— И когда оно наступит, — сказала Элизабет, — у меня будет миллион щенков и сорок пять котят. Я сказала об этом бабушке, когда она не разрешила мне завести котеночка, а она рассердилась и сказала: «Я не привыкла, мисс Дерзкая, чтобы со мной так разговаривали». И меня отправили в постель без ужина… Но я совсем не хотела быть дерзкой. И я никак не могла уснуть, мисс Ширли, потому что Женщина сказала мне, что знала девочку, которая умерла во сне, после того как надерзила старшим.

Когда Элизабет допила молоко, послышался резкий стук в какое-то невидимое окно за елями. Я поняла, что все это время за нами наблюдали. Моя маленькая фея убежала; ее золотистая головка блестела в темноте еловой аллеи, пока не исчезла совсем.

— Эта малютка с фантазиями, — сказала Ребекка Дью, когда я рассказала ей о своем приключении, — право же, Гилберт, в этой встрече было что-то от настоящего приключения. — Говорит мне однажды: «Вы боитесь львов, Ребекка Дью?» — «Никогда ни одного не встречала, так что не могу сказать», — говорю. «В Завтра будет сколько хочешь львов, — говорит она, — но все это будут хорошие, дружелюбные львы». — «Детка, — говорю, — от тебя одни глаза останутся, если будешь так глядеть». — Она смотрела прямо сквозь меня на что-то, что видела в этом своем Завтра. «У меня глубокие мысли, Ребекка Дью», — говорит она. Беда этой девчушки в том, что она мало смеется.

Я вспомнила, что Элизабет ни разу не засмеялась во время нашего разговора. У меня такое ощущение, что она не умеет смеяться. Большой дом, где она живет, такой безмолвный, унылый, в нем никогда не звучит смех. Даже сейчас, когда повсюду буйство осенних красок, он остается скучным и мрачным. Маленькая Элизабет слишком часто вслушивается в неясные шорохи.

Я думаю, что одной из целей моей саммерсайдской жизни будет научить ее смеяться.

Ваш нежнейший и вернейший друг,

Анна Ширли.

Р. S. И это тоже из любовных писем, которые писала бабушка тетушки Четти.

Шумящие Тополя,

переулок Призрака,

Саммерсайд.

25 октября.

Гилберт, дорогой!

Только представь! Я ужинала у хозяек Кленового Холма!

Мисс Эллен собственноручно написала приглашение. Ребекка Дью была чрезвычайно взволнованна — она никак не думала, что они обратят на меня внимание, — и тут же выразила уверенность в том, что это сделано ими отнюдь не из дружеских побуждений.

— У них какие-то дурные намерения, это я точно знаю! — воскликнула она.

Да и саму меня тревожили те же подозрения.

— Непременно наденьте ваше лучшее платье, — распорядилась Ребекка Дью.

И я надела мое красивое новое платье из кремового чаллиса, приколола к нему лиловые фиалки и уложила волосы по-новому — волнами надо лбом. Эта прическа мне очень к лицу.

Хозяйки Кленового Холма, без сомнения, по-своему очаровательны. Думаю, Гилберт, что я могла бы полюбить их, если бы они позволили мне это сделать. Их дом — гордый особняк, отгородившийся деревьями от обыкновенных домов, с которыми не желает знаться. В саду рядом с ним стоит большая белая деревянная женская фигура, прежде украшавшая нос знаменитого корабля капитана Эйбрахама Прингля «Пойди и спроси у нее», а возле парадного крыльца вздымаются волны кустарниковой полыни, которую привезли с собой из Старого Света первые переселившиеся в Америку Прингли. У них есть еще один знаменитый предок, который сражался в битве при Миндене[14], и его шпага висит на стене в гостиной рядом с портретом капитана Эйбрахама Прингля. Капитан был отцом мисс Сары и мисс Эллен, и они им очень гордятся.

В доме — внушительных размеров зеркала над черными рифлеными каминными полками, старинная горка с восковыми цветами в ней, картины, запечатлевшие красоту когда-то бороздивших моря кораблей, венок из волос, в котором есть локон каждого из известных Принглей, множество больших морских ракушек, а на кровати в комнате для гостей стеганое одеяло с узором из крошечных крылышек.

Мы сидели в гостиной на шератоновских[15] стульях красного дерева. На стенах — обои в серебряную полоску, на окнах — тяжелая парча, на одном из массивных столиков с мраморной крышкой — красивая модель корабля с малиновым корпусом и снежно-белыми парусами, знаменитого «Пойди и спроси у нее». С потолка свисает огромная люстра — вся из стеклянных подвесок. Круглое зеркало с часами в центре было привезено капитаном Эйбрахамом из «чужих краев». Все это просто чудесно! Я очень хотела бы, чтобы что-нибудь в этом роде было в нашем доме мечты.

Даже самые тени на Кленовом Холме красноречивы и привержены традициям. Мисс Эллен показала мне миллион — или что-то около того — фотографий Принглей; многие из них — дагерротипы в кожаных футлярах. Большой пестрый кот вошел в гостиную и вскочил ко мне на колени, но был тут же выпровожен в кухню. Мисс Эллен извинилась передо мной, но, как я подозреваю, сначала она извинилась в кухне перед котом.

Разговор поддерживала главным образом мисс Эллен. Мисс Сара, маленькая, в черном шелковом платье на жестко накрахмаленной нижней юбке, со снежно-белыми волосами и черными, как ее платье, глазами, со сложенными на коленях худыми, жилистыми руками в изящных кружевных оборках, красивая, кроткая, печальная, казалась слишком слабой даже для того, чтобы разговаривать. И все же, Гилберт, у меня возникло впечатление, что все Прингли, включая саму мисс Эллен, пляшут под ее дудку.

Ужин подали великолепный. Вода была холодная, столовое белье красивое, блюда и бокалы тонкие. Прислуживала за столом горничная, почти такая же высокомерная и аристократичная, как и ее хозяйки. Но мисс Сара притворялась глуховатой всякий раз, когда я обращалась к ней, и, глотая каждый кусок, я боялась, что он застрянет у меня в горле. Вся моя храбрость испарилась. Я чувствовала себя, как несчастная муха, севшая на липкую бумагу. Нет, Гилберт, мне никогда, никогда не победить и не покорить «королевский род»! Мысленным взором я уже вижу, как подаю заявление об уходе с должности после Рождества. В борьбе против такого клана у меня нет никаких шансов на успех.

И все же я не могла не испытывать некоторой жалости к старым леди, когда смотрела на их великолепный дом. Когда-то он жил — здесь рождались и умирали, испытывали радость, любовь, надежду, страх, отчаяние, ненависть… А теперь у него нет ничего, кроме воспоминаний, которыми живут его хозяйки, и их гордости за предков…

Тетушка Четти ужасно расстроена: сегодня, доставая для меня чистые простыни, она обнаружила посередине одной из них залом в виде ромба. Она уверена, что это предвещает скорую смерть в доме. Тетушка Кейт очень недовольна такой суеверностью. Но мне суеверные люди, пожалуй, даже нравятся. Они придают жизни красочность. Разве не был бы этот мир слишком серым, если бы все в нем были умными, рассудительными и положительными О чем бы мы тогда говорили?

Два дня назад у нас произошла кот астрофа. Василек провел целую ночь на улице, несмотря на зычное «Котик! Котик!» Ребекки Дью, которым она весь вечер оглашала задний двор. А когда утром он вернулся… Ох, что за вид! Один глаз совсем заплыл, на скуле шишка величиной с яйцо, мех в засохшей грязи, а одна лапа прокушена насквозь! Но каким торжествующим, отнюдь не покаянным было выражение его здорового глаза! Вдовы пришли в ужас, но Ребекка Дью ликовала: "А то ведь Этот Кот до сих пор еще ни разу в жизни не подрался как следует. И я ручаюсь, тот кот выглядит гораздо хуже его!"

Сегодня вечерний туман медленно пробирается в гавань, скрывая из виду красную дорогу, до конца которой хочет дойти маленькая Элизабет. Во всех садах городка горят сорняки и листья, и дым, мешаясь с туманом, делает переулок Призрака заколдованным, жутким и чарующим местом. Становится совсем поздно, и моя кровать говорит: «У меня есть для тебя сон». Я привыкла взбираться на кровать по лесенке… и спускаться тоже. Ох, Гилберт, я никому не рассказывала, но это слишком забавный эпизод, чтобы продолжать держать его в тайне. Когда я проснулась утром после первой ночи, проведенной в Шумящих Тополях, я совсем забыла про лесенку и, бодро выскочив из постели, приземлилась на полу «как воз кирпичей», если воспользоваться выражением Ребекки Дью. Ни одной кости я, к счастью, не сломала, но целую неделю ходила в синяках.