Нодар Владимирович ДУМБАДЗЕ

КОРРИДА

Рассказ

Перевод З. Ахвледиани

Дато начал свой рассказ, словно кроссворд решал:

- И вот на рассвете мы в одном из городов Испании...

- Мадрид! - крикнули одновременно я и Нана.

- Когда сбудется? - схватила Нана меня за волосы.

- Никогда! - буркнуя я, высвобождая голову.

- Дебил! - сказала Нана.

- Перестаньте! Это был не Мадрид! - разнял нас Дато.

- Сарагоса, - сказала Лили.

- Нет!

- Барселона!

- Нет!

- Бильбао!

- Нет!

- Севилья!

- Нет!

- А ты уверен, что это действительно была Испания? - спросила Нана.

- Как вы подъехали к городу - по морю или по суше? - спросил я.

- По морю! - ответил Дато.

- Валенсия! - попытал я счастье.

- Точно! - Дато хлопнул меня по колену и продолжал: - В полдень отправились в город... Иду по набережной, то и дело оглядываюсь - боюсь потерять из виду мачты нашего корабля. "О, омбре симпатико!" - слышу вдруг. Что такое? Передо мной стоит живая мадонна и удивленно смотрит на меня.

- Ври, ври! - хмыкнула Лили.

- Я не верю глазам и ушам своим... - продолжал Дато.

- Давай, давай! - поддакнула Нана.

- Мадонна спрашивает: "Эрес хеорхино?", то есть "Вы грузин?".

- Си, сеньора, сои хеорхино! (То есть "Да, я грузин!") - отвечаю я.

- Вива хеорхино! - визжит мадонна и повисает у меня на шее.

- О, палома бланка, ес эспаньола устед? (То есть "Вы испанка?") спрашиваю я.

- Кларо Кеси, Кларо Кеси! - отвечает она.

- Вива Испания! - визжу я и повисаю у нее на шее. В глазах мадонны сверкают слезы... - Дато закрыл глаза.

- Болван! - сказала Лили и вышла.

Дато так и сидел с закрытыми глазами, пока не вернулась Лили с подносом в руках. Тогда он взял чашку, страстно вдохнул аромат дымящегося турецкого кофе, отпил глоток и продолжал:

- Короче говоря, я и моя мадонна очутились на корриде... Конечно, поход финансировала она, - уточнил он на всякий случай. - Мы, туристы, разумеется, были предупреждены о возможных провокационных кознях, но... каким бы я был грузином, если б отказал моей даме... Одним словом... Дато умолк и окинул девушек многозначительным взглядом.

- Назови свидетелей! - потребовала Нана.

- На подобные дела свидетелей не водят! - ответил Дато.

- Что же было дальше? - спросила Лили.

- Начался бой. В тот день работал Домингин - кумир испанцев... На арену ворвался бык - белый красавец с янтарными, почти прозрачными рогами... Подобного быка увидишь разве только во сне... Толпа взревела от удовольствия: - Тор... р... ро-о-о! - Таких быков-избранников, оказывается, выводят на арену лишь один раз в год, и то лишь для матадоров-избранников вроде Домингина... Бык сперва завертелся волчком, потом вдруг замер на месте, словно увидел нечто необыкновенное... Домингин стоял в центре арены и, медленно, чуть заметно размахивая мулетой, шепотом повторял: - То-о-о-ро... То-о-о-ро... То-о-о-ро... - и в ожидании быка отбивал каблуками чечетку в ритме Самбы.

- Домингин - сила! - вздохнула Лили.

- Санчес Мехиа по сравнению с ним - просто сопляк! - ответил Дато, не глядя на Лили, и стал в позу, которую, очевидно, занимал тогда Домингин. Бык вдруг сорвался с места и метеором ринулся на матадора. Грациозно изогнувшись, Домингин развернул мулету, и спустя мгновение бык с размаху ткнулся в красную ткань. Не сумев сдержаться, животное споткнулось и мордой вспахало песок арены.

- Оле-е! - отозвалась толпа восторженным ревом.

Бык быстро вскочил, отряхнулся и вновь бросился на матадора... И тем же ловким и красивым маневром Домингин ушел от атаки. Снова и снова бык кидался на матадора, а тот стоял невозмутимо, слегка покачиваясь, и каждый раз незаметным движением мулеты отводил от себя рога разъяренного быка.

- Оле-е-е, оле-е-е, тор-р-р-р-о-о! - неистовствовала коррида.

Бык ревел, бесновался, бросался из стороны в сторону в этом заколдованном кругу. Устав, он остановился, и тут настала очередь пикадора. Он кольнул быка копьем и быстро отскочил в сторону. Кровь хлынула из раны, и белоснежное тело быка вмиг окрасилось в красный цвет. Удивленное животное обернулось и, увидев перед собой вместо человека покрытого тюфячными латами коня, ринулось на него. Удар был сильным, конь покачнулся и, не выдержав натиска, упал вместе со всадником. Его задранные вверх ноги беспомощно барахтались в воздухе. Бык отступил, примерился и, не успел приподнявшийся было на передние ноги конь вскочить, с размаху вонзил рога в живот... Обезумевшего, с окровавленной мордой и рогами быка окружили помощники матадора, стараясь выманить его на середину арены, а тем временем упряжка осляков, позванивая бубенчиками, волокла по песку выпотрошенного, испускавшего последнее дыхание коня... Потом быка обступили бандерильеро, и в спину и бока животного одна за другой впились разукрашенные пестрыми лентами бандерильи... Бык замычал. Истекая кровью, с затуманенными от боли и гнева глазами, он уже без цели бродил по арене и наконец, высунув в изнеможении язык, остановился. Домингин, видно, считал ниже своего достоинства нападать на обессилевшего противника. Он ждал. Но бык словно окаменел. Тогда матадор обернулся лицом к публике и поднятыми вверх руками победителя приветствовал ее. Рев обезумевшей многочисленной толпы оглушил меня. Коррида ликовала. Но торжество ее оказалось преждевременным. Бык вдруг сорвался с места и...

- А-а-а-а! - вырвался стон у толпы.

Не знаю, то ли Домингин уловил в этом крике тревожное предупреждение, то ли сработало в нем обветренное чутье тореадора, но он успел повернуться и в последнюю секунду уйти от неминуемой гибели - рога быка промелькнули в сантиметре от его груди...

На арене вновь началась пляска смерти... Разъяренный бык в неистовстве нападал на человека, и каждый раз человек ловко отражал его атаки. Это был каскад маневров, это была демонстрация зоркости глаз, силы мускулов, смелости, красоты и пластики. Это был фейерверк подлинного искусства.

...Наконец у животного иссякли последние силы. Оно выдыхалось. Бык остановился, опустил голову и, тяжело дыша, с минуту молча глядел на песок. Вдруг он вздрогнул, напрягся, и я услышал его дикий, душераздирающий вопль: