сидя на лавочке перед окном профессорского кабинета, лениво прислушиваясь к студенческой болтовне и сладко позевывая от приятной усталости.

Домой возвращаться не хотелось.

Век бы так сидеть.

Она расслабилась. И совершенно бездумно подпустила — очень близко подпустила — Олега Андреевича Морозова.

Приятное знакомство, думала Алька с некоторой, правда, долей небрежности. Которая испарилась моментально, стоило их губам соприкоснуться.

Она отлепилась от него, хватая ртом воздух, как рыба. И глаза у нее были сумасшедшие.

— Погоди, погоди, — скрежетнул зубами Олег, схватив ее горячие пальцы, — погоди.

— Что?

Он отчаянно огляделся.

— Поехали ко мне. Алька, слышишь?

— Поехали, — тут же кивнула она, ни черта не соображая.

Такой долгий день, такой умиротворенный, такой радостно-легкий. Что случилось вдруг? Что произошло, господи? Так не бывает!

Олег отстранился, вспомнив неожиданно, что она — совсем девчонка. Школьница. Наверняка, ее ждут дома мама и папа, и учебники в наивных розовых обложках. А он — здоровенный лоб, многомудрый и искушенный. Должен сохранять спокойствие. Должен, а не получается!

— Ты… Тебя родители ждут? — глупо спросил он.

— Нет. То есть, да. Не знаю. Она не понимала, о чем это он.

— Полдвенадцатого, — Олег постучал по часам, — ты сможешь отпроситься до утра?

— До утра?

— Ага. Я живу в Новосибирске, снимаю там комнату. Нам придется вернуться.

Вот так, правильно, молодец. Нужно контролировать ситуацию, продумать каждую мелочь и взять всю ответственность на себя. Прямо сейчас завалиться к ней домой и дать маме-папе понять, что ему до завтрашнего утра крайне необходима их дочка.

Он бредит! Это очевидно.

Алька обескураженно топталась на месте.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась с тобой?

— Да. А ты, что, не хочешь? — напрягся он.

— Хочу.

Тут они снова принялись целоваться, и Олег забыл, что обязан разрабатывать стратегический план. С этой минуты вообще все пошло наперекосяк, и каким-то загадочным образом они очутились на лавочке в сквере, а потом на заднем сиденье в такси, и хмурый водитель долго допытывался, куда их везти, а Олег не мог сосредоточиться и назвать адрес.

В его коммуналке, взявшись за руки, они долго бродили впотьмах по коридору в поисках телефона. Хихикали, словно умалишенные, и в конце концов оказались в ванной, волоча за собой древний аппарат. Алька долго не могла вспомнить домашний номер, а когда вспоминала, Олег сбивал ее, сетуя, что не может подсмотреть в темноте «заветный набор цифр».

— Перестань, я не могу больше смеяться, — возмущенно шептала она.

— Думаешь, я шучу? — так же возмущенно шептал он. — Мне ужасно страшно. Вот ты исчезнешь утром, и как я тебя буду искать?

— Я не исчезну.

— Честное благородное слово?

И не давал возможности ответить, вновь и вновь прожигая насквозь поцелуями.

Кое-как они расцепились все-таки, и Алька дозвонилась. Объяснение с матерью заняло минуту, выслушивать гневное шипение на том конце провода она не собиралась.

Но когда они вошли в комнату и Алька увидела в лунной дорожке очертания кровати, нетерпеливая дрожь отпустила, сладкое безумие мгновенно выветрилось из головы, оставив лишь похмельную вялость.

— Ты что? — сквозь поцелуи спросил Олег. — Что случилось?

Она отступила к кровати, села неестественно прямо, вдруг осознав, что перед ней — мужчина и ночь. С другими Алька не заходила так далеко. И будто прекратилось действие наркоза, каждой клеточкой она ощутила страх — бездонный ужас, скрытый до этого момента в безумии прикосновений, бешеном пульсе, напряженных сосках.

Ладони ее безвольно упали на покрывало и гладили ткань, словно кошку.

— Алька, что с тобой? — прошептал Олег, замерев посреди комнаты.

— Ничего.

— Я… я иду к тебе, — словно предупредил он.

Она съежилась, хотя мечтала только об этом.

Вот, сейчас с ней случится то самое, необыкновенное — как пишут в книжках, ужасное — как рассказывают одноклассницы.

Бежать?!

Но ей хочется остаться.

Может быть, она просто не готова? И потом, они знакомы всего-то… сколько там? — десять, двенадцать часов?

Но разве это — главное? А что главное?!

— Давай поговорим, — мягко предложил Олег, наконец, догадавшись о ее смятении.

— Да-давай.

— Ты жалеешь, что приехала со мной?

— Нет! — быстро ответила она.

— Ты… не хочешь меня?

— Не знаю, — отчаянно просипела Алька, — я не знаю. У меня такое… в первый раз.

— У меня тоже, — криво усмехнулся он, думая, что речь идет о всепоглощающей, внезапной страсти.

Алька пораженно уставилась на него, пытаясь разглядеть в сумраке лицо мужчины, который признался, что до двадцати с лишним лет прожил девственником. Наверняка, врет. Такой красавчик, такой умница и — до сих пор не спал с женщинами?!

— Ты в армии, что ли, был? — нервно уточнила она.

— Был. А что? — не понял Олег.

— Ну… э… поэтому у тебя не было никого?

Он судорожно закашлялся, потом присел перед ней на колени.

— Алька, у меня было. То есть, были. Но так, как у нас — никогда.

— Как у нас, — зачарованно повторила она и встрепенулась: — А как это?

Он приложил к своей щеке ее ладонь, и, не ответив на вопрос, произнес со всей нежностью, на какую был способен:

— Ты не бойся.

— Ага, — кивнула она покорно.

И все равно боялась. Она дрожала, зажмуривалась, придурковато хихикала и пыталась соблазнительно двигать бедрами, вспомнив вдруг, что женщине полагается принимать в любовных играх активное участие, а не «лежать бревном». В какой-то момент она даже застонала, изображая сверхъестественное блаженство. А внутри все вибрировало от ужаса.