– Это точно. Ну и выбрала ты… В следующий раз, прежде чем ругаться, выясни, как переводятся эти оскорбления. Ну ладно, что было потом?

– Он зажал мне рот ладонью и попытался уложить на койку. – Пакс сделала еще глоток.

– Ну?

– Тогда я укусила его за руку, и он отпустил меня. Я вскочила, но он загородил мне дорогу к двери и снял ремень.

– Он что-нибудь сказал?

– Да, сэр. Он пригрозил, что изобьет меня, пообещал укротить, как норовистую лошадь, а затем замахнулся ремнем. Я хотела проскочить мимо него, как мне однажды удалось с отцом, но он схватил меня за горло и ударил кулаком в лицо. Я чуть не потеряла сознание от боли и ужаса, а придя в себя, поняла, что мне не остается ничего другого, как защищать свою честь и жизнь.

– Примерно такого рассказа я и мог ожидать от тебя, насколько я тебя знаю. Ладно, что было дальше?

– Я… я едва помню. Мне удалось оторвать его ладонь от моего горла, но вырваться из его рук я не смогла. Он слишком сильный и ловкий. Мы покатились по полу. Я помню, что он что-то кричал и все время бил меня. Я слабела с каждой секундой. Потом кто-то схватил меня сзади, скрутил мне руки, а удары продолжали сыпаться на меня. Боюсь, что это продолжалось, пока вы не пришли.

Сержант нахмурился:

– Одно я знаю точно: при мне тебя никто не бил? Когда я вошел, Коррин висел у тебя на плечах, а Стефи лежал на полу. Коррин сказал, что он едва-едва сумел утихомирить тебя. Понимаешь, если все, что ты рассказала, правда, то у тебя были все причины вступить в драку. Но ведь там был Коррин – по крайней мере он так утверждает, – а его версия противоречит твоей, совпадая с тем, что говорит Стефи.

– Да, он был там с самого начала и все время хохотал надо мною. Но я говорю правду, сэр. Честное слово. Я могу понять, что вы скорее поверите этому… как его… Стефи, которого вы знаете уже давно, чем мне, новобранцу. Но все было так, как я сказала, и мне наплевать, что будет молоть по этому поводу Коррин.

– Если бы все упиралось в то, что говоришь ты и что утверждает Коррин… – Стэммел помолчал, переминаясь с ноги на ногу, и вдруг как-то неловко спросил: – Пакс, ты здесь с кем-нибудь спала?

– Нет, сэр.

– Но тебе ведь наверняка предлагали?

– Да, сэр, но я отказывалась. Мне это не было нужно. Я спрашивала у Майи…

– У помощницы квартирмейстера?

– Да, сэр. Я спросила ее, должна ли я соглашаться, но она сказала, что нет. Просто не нужно поднимать шум из-за некоторых предложений, как можно было бы делать дома.

– Коррин делал тебе подобные предложения?

Пакс затрясло, когда она вспомнила постоянные приставания чернобородого новобранца, его попытки облапить ее, уложить на кровать…

– Да, сэр, – шепотом ответила она.

– Пакс, смотри мне в глаза, – приказал сержант. – Заходил ли он дальше, чем просто предложения?

– Он… иногда да, сэр.

– Почему ты ничего не говорила ни мне, ни Боску?

Пакс пожала плечами:

– Я думала, что это и называлось бы «поднимать шум». Наверное, мне полагалось самой разбираться во всем этом.

– Вести себя как девице, впервые оказавшейся в кабаке, конечно, не следует. Но ни один солдат не обязан терпеть такого рода притязания со стороны сослуживцев. Получив отказ, обычно наши ребята отвязываются от таких девушек. Всегда найдется другая, которая с удовольствием согласится. Жаль, я не знал о том, что происходит. Этому был бы положен конец.

Помолчав, Стэммел негромко спросил:

– Ты не лесбиянка?

– Я… я не знаю, что это такое. Он… этот капрал, он тоже спрашивал меня об этом.

– Это такие женщины, которые спят с женщинами. Как Баррани и Натслин во взводе Кефера.

– Нет, сэр. Насколько я могу о себе судить – нет. А это имеет значение?

– В общем-то нет, – вздохнул Стэммел. – Пакс, слушай, я рад бы поверить тебе, но, даже если это у меня получится, остается еще капитан Седжек. Он – совсем другое дело. Ему наплевать, что ты была одним из лучших новобранцев из этого набора. В общем, сейчас в крепости и в окрестных гарнизонах вряд ли найдется человек, попавший в худший переплет, чем ты.

Пакс почувствовала, как по ее щекам текут слезы. Безнадежно. Если уж Стэммел допускает, что она может врать, то что говорить об остальных? На мгновение ей вспомнился Сабен, который почему-то исчез из казармы в самом начале заварухи. Почему он не остался?

В этот момент ее вывернуло наизнанку. Вся выпитая вода, смешавшись со слюной и желчью, хлынула в ведро. Паксенаррион бил озноб, с каждым часом ей становилось все хуже и хуже.

– Хотела бы ты снова оказаться дома, на ферме? А, Пакс? – почти по-доброму спросил Стэммел.

Удивленно моргнув, девушка покачала головой:

– Нет, сэр. Я только жалею, что все так получилось… что вас там не было.

– Неужели и после всего этого тебе не расхотелось стать солдатом?

– Конечно нет! Я мечтала об этом всю жизнь! Хотя, если мне никто не поверит, с мечтой, видимо, придется расстаться.

Снова и снова она прерывала свои слова, наклоняясь над ведром и давясь от спазмов тошноты.

– Пакс, эта рвота – из-за того, что случилось?

– Я… я думаю, это из-за того, что меня били вот сюда. – Она показала на живот и вдруг добавила: – Очень болит, сэр.

– Я думал, что тебе только поставили синяк под глазом да расквасили нос. Ну-ка, можешь сесть прямо? – Стэммел подошел к Пакс поближе. – Нет, нет, смотри на факел. Ну и ну – все лицо с левой стороны распухло. Глаза почти не видно. А нос, оказывается, сломан. – Сержант осторожно прикоснулся к переносице Пакс, от чего она вздрогнула и поморщилась, явно от сильной боли. – Похоже, что ударили не один раз. В ушах звенит?

– Да, сэр. То есть то звенит, то нет.

– А это что за рана на плече? Глубоко попало. У него ведь не было оружия… Странно.

– Наверное, это от пряжки. Отец, бывало, стегал нас так, когда сердился всерьез.

– Жаль, что света от факела маловато. Ну-ка подними подбородок… Да, горло, похоже, тоже все в синяках и распухло. Дышать больно?

– Немножко.

– Где еще болит?

– Живот и грудь. Спереди – везде больно. И… и еще ноги.

– Ну-ка встань. Посмотрим, что с тобой.

Паксенаррион попыталась встать, но ноги совсем затекли от долгого сидения на холодном камне и отказывались держать ее. Даже опершись на протянутую Стэммелом руку, она с трудом поднялась, не сумев сдержать при этом короткого стона.

– Прислонись к стене, если тяжело стоять прямо. – Стэммел поддержал ее, дока она искала точку, на которую можно было бы опереться.

– Ну и дела! – присвистнул сержант. – Не понимаю, как тебе удалось чуть не убить его, когда ты сама в таком виде.

Тут его взгляд упал на скамью, где до этой минуты сидела Паксенаррион. Каменные блоки были в крови.

– Что? Что они с тобой сделали?

Пакс, почти не слыша его и не отдавая себе отчета в том, что происходит, сползла по стене на пол.

– Ну-ну, не падай, – попытался приободрить ее Стэммел.

Но было поздно: Пакс повалилась на бок, сотрясаемая рвотой и согнутая пополам болью в животе.

– Я не… Извините меня… – удалось прохрипеть ей.

– Хорошо, лежи. Дай я все же осмотрю тебя.

Стэммел приподнял край ее туники. Даже в неверном свете факела в глаза бросались страшные синяки и кровоподтеки на ее бедрах. С губ сержанта вдруг сорвались такие ругательства, которых Пакс не слышала даже от своего брата. Потом уже совсем другим голосом он негромко сказал:

– Пакс, потерпи. Я поговорю с капитаном. Может быть, удастся убедить его в чем-то. По крайней мере, такие раны и травмы, как у тебя, симулировать невозможно. Ты даже на ногах не стоишь, а значит, версия о твоем нападении рассыпается. Давай я положу тебя на скамейку. Попробую убедить капитана, чтобы он разрешил Майе осмотреть тебя, промыть и перевязать раны. Только помоги мне, девочка, ты такая большая, я не смогу тебя отнести.

Попытавшись улыбнуться, Пакс с помощью Стэммела перебралась с пола на скамью.

– Я еще зайду к тебе попозже и обязательно утром, – сказал Стэммел. – Ты поправишься, вот увидишь. Пока что старайся не двигаться, чтобы не провоцировать рвоту. И не паникуй. Мы тебя не оставим.