- Прекрасно. - С несколько отрешенным выражением лица Дарник прошел к фургону и вынул из мешка сверток тонкой, пропитанной воском бечевки. Он тщательно привязал к одному ее концу крючок, украшенный яркого цвета нитками, и принялся за поиски молодого гибкого деревца. Через пять минут он уже стоял на валуне, вдававшемся в озеро, и размашистыми движениями закидывал удочку в воду.

Эрранд тоже спустился к озеру, он обожал наблюдать, как Дарник ловко обращается со снастями. Его неуемная страсть к рыбалке находила в душе мальчика самый живой отклик.

Прошло около получаса, и Польгара крикнула им:

- Эрранд, Дарник, обед готов.

- Да, дорогая, - рассеянно отвечал Дарник. - Сейчас идем.

Эрранд послушно поплелся к фургону, хотя глаза его неотступно следили за потоком падающей воды. Польгара бросила на него понимающий взгляд и положила приготовленные для него куски мяса и сыра на хлеб, чтобы он мог отнести свой обед на берег озера.

- Спасибо, - поблагодарил он.

Дарник продолжал рыбачить, сосредоточенно глядя на воду. Польгара спустилась к нему.

- Дарник, - окликнула она. - Обедать.

- Да, - ответил тот, не отрывая глаз от воды. - Иду. - Он снова закинул удочку.

Польгара вздохнула.

- Ну, что же, - проговорила она. - Видимо, у каждого мужчины должен быть по крайней мере один недостаток.

Прошло еще полчаса, и Дарник пришел в недоумение. Он перепрыгнул с валуна на берег и, почесывая голову, стоял, в замешательстве уставившись на бурлящую воду.

- Я знаю, что она здесь есть, - сказал он Эрранду. - Я ее нутром чувствую.

- Вот она, - произнес Эрранд, указывая на водоворот рядом с берегом.

- По-моему, она должна быть дальше, Эрранд, - с сомнением в голосе отвечал Дарник.

- Вот, - повторил Эрранд, указывая туда же.

Дарник пожал плечами.

- Ну, если ты так считаешь, - сказал Дарник и, поколебавшись, опустил наживку в водоворот. - Хотя я все-таки думаю, что она должна быть посередине.

И тут удилище резко согнулось, превратившись в тугую дрожащую дугу. Одну за другой Дарник вытащил четыре форели, толстые, мясистые форели с пятнистыми, отливающими серебром боками.

- Почему ты так долго не мог найти нужное место? - спросил его Бельгарат уже вечером, когда они снова выехали на дорогу.

- Такое озеро нужно обрабатывать методически, Бельгарат, - объяснил Дарник. - Начинаешь с одной стороны, а затем бросаешь удочку в разные места по всей площади.

- Понятно.

- Только так точно знаешь, что прошел все озеро.

- Конечно.

- Хотя я и без этого знал, где они спрятались.

- Естественно.

- Я просто хотел все сделать по правилам. Надеюсь, ты понимаешь.

- Безусловно, - с серьезным видом ответил Бельгарат.

Перевалив через горы, они повернули на юг и очутились на широких степных просторах Алгарийской равнины, где паслись стада лошадей и коров, утопая в огромном зеленом травяном море, по которому, пуская рябь и волны, пробегал дувший с востока ветер. И хотя Хеттар настаивал, чтобы они заехали в крепость алгарийских кланов, Польгара отказалась.

- Скажи Хо-Хэгу и Силар, что мы, возможно, навестим их позже, - сказала она. - Сейчас же нам действительно нужно ехать в Долину. Может статься, нам понадобится почти все лето, чтобы сделать матушкин дом пригодным для жилья.

Хеттар сдержанно кивнул и, помахав на прощание рукой, повернул свой отряд на восток, где на краю зеленого травяного моря стояла похожая на гору крепость его отца Хо-Хэга, Верховного предводителя алгарийских кланов.

Усадьба, некогда принадлежавшая матери Польгары, располагалась в низине среди холмов, окаймлявших с севера Долину Алдура. Через низину протекал хрустально чистый ручей, а чуть поодаль росли березовые и кедровые рощи. Дом был сложен из камней, серых, кирпично-красных и темно-коричневых, тщательно подобранных друг к другу. Это было широкое низкое здание - настоящая усадьба. В нем уже больше трех тысяч лет никто не жил, поэтому и кровля, и двери, и оконные рамы давно уже были разрушены временем и непогодой, и лишь голые стены, поросшие ежевикой, высились под открытым небом. И тем не менее от них исходило необъяснимое ощущение гостеприимного дома, как будто Поледра, жившая здесь когда-то, приказала даже камням дожидаться возвращения ее дочери.

Они прибыли сюда в самый разгар жаркого полдня, и Эрранд, убаюканный скрипом колес, разморился и задремал. Когда фургон остановился, Польгара осторожно потрясла его за плечо.

- Эрранд, - сказала она, - приехали.

Он открыл глаза и впервые увидел то, чему предстояло навсегда стать его домом. Он увидел каменные стены, скрытые в зарослях кустарников и высокой густой траве. Рощи, где белоснежные стволы берез выделялись на фоне темно-зеленых кедров. Он увидел ручей и сразу понял, сколько здесь таится возможностей. В ручье, конечно, можно будет пускать кораблики, бросать камушки и, если ничего больше не придет в голову, прыгнуть в него самому.

Несколько деревьев было, казалось, специально создано для того, чтобы по ним лазать, а при взгляде на большую старую березу, нависшую над ручьем, у него просто дух захватило при мысли о том, какой это прекрасный трамплин для прыжков в воду.

Фургон остановился на вершине пологого холма, плавно спускающегося к усадьбе. По такому холму мальчишки могут бегать с утра до вечера, если небо такое же, как сегодня, - голубое-голубое, с рассыпанными по нему облаками-одуванчиками. Густая трава по колено и влажная земля под ногами; пьянящий поток сладковатого воздуха бьет в лицо, когда бежишь вниз под горку.

И вдруг Эрранд почувствовал какую-то особую, сжимающую сердце грусть, грусть, остававшуюся неизменной на протяжении веков, и, повернувшись, он увидел, как скупая слеза проползла по морщинистой щеке Бельгарата и спряталась в белой окладистой бороде.

Но тоска Бельгарата по своей ушедшей жене не заслонила того глубокого и всепоглощающего восторга, который охватил Эрранда при виде этой маленькой зеленой ложбины, деревьев, ручья и густой травы. Он улыбнулся и проговорил:

- Дома, - пытаясь ощутить вкус и аромат этого слова.

Польгара серьезно взглянула ему в лицо. Цвет ее лучистых глаз менялся вместе с ее настроением - от бледно-голубого, почти серого, до темно-фиолетового.

- Да, Эрранд, - ответила она своим густым гортанным голосом, - да, мы дома. - Затем она нежно обняла его, и в этом объятии выразилась вся ее тоска по дому, по родному очагу, переполнявшая ее в течение долгих веков, которые они с отцом провели, выполняя свою бесконечную миссию.

Дарник-кузнец задумчиво обозревал лежавшую внизу под теплым солнцем лощину, размышляя, прикидывая, сопоставляя и переставляя что-то в уме.

- Нелегкая работа нам предстоит, Пол, если мы хотим все здесь обустроить по-своему, - обратился он к жене.

- У нас с тобой в запасе целая вечность, - ответила Польгара с мягкой улыбкой.

- Я помогу вам разгрузить фургон и поставить палатки, - сказал Бельгарат, рассеянно почесывая бороду. - А завтра мне нужно будет спуститься в Долину - поговорить с Бельдином и близнецами, заглянуть в башню, ну и все такое.

Польгара окинула его долгим, пристальным взглядом.

- Ты слишком торопишься уехать, папочка, - сказала она ему. - С Бельдином ты говорил в Риве месяц назад, а в свою башню ты, бывает, веками не наведываешься - и ничего. Я заметила, что всякий раз, когда нужно поработать, у тебя сразу возникают неотложные дела где-то в другом месте.

Лицо Бельгарата приняло выражение оскорбленной невинности.

- Ну, знаешь ли, Польгара... - запротестовал было он.

- Не поможет, отец, - отрезала она. - Если ты останешься на пару недель, или на месяц, или на два помочь Дарнику, это тебе не повредит. Или ты хочешь, чтобы мы зимовали в палатках?

Бельгарат неприязненно покосился на голые стены, возвышавшиеся у подножия холма, на которых словно было написано, сколько часов тяжелого труда понадобится, чтобы сделать усадьбу пригодной для жилья,