– Чего тут смотреть? – говорю ему и на озеро пока­зываю. – Надо идти направо, через дамбу. Здесь втрое ближе.

– Правильно, – соглашается Таскиров.

– Нет, не правильно, – возражает вдруг Степан и приказывает нам разговаривать шепотом. – Там на за­саду нарвемся.

– Откуда это известно? – удивляюсь я.

А Степан на дорогу указывает.

– Глядите, след бронетранспортера.

– Так, может, он влево поехал, – не сдаюсь я.

Но Степан, вижу, стоит на своем:

– Косые зубцы по краям следа указывают направле­ние… Так куда он поехал? – спрашивает он.

– Вправо, – уже соглашается с Левадой Таскиров.

– Верно, – говорит Степан. – Значит, надо идти влево.

Степан возвращается к отделению, а я смотрю ему вслед и удивляюсь.

– Откуда он знает все? – спрашиваю у Таскирова.

А Таскиров отвечает без всякого уважения к старшему дозорному:

– Он не пишет, – говорит, – на занятиях писем Марусе.

– Разговорчики! – обрываю его. – Наблюдайте впе­ред!

Пошли мы дальше. Начали огибать озеро. Здесь до­зорному пришлось идти почти рядом с ядром отделения. Справа и слева камыш шелестит, а под ногами вода хлю­пает. Чувствую, что пятка моя не на шутку начинает бо­леть. А доложить Степану неудобно – ведь старший до­зорный я. И вдруг… (тут и о пятке своей позабыл) справа, на другом конце озера, как полоснет пулеметная очередь! Эхо кругом пошло, а я даже присел. В чем дело? Раздви­гаю в стороны камыш и замечаю: далеко на дамбе броне­транспортер, вспышки выстрелов и суетня.

– Кто-то из наших нарвался, – спокойно говорит Ле­вада.

И так мне неловко стало, что я предлагал идти через дамбу.

– Лопухи, – говорю о тех, кто нарвался на засаду и должен возвратиться ни с чем. А сам на Степана кошусь:

«Помнит он или нет о моем предложении?»

Чувствую, Таскиров меня локтем под бок толкает. По­вернулся я к нему, а он шепчет:

– Камандыр, – и кивает головой в сторону Степана.

Да-а, верно. Голова у Степана вроде работает. Надо бы и мне подтянуться. Ведь солдатская служба – дело-то серьезное, нужное. Там, в Яблонивке, небось думают, что Максим Перепелица уже офицером скоро станет, а я того… Впрочем, не такое уж великое дело отделением командо­вать. Подумаешь, следы бронетранспортера разгадал! Мы тоже еще себя покажем! Вот только пятка…

За озером перебежали быстро через небольшое мелко­лесье, и перед нами раскинулась широкая болотистая до­лина. В долине той колышется пожухлая прошлогодняя осока, а среди нее пробивается к солнцу молоденькая осока – тоненькая и густая, как грива коня.

Перед долиной остановились мы. Степан выполз чуть вперед и с таким важным видом рассматривает ее, что просто смех: вроде генерал вражеские укрепления.

– Чего на нее глядеть? – спрашиваю. – Перебежим быстро, и точка. Жалко – ноги запачкаем.

А Степан молчит, наблюдает. Потом поворачивается к нам и приказывает:

– Всем ползти по-пластунски!

Сдурел Степан! Совсем сдурел! Там же болото, выма­жемся, как черти. Я уже рот раскрыл, чтоб сказать ему об этом, как меня опередил Илько Самусь.

– Тут целый день ползти надо, – говорит он. – К сроку не поспеем.

А Степан ему в ответ:

– Кто здесь командир? Может, вы будете командо­вать, товарищ Самусь?.. За мной!

Не захотелось мне после этого вступать в разговор, и пополз я вслед за Степаном. Так даже лучше – пятка моя отдохнет.

Но не очень-то легко ползти по болоту. Уже через ми­нуту почувствовал я, как на локтях и на груди вода про­бралась к телу. Потом – на коленках. Да и спина от пота все больше мокнет. Рубашка так и прилипает к ней.

С этим можно было б еще мириться, если б в нос не бил такой противный запах тины и плесени. Тошнит!

Приходится терпеть. Ползу я, попеременно подтягиваю под себя ноги и бросаю тело вперед, а автомат, который лежит на правой руке, то за куст чернотала цепляется, то за кочку. Попросил я у Степана разрешения забросить оружие за спину. Не разрешил: нужно быть в боевой го­товности на территории «противника». Ну, думаю, черт с тобой. Вырвусь сейчас вперед и первым на ту сторону выползу. Знай наших. И только чуть-чуть взял в сторону, как из-под моего локтя плеснула тина и прямо мне в лицо! Ослеп я и от злости оглох.

– Дай дурню волю, – ругаю тихо Степана и проди­раю глаза. Продрал, оглядываюсь на товарищей и вдруг вижу, что такая же история с Ежиковым приключилась. Грязный он, как порося! Я даже захохотал.

– Чего ты? – спрашивает у меня Самусь.

– Ежиков утонул, – отвечаю.

А Самусю не до шуток. Тоже из сил выбился и промок весь.

– Кому это нужно? – шепчет он. – Перебежали бы быстро, и все.

– Вы же, дурни, не хотели, чтоб я командовал от­делением, – у меня бы не ползали так.

Вдруг Левада как зашипит на нас:

– Тише!.. – и взглядом вправо указывает.

Повернул я голову вправо и обмер. Сквозь осоку уви­дел на краю лощины замаскированный танк. Пушка его в нашу сторону развернута, а над башней торчит танкист и в бинокль смотрит. Кажется, смотрит прямо на меня. Я так и врос в болото.

В это время в небе стрекот моторов послышался… Ну, беда! Два вертолета откуда-то вырвались. И прямо на ло­щину, где мы лежим, курс держат. Один потом замер в воздухе на одном месте, видать болото просматривал. За­тем дальше повилял хвостом.

Вот тут мы все поняли, что шутки плохи. Я уже так старательно полз – прямо носом борозду среди кочек прокладывал. И не зря. Слева заметили еще одну засаду. Но и возле нее проползли без единого выстрела, как и требовалось.

И когда из нас уже выходил последний дух, выбрались мы на опушку леса.

– Встать! – шепотом командует Степан.

А у меня сил нет.

– Не могу, – отвечаю. – Привык… На пузе легче.

Однако подняться пришлось. Поднялся… охнул и сел. На пятку не наступить.

– Снимайте сапог, – уже на «вы» обращается ко мне Степан.

Разуваюсь. Глянул на свою ногу и ахнул. Растер до крови. И, как всегда, первым Ежиков подкалывает меня:

– Солдат… Портянку наматывать не умеет.

– На язык бы тебе такого болячку, – огрызаюсь и до­стаю индивидуальный пакет.

А Степан на часы смотрит. Видать, приближается время атаки. Роща «Фигурная» уже рядом.

Что делать? С бинтом ногу в сапог не сунешь? При­дется в одном сапоге бежать.

Так мне пришлось и сделать. Намотал поверх бинта портянку, привязал ее другим бинтом и вперед. В одной руке автомат, в другой – сапог. Потом додумался за поясной ремень сапог заткнуть.

Но все же отстал я от отделения. Добежал до оврага, что у рощи «Фигурная», когда наши уже разгромили там штаб «противника» и выстроились для разбора занятий.

Стоят солдаты в строю – подтянутые, подобранные (правда, солдаты только тех отделений, которые сквозь засады прошли). Стоят в тени ветвистых елей, а я бреду по крутой тропинке – грязный, усталый, в одном сапоге.

– Смотрите, и Перепелица дошел! – слышу голос старшины Саблина.

В ответ смешок прокатился. Но тут же затих. Старшин лейтенант Куприянов, командир роты нашей, ко мне обра­щается:

– Становитесь, рядовой Перепелица, в строй! То, что дошел – молодец! А вот ногу натер – плохо.

«Да разве только это плохо? – горько думаю я про себя. – А что было б, если бы не Степан Левада, а я, Максим Перепелица, принял на себя командование отде­лением? Первая же засада нас завернула б назад!»

И все оттого, что характер у меня перепеличий – по верхам летаю, а до сути военной службы не дохожу. Но дойду. Ей-ей, дойду, не быть мне Максимом Перепелицей!

Только подумал я это, как ко мне Саблин подходит.

– Вот сюда становитесь, – тихо говорит и ставит меня на самый левый фланг. – И не горюйте, дело будет. На­чало ведь положено?