«Эх, Перепелица, Перепелица, – думаю я себе, – не­разумная ты птица. Степан – дружок и земляк твой, мо­жет теперь и говорить с тобой иначе не станет, кроме как по стойке „смирно“.

Плохо мне, вроде полыни нажевался. Знали бы обо всем этом в Яблонивке, частушки б по селу про Максима распевать стали. Ведь Максим Перепелица, хоть и ветро­гоном считался, был лучшим плясуном! А кто раньше него кончал сев? Кто вперед всех с возкой буряка управлялся? Ведь Максим первый парубок на селе. Куда было этому тихоне и молчуну Степану Леваде до Максима! А теперь на тебе: Степан командиром стал, а я – Перепелица – должен ему подчиняться.

…Перед отбоем подходит ко мне Степан, улыбается. И рук по швам не вытягивает. Даже удивительно. Говорит:

– Молодец, Максим, что хорошо потрудился. Солда­там такая работа, какую ты выполнил, не по душе в суб­ботний день. Поэтому нарочно тебя послал. Как друг, не осерчаешь, а товарищи убедились, что у нас дружба не мешает службе. Каждый увидел, что у Левады, когда дело идет о службе, все солдаты равны. Понял, Максимка?

Конечно, понял. Выходит так: раз ты, рядовой Пере­пелица, друг младшему сержанту Леваде, значит все шишки на тебя… Внеочередная работа подвернулась – иди работай именно ты, а не другой, иначе подумают, что командир, как друга, балует тебя. Хочется в город схо­дить – сиди в казарме. А пойдешь – что люди могут ска­зать? Ты же друг командира! Отличился на занятиях вместе с другими – им похвала, а тебе кукиш.

Чувствую я, что от такой дружбы взвыть можно. При­дется попросить начальство, чтобы в другое отделение пе­ревели. Но тут случай все мои намерения нарушил. Вышло так, что оказался я виноватым перед Левадой. А у меня теперь правило такое: раз виноват – терпи, дал маху – исправляй ошибку.

Объяснял нам Левада устройство нового стрелкового приспособления. Не понял я, для чего там шпилька одна служит. Говорю:

– Степан, повтори, пожалуйста.

Левада прервал урок, посмотрел на меня такими гла­зами, вроде на некрасивом поймал, и отвечает:

– Товарищ Перепелица, запомните: на службе, на за­нятиях ни Степанов, ни Максимов не должно быть. Есть младший сержант Левада, есть рядовой Перепелица. Устав почитайте!

Как отрезал. Только и нашел я, что ответить:

– Виноват, товарищ, младший сержант. Обидно, даже в ушах засвистело. На себя, конечно. И дернуло ж меня за язык! Как будто бы я и сам не знал, как положено к командиру обращаться.

Вечером Левада беседу затеял. Знает же Степан, что ошибся я и не повторю больше подобного, а все же забра­сывает в мой огород камушки, чтобы другим неповадно бы­ло ошибаться. Известно, рад случаю, чтобы солдат поучить.

Потом еще такая история приключилась. Иду я в нашу полковую библиотеку книжку обменять и встречаю на­против казармы соседнего батальона Леваду. Обижен я на него. Поворачиваю голову в сторону плаца и вроде не замечаю Степана. И вдруг:

– Товарищ Перепелица, вернитесь и отдайте честь!

Ушам своим не верю. Повернулся к Леваде, а он стоит и с таким укором на меня смотрит, что я даже глаза опустил.

– Почему устав нарушаете? – спрашивает Левада.

– Степан, имей совесть, – тихо, чтобы не слышали солдаты, которые стояли у казармы и смотрели на нас, го­ворю я Леваде. – Сто раз же сегодня встречались мы с тобой

Левада отвечает так же тихо:

– Это для них неизвестно, – и кивает головой в сто­рону группы солдат. – Зачем дурной пример показывать?

Что тут поделаешь? Пришлось мне вернуться на не­сколько шагов назад и по всем правилам строевого устава пройти мимо младшего сержанта Левады.

Все навыворот получается. Надеялся: раз Степан командиром стал – Максиму в службе послабление бу­дет. Ведь, нечего греха таить, жизнь солдатская – не фунт изюму. А Левада не то что послабления, отдышаться не дает. Однажды на занятиях в траншею вскочил я не­правильно – не по стенкам скользнул, а на дно прыгнул. Сапоги жалко было о стенки тереть, тем более знал я, что в этой траншее ни мин, ни других «сюрпризов» нет. Заме­тил это Степан и командует:

– Рядовой Перепелица, назад! Повторите прыжок в траншею.

В другой раз не понравилось ему, как замаскировался Перепелица. Заставил все заново делать. Зло меня взяло. «Ну, думаю, теперь даже наедине Степана на „вы“ буду величать и разговаривать только по стойке „смирно“. Ни­каких других отношений».

Но разве поймешь этого Степана! То ему не угодишь прыжками в траншею, то лучше Перепелицы и солдата в отделении нет

Вот хотя бы случай на недавних двусторонних заня­тиях. Наше отделение атаковало траншею и завязало бои в глубине обороны «противника». Продвигались мед­ленно – оборона была крепкой. А на выходе из лощины совсем дело застопорилось: под фланговый огонь пуле­мета попали. Стрельба пулемета обозначалась трещоткой.

– Рядовой Перепелица, уничтожить пулемет «про­тивника»! – приказывает мне Левада.

Уничтожить так уничтожить. Быстро отползаю назад, затем пробираюсь вправо. Но пулеметчики «неприятеля» оказались глазастыми. Заметили меня, насторожились. «Этих легко не возьмешь», – думаю. Нырнул в лощину, мигом наломал с кустарника веток, снял шинель и завер­нул в нее ветки. Затем чучело выдвинул к кусту на вы­ходе из лощины. Пулеметчики засекли куст, за которым лежала моя шинель, и снова заработала их трещотка.

Я же тем временем по лощине на четвереньках еще дальше вправо забрался, а затем подполз к пулеметному гнезду почти с тыла. Нагрянул внезапно. Бросил рядом взрывпакет, потом из автомата очередь дал. Словом, слу­чай, каких на каждом занятии много.

И вот этому случаю Левада на разборе внимание уделил. Расхвалил находчивость Перепелицы. Вроде я виноват, что он именно меня, а не другого солдата послал про­тив тех пулеметчиков. Да еще благодарность объявил. Прямо не узнаю Степана.

Потом в караул мы заступили. Левада был разводя­щим. Снова Перепелица хорош. Понравилось ему, видите ли, как ловко Максим ликвидировал загорание замкнув­шихся электрических проводов. Будто другой кто-нибудь иначе поступил бы. На комсомольском собрании я даже рассердился, когда потребовали, чтобы Перепелица поде­лился опытом несения караульной службы. Какой тут опыт? Действуй, как устав велит!

А вчера утром Степан подходит ко мне и спрашивает:

– Как думаешь выходной проводить? Пойдем в город.

– Пойдем, есть мне о чем поговорить с тобой.

Но разговор, о котором я думал, не получился. О кни­гах полдня спорили. Степан был под впечатлением хорошего романа «Семья Рубанюк» и все рассуждал о даль­нейшей судьбе главного его героя Петра Рубанюка. Я-то книгу эту раньше Левады прочитал. Конечно, интересно мне знать, как дальше устроится жизнь Петра, Оксаны. Но чтобы я сам додумывал, мне и в голову такое не приходило. Лучше уж письмо писателю написать, пусть он рас­скажет.

Потом Степан вдруг говорит мне:

– Завидую я тебе, Максим.

– Не тому ли, что мне счастье выпадает картошку па кухне чистить? – съязвил я.

Степан вроде и не расслышал моих слов, продолжает:

– Завидую, что о твоих делах все наше село Яблонивка узнает.

– Каких делах? – ужаснулся я.

– Написал командир части письмо председателю на­шего колхоза. Завтра огласят его в каждом взводе. Хо­рошее письмо. Рассказывается там, что ты стал круглым отличником, и бдительно караульную службу несешь, и умеешь за оружием ухаживать. Словом, обо всех делах. И благодарность в том письме старикам твоим – отцу и матери – за хорошего сына.

Дух у меня перехватило от этих слов. Не помню, что я молол в ответ Степану. Кажется, доказывал, что никаких «дел» я не сотворил. А у самого сердце от радости из груди рвалось. Вся Яблонивка узнает! Думаю о Яблонивке, а перед глазами Маруся Козак стоит, улыбается. Вот вам и Максим Перепелица, вот вам и ветрогон!

А Степан Левада все же друг настоящий. Понял я: дал бы он мне послабление, не стал бы Максим отличником! Требовал Степан с Перепелицы строго, как и с каждого солдата, вот и толк вышел. Ох, и учиться ж я теперь буду… Еще лучше! Пусть все знают, что Максим Перепе­лица несет службу на совесть. И быть ему тоже сержантом.