Рано утром я просыпаюсь от сильной и, главное, непредвиденной боли в глотке (хотя случается ли такое предвиденно?). Чувствую, у меня поднялась температура, трясет как в лихорадке. Но больше всего мучает мысль, что я заболел не вовремя. Услышав мои чертыханья, в комнату входит Фелиция в халате поверх длинной ночной рубашки.

— Ты плохо себя чувствуешь, Антуан? Наверное, ты переутомился…

— По-моему, начинается ангина, мам.

— Я сейчас же приготовлю тебе полоскание и сделаю компресс.

Она начинает меня лечить, вовсю пичкает таблетками, и мне кажется, будто разбушевавшаяся было боль постепенно утихает, отступая под напором сульфамидов и хитроумных снадобий моей врачевательницы. 146

— Вчера ты вернулся очень поздно, — говорит Фелиция, размешивая еще какую-то микстуру. — Тебя продуло в машине.

— Много работы.

— Из-за дома четы Пино?

— Да. Сегодня я надеюсь получить результаты.

Поскольку маман демонстрирует мне свою крайнюю заинтересованность, я с удовольствием даю ей возможность услышать мои рассуждения на этот счет. Спасительное в некотором роде занятие, да и лихорадка сказывается — делает меня болтливым.

— Видишь ли, маман, дело-то вроде не из самых трудных. Когда составляешь вместе все элементы, понимаешь, что ошибки быть не может.

— Ты так считаешь? В голосе Фелиции слышится некоторое сомнение.

— Вот тебе исходные данные: два трупа найдены в палисаднике дома, построенного лет десять назад. За это время в нем жили две семьи. Вывод: кто-то из этих групп людей совершил преступление…

Фелиция ставит кресло рядом с моей кроватью, садится и расправляет на коленях полы своего теплого халата.

— А может, кто-то чужой пришел в отсутствие хозяев?..

— Чтобы закопать два трупа? Понимаешь, мам, когда хотят избавиться от тела, то не лезут копать яму в чужом огороде.

Фелиция никогда не спорит со мной.

— Ты прав.

— Дальше! Нам удалось установить имя убитого мужчины. Более того, мы знаем, что он мошенник из Германии и был связан с одним из жильцов дома. Тут возражений нет?

— Это твое предположение, с ним можно согласиться. Но ты уверен в личности мужчины?

— Почти. Все совпадает: время исчезновения, описание примет — все!

— Приметы! Как можно судить по жалким костям о живом человеке? — вздыхает добрая Фелиция.

— Маман, это дело специалистов. И потом, на останках нашли особые приметы, соответствующие описаниям пропавшего. Нет-нет, я повторяю, ошибки быть не может — целое составляется из отдельных элементов, как мозаика!

— Тогда понятно…

Она не знает, что сказать, моя милая мамочка. Все эти криминальные моменты, из которых и состоит расследование, ставят ее подчас в тупик. И хотя у нее сын полицейский, убийство не перешло для Фелиции в разряд обыденности, а воспринимается будто детективный роман.

— Парень, который снимал дом, форменный бандит, понимаешь? Теперь содержит ночной стриптиз-бар, — с трудом выговариваю я. — Тип, способный на все. Более того, он признался, что знает в лицо убитого Келлера!

Фелиция согласно кивает головой. За окном начинается новый день. В курятнике соседа петух, расправив крылья, во все горло сообщает своим заспавшимся подружкам, что пора продирать глаза и заниматься делом.

Мне нравятся звуки нарождающегося дня. Волнующий жизнеутверждающий момент, если, конечно, ты сам не впополаме.

— Но раз бандит, о котором ты говоришь, согласился с тем, что знал этого немца, значит, он его не убивал! — вдруг решается опротестовать мой тезис Фелиция.

— Ну, это еще ничего не доказывает. Сообразив, что следствие вышло на него из-за знакомства с Келлером, он решил признать это, чтобы не вызывать лишних подозрений.

— О господи, как ты можешь ориентироваться в таких потемках? — изумляется маман.

Я потихоньку щупаю пульс. Черт, по-моему, он играет “Турецкий марш”. Вы замечали, что заболеваешь всегда в самый неподходящий момент? А с другой стороны, разве можно запланировать, когда свалишься с температурой?

— Попробую объяснить тебе, маман… Не могу пока все точно сформулировать, поскольку полной ясности у меня еще нет, но и того, чем располагаю, достаточно. Я просто чувствую, что прав. А Равиоли пока не арестовал, так как хочу получше разобраться с бывшей хозяйкой дома и особенно с ее отчимом. У этой молодой женщины парализованы ноги. Она обречена жить в инвалидном кресле…

— Ах, бедняжка!

— И вот представь себе: когда я был у них в квартире, то заметил под шкафом пару женских туфель на высоком каблуке.

Маман в задумчивости хмурит брови.

— Тебе это не кажется странным? — настаиваю я.

— Нет, не очень, Антуан. Ей, несчастной, хочется иметь пару настоящих элегантных туфель, какие носят здоровые женщины. Заметь, психологически это можно понять. Она делает вид, будто живет той же жизнью, что и все. Для себя самой! Иллюзия, но так ей легче… Если ты понимаешь о чем я…

Не могу сказать, что не слушаю маман, но я поглощен своими мыслями и продолжаю формулировать вслух:

— Когда мы позвонили в дверь, открыли не сразу. За нами, очевидно, наблюдали в глазок… Мы вошли в столовую, и там-то я и заметил туфли. Похоже, она поспешно сняла их и села в кресло… Все было чисто, опрятно, убрано. Маман, с тобой случается такое — забыть туфли в столовой?

Весомый аргумент для моей Фелиции. У нее просто пунктик — постоянно все распихивать по местам.

— То есть ты считаешь, она симулирует паралич?

— Вот именно!

— В течение такого долгого времени?

— А вот это необходимо выяснить…

Фелиция — зеркало моего сознания. Ей все можно говорить, как собственной совести. Она всегда помогает мне подумать над сокровенным и снять завесу с непонятного.

— Антуан, сынок, мне почему-то кажется, у тебя есть некоторые сомнения относительно… Вот это в самую точку.

— Ты угадала, маман! Действительно есть, и большие…

Проклятье, я и вправду расхворался! Если температура будет и дальше ползти вверх, лучше повеситься!

— Мне в голову пришла одна экстравагантная мысль. Этот Аква женился на мадам Планкебле, у которой была дочь-инвалид. Через несколько месяцев мадам переселяется в мир иной. Аква решает, что если он сыграет роль неутешного вдовца и жертвенного отчима, то сможет вытрясти из малышки наследство. По прошествии времени он меняет жилье и сдает ее дом. И тут у него появляется подружка.

Вместе они ликвидируют парализованную Терезу Планкебле и закапывают в саду, густо засыпав негашеной известью, чтобы тело как можно быстрее растворилось в земле. Любовница Аквы занимает место убитой. Им остается ждать, когда и следов не останется от бедной Терезы. Затем они продают дом.

Отекшее горло дает о себе знать, и я сглатываю с трудом.

— Я уже сломал башку, думая об этом, маман… Конечно, это всего лишь версия, но она очень правдоподобна.

— Твое предположение мне кажется слишком смелым, Антуан.

— Что поделать — опыт научил меня: наше воображение не всегда способно угнаться за тем, что нередко предлагает сама жизнь!

— Возможно, но знаешь, что мне кажется неправдоподобным в твоей версии?

— Скажи скорей…

— Ты считаешь, что, закопав труп в саду, Аква рискнул бы сдать дом внаем? Ведь новые жильцы могли, копаясь в огороде, обнаружить страшную правду!

— Подожди, у меня есть еще одна мысль! Нет ничего лучше лихорадки, чтобы стимулировать мыслительный процесс.

— Тебе бы хорошо поспать, Антуан. Будь послушным мальчиком и померь температуру. Мне кажется, у тебя сильная лихорадка…

— Ладно, сейчас… Позволь мне закончить… Предположим, коварный Аква не убивал свою падчерицу до сдачи дома в аренду. Предположим, у него был сговор с жильцом… Он же знал, что перед ним бандит. Познакомившись с ним поближе, Аква просит Анжело найти кого-нибудь, чтобы тот замочил девицу. И макаронник соглашается по причинам, мне пока неизвестным. Если Аква и Равиоли сообщники, то тогда все ясно. Зная, что в саду уже лежит один труп, Анж преспокойненько закапывает там и Келлера!