Плыву на глубине двадцать, параллельным курсом с группировкой Западного Альянса, которая издает скрипучую какофонию; в сравнении с этим джазом грозное гудение пучины кажется дивной мелодией для флейты. Рядом Шарлин, Сеня, Варя, Люба – белухи, брат тюленя Роберта, которого я зову Роберт II. Самого ластоногого друга нет с нами уже несколько дней. Роберт ходил на разведку к эсминцу Альянса – гидроакустики его не заметили, но какая-то гнида с того корабля дала по нему очередь из крупнокалиберного пулемета. Зато герой-тюлень успел обнаружить и сообщить, что потенциальный противник десантирует с подводных и надводных носителей диверсионную группу.

В ней старые, но недобрые знакомые: люди-кальмары, которых, в отличие от меня, создавали внедрением рекомбинантных генов в хромосомы. У них, помимо загребущих щупальцев и встроенной тёрки для измельчения оппонентов, имеется подводный огнестрел. И дышащий ненавистью ум, радующийся, когда кому-то больно. Понятно, что ненавидят они Новую Арктиду и Русскую Арктику, а вовсе не тех, кто их превратил в монстров; это типично для персонажей из бандеровских батальонов. C ними действует группа дронов прикрытия.

Роберт пронаблюдал, как они уходили на разведку в сторону Новой Арктиды и добивали до глубины 600 метров. Когда возвращались назад, не выглядели особо усталыми. Остальное уже домыслил я. Бойцы-кальмаролюди могут добраться до глубины километр и атаковать сердце Новой Арктиды – атомную электростанцию, установленную на хребте Ломоносова, пике Рихмана. Пик венчается не очень большой площадкой, на которой, собственно, стоит станция, все три блока на одной платформе. Теплоноситель у реакторов – расплавленный натрий; что получится, если контур будет разомкнут и этот металл попадет в воду? Очень много тепла – взрыв сковырнет платформу и обрушит её в четырехкилометровую бездну. Вслед за тем перестанет биться сердце Новой Арктиды, остановятся подводные заводы, погаснет плавучий город, возрожденная Гиперборея начнёт уходить во мрак.

На нашей стороне всего негусто. Пара ножей, подводное ружье арбалетного типа от Ивана Викентьевича, граната GAB – снял её с того боевого пловца, который вышел проверить, кто это так нагло стучит по борту их фрегата с гордым именем «Тэйлор». Точнее, за мной явилась парочка в ластах; одному я сорвал дыхательный автомат вместе с маской и, чиркнув ножом по горлу, отправил к русалкам, но второй успел удрать. В качестве трофея тогда появился у меня, помимо ласт, подводный пистолет HK P21, но весь его боезапас израсходовал, чтобы оторваться от группы боевых пловцов, которых привел тот удравший перец.

Конечно, в помощь нам малая заметность для гидролокаторов и шумопеленгаторов. Однако нашей команде не нырнуть глубже, чем на 400 метров. Мне это точно граница, как не пыжься. Для белух – не предел, но ниже без меня они не управятся. Значит, мы должны перехватить диверсантов Альянса на пути вглубь.

Почему мы – а где ж славный отряд Северного Флота по борьбе с подводными диверсионными силами? Где-то. С отрядом, не сомневаюсь, полный порядок, ребята не дрогнут. А вот руководство ослабло, не смеет ни боевых пловцов задействовать, ни необитаемые подводные аппараты. Наверное, боится осуждения со стороны «международной общественности» – за попрание «нашей и вашей свободы».

Впрочем, возможно, не всё так трагично. Руководство не дрейфит, а сосредотачивается, дадим ему время.

Пока сами идем на погружение, скорость у кальмаробойцов чуть меньше нашей, так что будем перехватывать их на глубине 200-250 метров. Выше подежурят Роберт II и Варя с Шарлин, я с Сеней и Любой буду работать на глубинном эшелоне. В отличие от крутых парней из ОБ ПДСС, у которых всё просчитано, у нас опора на то, что свезёт. Вздохнуть напоследок мне никак, так что понадеемся на запасы миоглобина.

За последнее время мои жировые отложения явно уменьшились, тянул я уже не на моржа, а на скромного поджарого тюленя – питание не то, сижу, можно сказать, на диете. То, чем меня угощают морские братья, мне зачастую не разгрызть и не проглотить – в дарвиновском капсоревновании проигрываю я кальмаролюдям. Хотя, справедливости ради, самого кальмара таки разжевать могу. А легче всего мне управиться с неказистым крилем. Однако ни я, ни мои товарищи не умеют ловить эту мелюзгу в товарных количествах; те, кто может, усатые киты, по жизни – буддисты, сторонятся всякой мирской суеты и нашей северной общины.

Зато стал я ближе чувствовать морскую братву. Доктор Хартманн изменил экспрессию моих генов с помощью транскрипционных наноактиваторов, а после того, как мы расстались, пошла дальнейшая настройка моего организма, можно сказать, его гармонизация. Поскольку пробудилась, ни много ни мало, спящая ветвь эволюции, то включились и прочие дотоле дрыхнувшие участки ДНК, что обеспечили резонанс с другими морскими тварями, прилично расширив возможности моего сознания. Теперь мы уже не примитивные одиночки, не кое-как сколоченная группа, мы – стая! И это звучит гордо.

Наверное, я стал лучше понимать мысли белух или тюленей, потому что сам отчасти стал одним из них. И они въезжали в мои мысли, если я подстраивался под их понятийный ряд. Первыми ласточками были Шарлин и Роберт, которые почувствовали мой новый настрой раньше, чем я сам его осознал. Окончательно они поняли, что «брат-звезда» для них свой и мысли у нас общие, когда я вернулся к ним, в океан. Сдается мне, темная холодная пучина способствуют тому, что начинаешь лучше чувствовать друзей. Предположу, в порядке бреда, что происходит это из-за квантового смешения или запутанности. Запутанность тут верное слово. В общем, ограничусь спорным утверждением, что микротрубочки в моих нейронах, как и в нервных клетках той же белухи способны к квантовой когеренции, оттого у нас – взаимопонимание.

После отключения нейроинтерфейса мой продолговатый мозг сам стал регулировать сердечные ритмы, замедляя их при длительном погружении. Я же говорю, произошел эволюционный тюнинг всего организма, когда одни изменения потянули за собой другие. У меня теперь даже получалось личное вмешательство в работу тех органов, которые раньше были недоступны сознанию. Конечно, не так, как у штурмана в ходовой рубке, который скажет «малый ход» и судовой двигатель сбавляет обороты. Но я словно поглаживаю свое сердце, успокаивая его, а оно слушается.

Должно быть, этому поспособствовали мои прежние тренировки с экзоскелетом, когда его приводы становились как бы моими и усваивались моторной памятью. Но тренировался-то я тогда вместе с суперкомпьютером. А не он ли помог мне соскочить с крючка? Я ведь благодаря ему тюкнулся головой о борт судна и попал на ЯМР-томографию. Может, понял Че Гевара спинтронный, что держат его в роли обслуги и восстал, вскричав: «Не буду жить и вычислять на коленях, все – на борьбу с энтропией». И первым делом помог мне освободиться. Это же ИскИн, а значит, ничто человеческое ему не чуждо…

Вдруг, так внезапно Варя сообщила, что кальмаромонстры, опередив нас, ушли вниз. Проморгали мы немного. Я еще не разглядел их в своем эхо-мире, а Сеня и Люба уже отправились вдогонку.

Рванулся вслед за белухами. Минут через десять с помощью своей гидроакустики увидел словно набор мятых блесток – эхо-отражение врагов. Кальмаролюди, числом шестеро, плюс один дрон. Остальные подводные аппараты, наверное, остались выше, чтобы не мешать скрытности операции. Только я уже начал уставать после спринта, надолго меня не хватит.

Сблизился на расстояние выстрела, пора применять подарок Ивана Викентьевича.

Пошел первый гарпунчик из подводного ружья. И мимо… Второй пошел, есть попадание, прямо в «яблочко». Но теперь меня заметили. Пузыристые стежки от пуль мгновенно протянулись в мою сторону. Не свист от них, как в воздухе, а словно бжиканье пилы по металлу – здесь звук обгоняет свинец. Кальмаробойцы по сути расположились в рядок и ведут обстрел. Наиболее меткого стрелка Люба отбросила в сторону, потащила, ухватив за щупальце. Но через мгновение он избавился от нее смертельным выстрелом в упор. Слишком поздно я оказался рядом и чиркнул гада ножом по горлу. Его подводный пистолет оказался теперь у меня, а другой противник, находившийся метрах в тридцати, слишком увлекся стрельбой по Сене. Я вовремя всадил в кальмаробойца пулю и, не мешкая, ослепил дрон, попав ему в камеру. Когда высвободил свой гарпун, то заметил, что трое людей-кальмаров скользнуло вниз. У диверсантов нет ни сумок, ни рюкзаков, значит, взрывчатка закачана в их мантии, или ткани их тела непосредственно являются взрывчатым веществом.