– Вот до чего мы дошли, капитан, пока вас не было, – сказал офицер. – Еще десять дней назад подобной сцены никто и представить бы себе не мог. Великое равновесие разваливается у нас на глазах, со скоростью, ужасающей всех, кто хоть немного верит в него. В одиннадцати епархиях жрецы захватили власть и временно отменили права граждан. Сформированные ими отряды Инквизиции открыли беспричинный террор. Не менее десяти процентов флотских взбунтовались и убили своих жрецов. Некоторые из них, перейдя границу, совершили самоубийственный налет на корабли и планеты Миколя, чуть не развязав войну. В ответ Инквизиция арестовала и подвергла грубому ментальному контролю многих высших офицеров – даже тех, чья лояльность не подвергалась сомнениям, – а также видных коммерсантов, дипломатов и ученых. Те, кто любит свою Церковь, начинают приходить в ужас от ее действий, а на каждый роток платок не накинешь…

Эти известия ужаснули Ган Ро Чина, хотя он сразу понял, в чем тут дело. Только не здесь! подумал он. Не на Мицлаплане!

– Космолетчики, – наконец сказал он.

– Что? О чем вы?

– Первыми были космолетчики. Пилоты, которые поневоле проходят прямо сквозь эту дрянь. Она проникает в человека, разъедает его, высвобождает в нем все худшее. Инквизиция тоже много летает. Я видел, что они могут сделать – даже с рукоположенными. Сердцевина наша незыблема, так она устроена – но им и ни к чему разрушать сердцевину. Если мы перестанем верить друг другу, если будут потеряны открытость и уважение между жречеством и мирянами, вера перестанет быть нашим оплотом.

Он встал и взглянул в глаза маленькой жрицы.

– Вы заявили, что со мной будут обращаться как со жрецом, согласно церковному канону. Да будет так. По канону, Инквизиция не может вести расследование против собственных членов. Я требую немедленного слушания дела единственным, кто вправе судить Инквизитора, обвиняемого в ереси. Я требую суда Святого Ангела!

– Да как ты смеешь! Ни один мирянин не может быть удостоен Аудиенции! – кровь отхлынула от ее лица.

Но он не зря провел столько лет рядом с Маньей.

– Отчего же? Сейчас нет гражданского закона. Нет и закона военного. Если все, что осталось – это Священный Закон, я требую суда согласно ему! Меня можно обвинить в ереси, но если вы сейчас откажете мне, то, согласно Священному Закону, вы сами совершите еретический поступок, в присутствии свидетелей и с соответствующей записью в протоколе! Или, может быть, вы отвергаете и канон тоже? Если так, то это вы предались Аду, а не я, ибо если нет канона, то нет больше ничего!

Он обернулся к коммодору.

– Кстати, каким образом она добиралась сюда? Не через гиперпространство ли, сэр?

Коммодора тоже потрясли его слова.

– Настолько далеко я не могу заходить – но, по крайней мере, я могу исполнить ваше законное требование. Святейшая, мне очень жаль, но вы своим собственным решением отказались от ведения дела этого человека.

– И жрицы Мендоро тоже, – напомнил ему Чин.

– Да, да, вы правы. Святейшая? – коммодор вновь откашлялся.

Ган Ро Чину еще не приходилось видеть, чтобы человек был настолько взбешен и растерян одновременно. Наконец, она справилась с его логикой.

– Очень хорошо. Что скажете вы, доктор?

Доктор, дотоле бесстрастный ко всему происходящему, произнес:

– По моему мнению, Святейшая, разум этого человека – одновременно самый здравый и самый опасный из всех, что мне когда-либо встречались.

– Что ж, будь по-вашему, капитан. Я передам ваше прошение в канцелярию Святого Ангела этого сектора. Если будет на то воля Высокочтимого, вы получите аудиенцию. Что, разумеется, де факто означает рукоположение. Добровольное, заметьте. После чего вы, как Нуль, для прохождения обязательной хирургической и психохимической обработки будете возвращены в первоначальную инстанцию – то есть в мое ведомство.

Его отвели обратно в каюту. Но не прошло и получаса, как дверь открылась, и, к его радости, в нее вошел коммодор.

– Надеюсь, вы с визитом, а не насовсем, – сухо заметил Ган Ро Чин.

– Не беспокойтесь, капитан, – заверил его Агагувак. – Я, как капитан этого корабля, обладаю на нем высшей властью, и даже наши жрецы меня поддержали. Моя задача заключалась в том, чтобы выслушать ваше дело, и по окончании слушаний поступить согласно тому, что сочту правым. Многие из нас думают так же, как вы, капитан. Им не нравится то, что происходит, но они не знают, что делать. Все в ужасе, капитан. Мы без колебаний вступим в бой с флотом Миколя, но сейчас под угрозой самое дорогое – то, за что мы сражаемся. У многих из нас есть семьи.

– Я понимаю, – кивнул Чин.

– Тогда вы должны понять, что далеко не каждый может позволить себе то, что позволил себе я. Антитерранских настроений у нас всегда хватало, вы и сами знаете. Мы наибольшая по численности раса Мицлаплана, однако на высших уровнях Церкви терран всего один процент. Среди терран нет ни адмиралов, ни флотских офицеров – вообще, терране крайне редко занимают руководящие посты.

– Я всегда это знал. Именно поэтому я выбрал гражданскую, а не военную карьеру. По крайней мере, так я могу командовать своим собственным кораблем.

– Ну вот. Тогда вы должны понять, каково было многим наверху узнать, что с задания, на которое отправлялись, кроме двоих терран, еще старгин, месок и гноллка, вернулись только двое терран. Причем, вернувшись, доложили, что за единственным – и вполне понятным – исключением, все вернувшиеся на родину также были терранами. Многие из произошедших здесь инцидентов начались на терранских мирах и на кораблях под командованием терран. В некоторых участвовали и другие расы, но мы выделяемся из общего ряда. Вот почему сюда послали Святейшую Минь. Она известна своим фанатизмом, жесткостью и непреклонностью – иначе бы она не достигла своего положения, – так что вполне может в данном случае стать судьей, присяжными и палачом, избежав при этом обвинения в расизме. Вам здорово удалось ее обыграть, но вы нажили себе очень серьезного врага. Думается мне, вы выиграли лишь немного времени, не более того.

– Коммодор, я буду с вами откровенен. – вздохнул Чин. – Я готовился к смерти еще несколько недель назад, и до сих пор не могу поверить, что все-таки добрался сюда. Я здесь, потому что у меня осталось последнее задание, последняя миссия. Я должен убедить Святых Ангелов. Мы должны не допустить войны, после которой мы, наши семьи и наши потомки навечно окажутся под игом абсолютного зла. Святые Ангелы настолько отдалились от общества, что вся информация доходит до них лишь через цензуру таких вот Святейших Минь. При обычных обстоятельствах, я думаю, никто бы даже не стал посылать им доклада. Единственной моей надеждой было то, что рукоположение обязывает всех жрецов повиноваться Высшему Закону. Я полагал – или правильнее будет сказать, надеялся – что будет достаточно Криши. Она жрица и телепатка, так что они могли бы прочитать все из ее сознания и знать, что это правда. Но, похоже, и мне придется внести свой вклад. Не буду делать вид, будто мне наплевать, что со мной будет, но я все равно что живой труп; каждый выигранный мною день я отнимаю от Кинтара. Если потребуется, я пожертвую своим рассудком, жизнью и чем угодно, но Святые Ангелы получат полную, не приукрашенную информацию.

Коммодор кивнул.

– Теперь мне ясно, почему вы выжили, и за что получили свое звание. Немногие обладают вашим мужеством и самоотверженностью.

Капитан смутился и сменил тему.

– Что с Кришей? Как она?

– Ей пришлось несладко. Ее гипнотизировали, телепатически допрашивали и все такое. Они испробовали все, что могли, чтобы поколебать ее, но у них ничего не вышло. Она потрясла всех, кроме Святейшей Минь, которая до сих пор уверена в том, что ее запрограммировали миколианцы и подослали к нам, чтобы уничтожить нашу веру. Кстати, Святейшая Минь уверена, что вам не дадут аудиенции.

– Она сама установила правила и сделала формальное обвинение. Это отражено в протоколе. У нее нет выбора.