Малко нервничал: лишь бы Жюльен Лало не взволновался и не постарался бы избавиться от него... Жюльен Лало должен был сделать выбор между этим стопроцентным риском и возможным риском встречи с Габриелем Жакмелем. На всякий случай, Малко положил свой сверхплоский пистолет под сиденье «мазды».

Появилась обозначенная стена... Малко свернул направо, на узкую тропинку, где было полно вилл. Казалось, все они были заперты. Наконец, он заметил зеленую машину. Малко припарковался рядом и выключил мотор. Воздух был восхитительно прохладен. Прежде чем войти, он достал из-за пояса письмо, адресованное молодой женщине, и спрятал его во внутренний карман пиджака.

Симона Энш читала стоя. Она буквально вырвала письмо из рук Малко. Она была еще более привлекательна, чем на фотографии. Джинсы обтягивали ее бедра, рубашка была открыта на полной груди. В ее карих глазах светилась бесконечная грусть. Как будто что-то бесповоротно разладилось у нее. Ее лицо, удлиненное к вискам, еще больше подчеркивало красоту ее глаз. Лицо было нежным и чувственным, но в нем чувствовалось напряжение.

Даже цвет кожи был удивительным: смуглая и одновременно позолоченная, как хорошо пропеченная булочка.

Она сложила письмо и, казалось, только сейчас заметила присутствие Малко.

– Извините, я даже не предложила вам выпить.

Голос был мелодичным и напряженным. Из кухни она вернулась с подносом, стаканами, бутылкой рома «пять звездочек» и минеральной водой «Перье». Наполнив оба стакана, она уселась напротив Малко.

В доме было тихо. Свежесть воздуха и сам пейзаж напоминали Швейцарию. Малко отпил ром-соды. Прохладный и крепкий напиток. Он наблюдал за молодой женщиной. Ей было на вид двадцать пять лет. Что заставило ее удалиться в этот безлюдный дом? Она также наблюдала за ним. Внезапно тишина наэлектризовалась. Малко вдруг ощутил безумное, дикое, первобытное желание обладать этой незнакомкой. Может быть, потому, что она казалась такой беззащитной, такой женственной, с расцветшим телом, красивым и усталым лицом...

Наверное, Симона тоже почувствовала напряжение, потому что она, скрестив ноги, спросила:

– Вы знаете моего отца?

Малко покачал головой:

– Я никогда не видел его. Но мне много рассказывали о нем.

– Зачем вы приехали сюда?

Она по-прежнему держала письмо в руке, как будто боялась, что его отнимут. Он улыбнулся:

– А почему вы скрываетесь вдали от Порт-о-Пренса?

Симона Энш жалко улыбнулась:

– Чтобы обрести покой. Раньше я жила в квартале Буа-Бернар рядом с церковью Сакре-Кер. Все, кого я знала, уехали или умерли. Их дома заброшены. Иногда рядом с моим домом появлялись тонтон-макуты. Я знаю, на что они способны. Поэтому я перебралась сюда.

Золотистые глаза Малко следили за лицом метиски.

– Думаете ли вы, что ситуация станет такой, как раньше?

В ее взгляде блеснул быстро погасший огонек, затем она покачала головой:

– Не следует предаваться иллюзиям. В стране прочно утвердился дювальеризм... А чудес не бывает.

– Речь идет не о чудесах, – сказал Малко.

Нужно было приступить к делу. Он начал спокойно объяснять ей цель своего пребывания на Гаити. И ту роль, которую она призвана сыграть. Вначале Симона Энш с удивлением слушала его. Затем показалось, что ее глаза ожили... Наконец, от возбуждения она закусила губу. Из осторожности Малко не упоминал имени Габриеля Жакмеля. Он еще не был уверен в Симоне Энш. Когда он закончил, она долго молчала, опустив глаза. Затем она произнесла:

– Я так бы хотела верить, что это возможно! Все, что до сих пор предпринималось против Дювалье, противоречило здравому смыслу... Они бомбардировали президентский дворец с самолетов Б-25. Но так были уверены в удаче, что не заправились горючим на обратный путь! Они были вынуждены приземлиться в Порт-о-Пренсе, где их взяли в плен. Папа Док сам пытал их в подвалах своего дворца. Никто не видел их трупов.

Надежда в глазах сменилась отчаянием.

– Будьте осторожны. Тюрьма Форт-Диманш полна людьми, которые надеялись сбросить Дювалье...

Малко был в смятении. Прежде чем продолжать, нужно было лучше узнать Симону Энш, понять, можно ли ей действительно доверять. Внушить ей доверие. А у него было немного времени. Надо было достичь цели, пока дювальеристы не поймут, зачем он приехал на Гаити.

– Я бы хотел пригласить вас пропустить где-нибудь стаканчик, – продолжал он. – Есть ли где-нибудь подходящее местечко?

Симона Энш заколебалась:

– Может быть, не совсем благоразумно показываться нам вместе.

Она на секунду замолчала и затем печально улыбнулась:

– Хотя, если видели, как вы приехали сюда... Все соседи шпионят без устали. Макуты всюду суют свой нос. Никогда не следует ничего говорить в общественном месте. Мы могли бы пойти в «Се си бон». Это дансинг, где бывает не слишком много макутов.

– Согласен на «Се си бон».

Под ритм меринги «Папа Док на всю жизнь» три пары дергались на крошечной танцплощадке. Высокая негритянка с волосами, выкрашенными в рыжий цвет, яростно работала бедрами к вящему удовольствию оркестра.

Малко и Симона Энш присели за столик у входа. Снаружи «Се си бон» напоминал заурядную виллу. Танцплощадка была на втором этаже. Она была полностью погружена во мрак. Здесь танцевали, ели, пили. В маленьком темном зале одна парочка стоя занималась любовью. Оркестр играл меренгу за меренгой. Одна и та же музыка, одновременно нежная и ритмическая.

– Потанцуем? – предложил Малко.

Было так темно, что он с трудом различал черты Симоны Энш. Со своим крепким телом, затянутым в короткое платье, волосами, поднятыми шиньоном, легким запахом духов, она была крайне аппетитной.

Она грациозно покачивалась, не касаясь Малко. Внезапно она прижалась к нему. Он даже не успел обрадоваться. Испуганным голосом она прошептала ему на ухо:

– Посмотрите.

За стол садились пять негров.

– Это макуты.

Рука Симоны сжала руку Малко.

Большая морщина вертикально пересекла ее лоб. Малко прижал ее к себе, не давая высвободиться, уткнувшись ей в плечо. Ритм меренги нарушился, но теперь Симона прижималась всем телом к Малко. Через несколько минут она расслабилась. Затем, вздрогнув, отодвинулась от него.

– Вы будете разочарованы, – прошептала она.

– Разочарован?

Она безрадостно усмехнулась.

– Да. Мужчины меня не интересуют. Но я надеюсь, что смогу найти вам девушку. Я понимаю, вы ведь мужчина.

Устав, оркестр кончил играть, и они вернулись за столик. Макуты молча пили пиво «Хейнекен». Малко почувствовал, что его спутница снова напряглась. Он нежно погладил ей руку.

– Я ничего не могу поделать, – тихо сказала она. – Я видела слишком много ужасов. Иногда люди исчезают, и ты никогда больше не слышишь о них. Или макуты забивают их до смерти в Форт-Диманше.

Они долго молчали.

– Вернемся домой, – неожиданно сказала Симона Энш.

Выходя; Малко показалось, что пять макутов провожают их взглядом. Снаружи было темно, хоть глаза выколи. Малко с трудом нашел «мазду». Опершись на подголовник, Симона, казалось, спала, не обращая внимания на то, что у нее задралось платье.

Он затормозил. Симона Энш вздрогнула: пока они добирались до «Ла Буль», она не произнесла ни слова.

– Я мечтала, – извиняющимся тоном сказала она. Она повернула к нему голову. Несколько секунд они так сидели. Затем Малко, повинуясь внезапно возникшему порыву, обнял ее за плечи, привлек к себе и прильнул к губам молодой женщины. Та не сопротивлялась. Он хотел языком раздвинуть ее сжатые зубы. На долю секунды ему это удалось, но затем она закрыла рот, не отталкивая его от себя. Инстинктивно он положил руку ей на ногу. Она сразу же отпрянула от него, как будто ее кто-то укусил.

Он снова захотел поцеловать ее, но на этот раз Симона сразу же отодвинулась. Малко не настаивал.

– Кто же этот человек, который должен сбросить дювальеристов? – внезапно спросила она.