Вот эта ничем не обоснованная жестокость, дошедшая до взаимоистребления, и является в этническом плане очень показательной.
Вспомним битву при Фонтенуа в 841 г. (мы уже говорили о ней, разбираясь с фазой подъема). Там немцы и французы после боя носили раненым врагам воду, мотивируя это тем, что они свои люди, хотя и принадлежат к разным партиям. Именно такой характер поведения свидетельствует о наличии суперэтнической целостности. Не зря мы говорили, что 841 г. - год рождения "Христианского мира", поскольку до того ничего подобного при войнах в Европе не было. Дело в том, что внутри любого суперэтноса, конечно, идут войны, проливается кровь, творятся жестокости, но, обусловленные самой войной, они никогда не превращаются во взаимоистребление - люди помнят, что воюют хоть и не с соседями по улице, но и не с совсем чужими, не с "дикарями".
Все так, но ведь немцы и чехи в XV в. тоже принадлежали к тому же самому "Христианскому миру"! В чем же причина этих перемен в поведении? Конечно, можно сказать, что суперэтнос-то один, но чехи - славяне, а немцы германцы. Ну, хорошо. А что же поляки - не славяне?
Немцы и чехи в XV в. почему-то утратили чувство суперэтнического единства, стали ощущать себя такими же чуждыми, как немцы и русские, и относиться начали друг к другу соответственно, тем более во время войны, что сразу стало заметно.
И действительно, гуситские войны были первой вспышкой, которая показала, что в суперэтносе начинается новый процесс - дивергенция. Недаром Гус сказал: "Я-то гусь (гус - это и есть гусь), а за мной придет лебедь". И этот лебедь пришел через сто лет. Звали его Мартин Лютер, и проповедовал он тоже только некоторые улучшения норм религии, точнее - культа.
ПАССИОНАРНЫЙ НАДЛОМ В ГЕРМАНИИ
В 1517 г. Мартин Лютер прибил к дверям церкви в Виттенберге свои девяносто пять тезисов, по которым он считал себя несогласным с католической церковью.
Если бы в наше время, в XX веке, кто-нибудь прибил бы тезис к дверям где-нибудь в Лондоне: "Я не согласен с английской конституцией и постановлением парламента" - ему сказали бы: "Ну, и иди домой". И этим все кончилось бы. Но это было средневековье - "страшная" эпоха. Все заинтересовались: "Как так, этот монах не согласен с тем, во что мы, весь христианский мир, веруем? Давайте разберем, какие у него доводы, устроим диспут, он имеет право выслушать возражения". И устроили. И кто председательствовал на этом диспуте? Император Карл V Габсбург, во владениях которого "не заходило солнце": он был императором Германии, правителем Нидерландов - это был его наследственный домен, еще было у него Испанское королевство, испанские владения в Америке, Филиппины, Неаполитанское королевство, Милан в Ломбардии. И он был председателем на этом диспуте, рядом с ним сидел папский легат - богослов, который должен был спорить с наглым монахом. По правую сторону от представителей духовной и светской власти находились магнаты германской империи и послы из соседних католических государств, по левую сторону - духовные лица. Привели Лютера и говорят: "Спорь! Отстаивай свои тезисы". Он смешался. Карл посмотрел на него и сказал: "Я думал, это человек... а он дрянь. Ну, ладно, завтра приведите его к отречению и отпустите, чего с ним разговаривать". А Лютер за ночь-то передумал все, и когда его на следующий день привели отрекаться, он сказал: "Я здесь стою и не могу иначе". И пошел крыть доводами, очень вескими. Половину собрания переубедил.
Лютера решили арестовать - такое в те времена случалось. Герцог Саксонский успел его спасти, дал ему всадников, конвой, увез в один из своих замков и там спрятал. Идеи Лютера пошли по всей Европе, а сам он сидел тихонько и переводил Библию, чтобы занять свободное время, которого у него теперь было много. Отсюда пошел раскол суперэтнического поля от "Вормского эдикта" 1521 г.H9Следовательно, дело, очевидно, не в том, что Лютер говорил. Подавляющая часть европейцев была безграмотна, а у тех, кто был грамотен, тоже было не очень много времени, чтобы читать и изучать все эти принципы, взвешивать аргументы, сравнивать, что правильнее: следовать Преданию или Писанию. Для этого Писание надо было хорошо знать, а оно толстенное, да еще на латинском языке, трудно читать. Как надо понимать пресуществление во время мессы? Или предопределение? Какое учение о спасении правильнее?.. Господи, да некогда! Но тем не менее вся Европа разделилась на протестантов и католиков, потому что каждый, толком не зная за что он, точно знал, против кого он. А кроме того, все без исключения - от северной Норвегии до южной Испании - все были не довольны и неудовлетворенны той системой католической средневековой мысли, которая была прилажена для эпохи подъема (т.е. хорошо работала при акматической фазе!).
РЕФОРМАЦИЯ - ИНДИКАТОР НАДЛОМА
Явно выступил на поверхность новый поведенческий императив - реактивный императив фазы надлома. Формулируется он просто: "Мы устали от великих! Дайте пожить!" И теперь им нужно было что-то другое, потому что старая система не отвечала ни накопленному уровню знаний, ни растраченному уровню доблести и мужества, ни сложившимся экономическим отношениям, ни бытовым заимствованиям и нравам, вообще ничему.
Реформы в сущности были необходимы для обеих сторон, и обо всем можно было мирно договориться. Но весь фокус в том, что договариваться никто не хотел. По существу равными реформаторами были не только несчастный Гус и счастливый его последователь Лютер, не только страшный Кальвин, обративший в свою веру Женеву и половину южной Франции, не только мечтатель Цвингли, не только убийца и предатель Иоанн Лейденский, который, провозгласив "царство Сиона", залил кровью поверивший ему город Мюнстер, но и такие католические деятели, как Савонарола - истинно верующий доминиканский монах, который заявил: "Хватит рисовать проституток в церквах под видом святых; художники шалят, а нам каково молиться?" Кончил Савонарола свои дни на костре, унеся в небытие большое количество произведений подлинного искусства из-за того, что решил бороться против неуместной в храмах порнографии. Таким же реформатором был и испанский офицер, раненный в ногу, Игнатий Лойола, который решил, что бороться с Реформацией надо теми же средствами, которыми Реформация борется с католической церковью, т.е. воспитывать жертвенных людей и учить их католицизму. Учить! Доминиканский орден - ученый орден. Доминиканцы учились сами, они сидели и зубрили латынь, Августина, Писание - сложные вещи; карты им были запрещены, все развлечения запрещены; так они, бедные, придумали костяшки - домино, это им никто не удосужился запретить, и играли в свободное время.