Подъезжая к отелю, Малко видел советское посольство. Огромный комплекс зданий напротив почты на главном проспекте Могадишо Ваддада Сомалиа.

Разобрав вещи, он спросил себя, что можно попытаться сделать для спасения заложников. Один, безоружный, без помощников, во враждебной и закрытой стране. Малко умирал от жажды. Вместо того, чтобы напиться воды из крана, в которой наверняка был миллион микробов на кубический сантиметр, он решил спуститься в бар на первом этаже.

Большая фотография Председателя Верховного революционного совета Сиада Барре висела над неработающим лифтом. Усмехнувшись, Малко подумал, что строители забыли о тросах, и пошел вниз пешком. Едва он оказался в холле, как его аэропортовский «гид» возник из одного из кресел с приличествующим обстановке выражением лица.

– Кажется, люди из ФОПС предъявили вам ультиматум, – спросил он с жадным видом голодного стервятника.

– Точно, – ответил Малко, будучи уверен, что осведомитель знает о послании. – Это гнусный шантаж. Мне кажется, что ваша милиция не очень-то расторопна.

«Товарищ» Муса нахмурился.

– Да, да, – подтвердил он. – Но ей приходится нелегко. Похитители скрываются. Могадишо – большой город.

Опять старая песня. Малко даже не попытался вступить в дискуссию. Судя по всему, «гид» явно настроен не отпускать его от себя. Это не предвещало ничего хорошего для его миссии... Холл «Джаббы» был достаточно пустынным. Полдюжины северокорейцев, оживленных, как осенние мухи, ожидали бог знает чего, чинно сидя в ряд на диване. Шпики из СНБ торчали за каждой колонной, украдкой бросая жадные взгляды на барменш за стойкой, острые соски которых угадывались под белыми нейлоновыми блузками.

Вдруг его внимание привлекла немецкая речь. Рядом с ним европеец с седыми волосами, коренастый и краснорожий, с вульгарным и одновременно приветливым лицом, пытался объясниться с сомалийцем, который говорил только по-английски... Настоящий диалог глухих. Малко подошел и спросил по-немецки:

– Что вы хотите ему объяснить? Я говорю и по-английски.

Незнакомец улыбнулся всеми своими испорченными зубами:

– Вот уже десять минут я пытаюсь у него выяснить, где мне найти фотолабораторию, чтобы проявить снимки.

Малко перевел, и лицо сомалийца озарилось улыбкой. В три минуты они договорились, и сомалиец ушел, унося кучу пленок, которые ему вручил немец. Он, наверное, был фотографом, судя по его огромной сумке. Почувствовав облегчение, немец взял Малко под руку:

– Пойдемте в бар, я хочу вас угостить. Вы немец?

– Почти. Австриец.

– Приятно поговорить в чужой стране на родном языке, – напыщенно произнес немец. – Я из Берлина. Хельмут Ламбрехт, журналист из «Цайт им Бильд». Делаю репортаж из Сомали. А вы?

«Цайт им Бильд» был самым крупным иллюстрированным журналистом в Восточной Германии.

– Я дипломат, – ответил Малко. – Работаю на американское правительство.

Восточногерманский журналист улыбнулся:

– Я всегда мечтал посетить Соединенные Штаты, но мне все время отказывали в визе.

Малко отдал бы многое, лишь бы оторваться от своего «гида». Последний все-таки не осмелился сесть за их столик, но наблюдал за Малко, усевшись на табуретке буквально в двух метрах. Бар был совсем маленький, он располагался в глубине холла и выходил прямо в сад. Малко попросил рюмку водки. Хельмут Ламбрехт остановил его.

– Закажите лучше рому. У них тут только местная водка. Говорят, что от нее слепнут. На худой конец – ананасовый сок.

Из осторожности Малко решил удовольствоваться ананасовым соком. Его новый приятель показал пальцем бармену на бутылку коньяка «Гастон де Лагранж», чудом затесавшуюся в батарею бутылок на стойке.

– Что вы делаете в Могадишо? – поинтересовался немецкий журналист.

– Мне поручено попытаться освободить нашего посла мистера Рейнольдса, – признался Малко. – Он был похищен с пятью другими людьми террористической группой, которая угрожает его казнить. Это люди из ФОПС, – добавил он.

– Ах, да. Я слышал об этой истории, – закивал восточный немец. – Я знаю этих ребят, делал репортаж о них год назад. Они уже похищали автобус с детьми на границе с Джибути, чтобы оказать давление на французское правительство. Присутствие иностранцев, должно быть, раздражает сомалийцев.

Малко украдкой взглянул на собеседника, чтобы понять, искренен тот, наивен или хитер.

Ежедневная сомалийская газета «Ксиддигта Октобаар» <"Звезда Октября"> ни словом не упомянула о похищении. Любопытная сдержанность.

– У сомалийцев странная позиция, – осторожно начал Малко. – Они делают вид, что не знают о деятельности ФОПС. Мне представляется, что в это трудно поверить.

Журналист энергично покачал головой.

– Сомалийцы, в целом, спокойные люди, избегают конфликтов, но в данном случае находятся в затруднении. Люди из ФОПС – это экстремисты, и они требуют вслух того, о чем Сомали говорит шепотом. Поэтому сомалийцы не осмеливаются их трогать. Я думаю, в конце концов все уладится. Не надо заставлять их терять лицо. Чего они требуют?

– Закрыть посольство.

– Ну так закройте его, – посоветовал Хельмут Ламбрехт. – Потом вы снова его откроете, и все будут довольны.

– Это не так просто, – вздохнул Малко.

– Может, я смогу вам помочь, – предложил журналист. – Я многих тут знаю. Сейчас я провожу здесь отпуск...

Малко не ответил. Надо быть испорченным до мозга костей, чтобы приезжать в Сомали в отпуск.

– Как знать, – неопределенно ответил он.

Хельмут Ламбрехт посмотрел на часы и выпил рюмку своего коньяку.

– Мне еще пять часов тут торчать. В принципе, у меня сегодня вечером встреча с президентом Сиадом Барре. Но дело в том, что он принимает посетителей, когда захочет. Последний раз он дал мне аудиенцию в десять часов утра.

– Спросите у него, что он думает о нашем деле, – попросил Малко не то в шутку, не то всерьез.

Журналист еще успеет опустошить свой «Гастон де Лагранж» до того, как его примет президент.

Малко показалось, что «товарищ» Муса стал смотреть на него с большим почтением после того, как он побеседовал с восточногерманским журналистом. Он ждал машину американского посла возле отеля. За ним должен был заехать Ирвинг Ньютон. Влажная жара не давала дышать.

На стоянке возле отеля какой-то таксист спал в машине, и его ноги торчали из открытой дверцы. Жизнь в городе остановилась до пяти часов. Только когда Малко оказался в салоне «бьюика» с кондиционером, ему стало лучше.

Лицо Ирвинга Ньютона осунулось, глаза покраснели, он нервно курил.

– Что нового? – спросил Малко.

– Ничего после утреннего ультиматума, – признался американец.

– Разве у ФОПС нет постоянного представительства в Могадишо? -поинтересовался Малко.

– Конечно, есть, – ответил дипломат. – Напротив отеля «Таалех». Но сомалийцы клянутся, что заложников там нет.

– Стоило бы проверить, – посоветовал Малко.

– Я уже подумал об этом. Я хотел поехать туда позавчера, но в двухстах метрах от «Таалех» меня остановил военный джип и приказал повернуть обратно, якобы из соображений безопасности. Что, по-вашему, мне было делать? Не забывайте, нас здесь постоянно преследуют и шпионят за нами.

В который раз Малко задал себе вопрос, зачем он приехал в эту ужасную страну.

– Куда мы едем? – спросил он.

– В министерство внутренних дел. Замминистра просил о встрече с вами, чтобы проанализировать ситуацию. Но это ничего не даст.

Встреча, имеющая целью промывание мозгов... Малко не мог не думать о последнем ультиматуме. Террористы из ФОПС были способны казнить одного и даже нескольких заложников, чтобы показать, что они настроены серьезно.

– Президент не уступит, – напомнил Малко. – Мы сами должны заставить их уступить. Или найти другое решение.

Ирвинг Ньютон покачал головой:

– Right.

Они поднимались от моря по широкому пыльному проспекту с облупившимися домами. «Бьюик» въехал во двор большого грязно-желтого здания. Над входом красовался герб Сомали: две пантеры, поддерживающие с двух сторон щит с голубой звездой. Герб совершенно не соответствовал действительности – последняя пантера уже давно была вывезена из Сомали и продана, чтобы купить нефть в Ираке. Малко обратил внимание на длинное здание рядом с министерством, ощетинившееся антеннами, как насекомое из научно-фантастического фильма.