Дверь разлетелась в щепки. Дуло охотничьего ружья поворачивалось во все стороны, отыскивая Малко.

В носу у Малко защипало от едкого запаха пороха. Не теряя ни секунды, он перекатился через себя вместе с противомоскитной сеткой, думая лишь о том, как спастись от пули.

Он упал на ковер в тот момент, когда раздался следующий выстрел. Заряд, рассчитанный на крупного зверя, разнес в щепки стойки москитной сетки, пробив в стене огромную дыру. Малко лихорадочно, не тратя времени на застежки, разорвал кожаную сумку, где лежал пистолет.

Снаружи все было тихо. Убийца, по-видимому, перезаряжал ружье. Малко отвел затвор своего «кольта-45» и выбросил руку вперед, целясь в дверь. Не снимая пальца с курка, он выпустил три пули подряд.

Прячась за кроватью, Малко начал двигаться вдоль стены к широко открытой двери. Никакой реакции. Держа пистолет все так же в вытянутой руке, выскочил из дома. Теплая влажная струя воздуха ударила ему в лицо.

В глубине пальмовой рощи высокий человек бежал по направлению к дороге. В руке он держал ружье. Не колеблясь, Малко выпустил все до последнего патрона вслед убегающему. Убийца скрылся. Негры, привлеченные выстрелами, бежали из Клаб-Хауза Сен-Мишель Лодж. Малко услышал вдали шум мотора отъезжающей машины. Убийца ускользал. Он вернулся в бунгало и склонился над Сэти.

Молодая женщина лежала на спине с остановившимися глазами, она не дышала. В груди жуткая рана: заряд, рассчитанный для охоты на кабана, разворотил ей сердце. Малко поднялся, в глазах стояли слезы. Смерть — ужасная, необратимая вещь. Трое негров, оцепенев от ужаса, смотрели на труп. Наконец Малко смог произнести:

— Идите предупредите Билла Ходжеса.

Один из негров помчался к дому Билла. Малко снял с кровати простыню и накрыл то, что осталось от Сэти. Бедная женщина! Невинная жертва! Ведь пуля, без сомнения, предназначалась ему. А ведь он еще ничего не узнал о шиитах-террористах. Значит, одно его присутствие представляло для них опасность. Убийцей вполне мог быть Эйя Каремба, черный верзила, работающий на Карима Лабаки. Внезапно Малко подумал о Руджи. Ей тоже угрожала опасность. Надо бы ее предупредить.

Его размышления прервал вихрем ворвавшийся в комнату Билл Ходжес. Сжимая в руках «беретту», с перекосившимся от злобы лицом и глазами-щелочками, он, словно пушечное ядро, расколол негров, облепивших дверь, и ринулся к телу. Ни слова не говоря, Билл Ходжес сорвал простыню и замер, увидев Сэти. Выпрямился, закрыл лицо покойницы и спросил, будто прокаркал:

— Какой негодяй это сделал?

Малко в нескольких словах описал события. Лицо Билла Ходжеса окаменело. Он обратился к неграм на креольском, которого Малко не понимал. Один из негров ответил не очень уверенно. Билл Ходжес повернулся к Малко.

— Вы знаете очень большого негра, у которого белая «пахеро»?

— Насчет «пахеро» не знаю, но убийца, вполне возможно, — Эйя Каремба.

— Каремба! Этот грязный мудак!

Билл Ходжес едва сдерживался, чтобы не взорваться... Лицо стало фиолетовым, он с такой силой сжимал ружье, будто собирался пустить его в ход сейчас же.

— Грязные ливанские свиньи, это они, они хотели отомстить и приняли вас за меня. Едем к Лабаки, я размажу его но стене. Умеете обращаться с М-79[27]?

— Зачем вы назначили мне здесь встречу?

Ирландец уставился на Малко с неподдельным удивлением.

— Я? Нет. Это вы вызвали меня в ливанский ресторан «Джем». Вы за мной прислали какого-то типа.

В комнате наступила зловещая тишина.

— Убить хотели меня, а не вас, — произнес, нарушив тишину. Малко и объяснил трюк с двумя подстроенными свиданиями.

Билл Ходжес молча выслушал Малко, потом сказал:

— Поехали к шефу полиции Шеке Сонгу. Он — мой друг. Он нам поможет. Ну, если это мерзавец Каремба...

Тринадцать километров, отделявшие Лакку от Фритауна, они пролетели на сумасшедшей скорости, идя следом друг за другом. По дороге Малко оставил свою машину в «Мамми Йоко».

Билл Ходжес небрежно поприветствовал часового в форме, охранявшего кабинет начальника полиции Шеки Сонгу, властно постучал и вошел. Малко — следом за ним. Несмотря на поздний час, в штаб-квартире фритаунской полиции царило оживление.

Шеф полиции поднял голову и увидел вошедших. Злое выражение лица моментально сменила приветливая улыбка. Он вышел из-за стола и шагнул навстречу ирландцу, протянув руку.

— Билл, мой друг!

Стена за стулом, на котором сидел полицейский, была вся сплошь увешана религиозными картинками: распятый Иисус Христос, папа римский, Дева Мария и всякого сорта святые. Да, этот человек открыто демонстрировал свою набожность. Поражала форма его ушей: верхняя часть их была усечена, как у мифического фавна. Он обнял Билла, прижал к своей груди, отстранил, укоризненно глядя на пришельца.

— Я не видел тебя на воскресной мессе.

— Я был в саванне.

— А! — успокоенно выдохнул шеф полиции. — А я уже было подумал, что ты подался в протестанты. Чем обязан визитом?

— Шека, служит ли у тебя такой здоровый верзила по имени Эйя Каремба? — вместо ответа спросил Билл Ходжес.

Негр нахмурил брови.

— Да.

— У него есть машина?

— Да, белая «пахеро». И что?

— Два часа тому назад он убил мою подругу Сэти и пытался пристрелить моего друга Малко Линге.

Лицо полицейского посуровело.

— То, что ты мне сказал, очень серьезно... Ты уверен?

— Скажи мне, ты хорошо платишь своим полицейским? Сколько миллионов стоит такая «пахеро»?

— Да, на свою зарплату он не мог купить эту машину, — смутившись, произнес шеф полиции. — Ты же знаешь, как это делается. Он работает сверхурочно. Я сейчас его вызову.

Он снял трубку телефона, долго разговаривал на креольском и, прежде чем закончить разговор, сказал:

— Он сегодня свободен. Кажется, он был у Лабаки.

— Зови этого гада, — приказал Билл Ходжес.

Он с трудом сдерживал себя. От напряжения дрожала даже татуировка на руке, лицо побелело от ярости, и красные пятна от этого казались еще ярче... Шека Сонгу с тревогой наблюдал за Ходжесом.

— Ты знаешь, что...

— Зови, или я сам пойду туда со своей «береттой», и тогда будет плохо...

Шека Сонгу вздохнул и медленно, словно раздумывая, набрал номер. Было видно, что он всем сердцем желал, чтобы ему не ответили. Но этого не произошло.

— Господин Лабаки у себя? — осведомился он с почтением.

Билл Ходжес обошел стол, за которым сидел полицейский, и включил микрофон. Раздался радостный возглас:

— Шека, друг мой! Это я. Карим. Чем могу быть полезен?

Несмотря на любезный тон, шеф полиции позеленел. Он посмотрел с отчаянием на Билла Ходжеса, застывшего напротив него, как статуя Командора, и проглотил слюну.

— Мистер Лабаки, я не хотел вас тревожить, но мне нужен один из моих людей, у меня срочное дело. Я думал, он у вас.

— Кто?

— Эйя Каремба.

На миг воцарилось молчание, затем Лабаки ответил еще более любезным голосом:

— Эйя? Ну конечно, он здесь. Он весь день работал у меня. Мне надо было забрать в деревнях алмазы, и мне нужен был охранник. Ты его знаешь, он сильный. Но через полчаса он будет у тебя.

— Благодарю вас, — безжизненным голосом произнес Шека Сонгу.

— Кстати, у твоей жены ведь скоро день рождения, — возвестил ливанец, — я присмотрел одну вещицу, думаю, ей понравится. Настоящий самородок, я тебе его пришлю. Ну, все. Наводи дальше порядок. Я завтра встречаюсь с президентом Момо, я ему скажу все хорошее, что я о тебе думаю.

Щелчок. Ливанец закончил разговор. Словно опустилась гильотина. Билл Ходжес ринулся к аппарату, но полицейский уже успел положить трубку. Он поднял глаза на обоих белых. Мертвые глаза. Все трое молчали.

— Вы слышали, — заговорил первым Шека Сонгу совершенно бесцветным голосом. — Если я стану обвинять Карембу в убийстве, он поклянется, что он был с Лабаки весь день. Ливанец подтвердит. А если я буду упорствовать, он пожалуется президенту. Президент позвонит и прикажет оставить его друга в покое...