- А Штепан?

Юрай молча вздыхает. К чему сейчас рассуждать об этом?

- Ну, - ворчит он, - на двоих у нас работы не хватит.

- А как же лошади? - быстро возражает Полана. - За ними кто-то должен ходить. Ты ведь не умеешь...

- Верно, - соглашается Гордубал, - ну, да там видно будет.

- Я хочу знать сейчас, - твердит Полана, сжимая кулаки.

Ишь ты, какая быстрая!

- Как хочешь, Полана, как хочешь, - слышит Гордубал свой голос. - Пусть останется Штепан, голобушка. Я с деньгами приехал, все для тебя сделаю.

- Штепан умеет ходить за лошадьми, - говорит Полана, такого не скоро найдешь. Он пять лет у меня служит. - Она встает, странная и бледная в лунном свете. - Покойной ночи, Юрай. Иди потише, Гафья спит.

- А ты? Ты к-куда? - спрашивает пораженный Гордубал.

- На чердак, спать. Ты хозяин, тебе в избе спать. - В выражении ее лица мелькает что-то упрямое, злое. - Штепан спит в конюшне.

Недвижно сидит Гордубал на крыльце и смотрит в лунную ночь. Так, так. Голова совсем не варит, как деревянная. Что-то засело в мозгу, не дает покоя. "Ты хозяин, тебе в избе спать". Так, так.

Где-то вдали тявкает собачонка, в хлеву звякнула цепью корова. "Тебе в избе спать". Эх, голова мякинная! Сколько ни качай ею, трещит - и все тут. Ты, мол, хозяин. Все твое: эти белые стены, двор, все хозяйство кругом, целая изба для тебя, вон какой ты барин, можешь развалиться один на постели.

Ты - хозяин! Но отчего же это никак не встать, почему голова такая тяжелая? Видно, водка была скверная, видать подлил мне древесного спирта чертов шинкарь. Однако ж шел-то я домой чуть ли не с плясом... Так. Значит, в избе. Хочет Полана уважить хозяина, как гость будет он спать... Безграничная усталость охватывает Гордубала. Ага! Полана хочет, чтобы он отдохнул, набрался сил, малость понежился с дороги. И то верно, устал он, сил нету подняться, ноги, как студень... А месяц уже забрался за крышу.

- "Про-бил один-над-ца-тый час, хра-ни свя-тый бо-же нас!"- кричит нараспев ночной сторож. В Америке так не кричат. Странная ты, Америка! Только бы сторож меня не увидал, - нехорошо, - пугается вдруг Гордубал и неслышно, как вор, крадется в избу. Снимая пиджак, он слышит тихое дыханье.

Слава богу! Полана здесь, она пошутила. А я-то, дурень, торчу на дворе. Юрай тихо-тихо подкрадывается к постели, протягивает руку. Мягкие волосы, тонкие слабые ручки Гафья! Ребенок что-то пробормотал во сне и уткнулся лицом в подушку. Да, Гафья. Юрай тихонько садится на край постели, поправляет одеяло на девочке. Ах, боже мой, как же тут лечь, разбудишь ведь ребенка. Полана, верно, хотела, чтобы девочка привыкала к отцу. Так, так.

Отец и дочка в избе, а она на чердаке.

Новая мысль вдруг осенила Юрая и не дает ему покоя. "Иду на чердак", - сказала она. А что, если это нарочно?. Мол, ты глупый, можешь прийти ко мне. Знаешь ведь, где я - на чердак пошла спать.

На чердаке-то нет Гафьи. Гордубал стоит в темноте, точно столб, и сердце у него колотится. Полана - гордая, она не скажет - возьми меня. Нужно ее добиваться, как девушки, надо искать ее в потемках, а она беззвучно засмеется: "Ах, Юрай, глупый ты, восемь лет я тебя ждала..." Тихо-тихо крадется Юрай на чердак. Экая тьма! Полана, где же ты, я слышу, как стучит твое сердце.

- Полана, Полана! - шепчет Гордубал и шарит в потемках.

- Уйди, уйди! - жалобно, почти как стон, раздается в темноте. - Я тебя не хочу, прошу Юрай, прошу тебя, прошу...

- Я ничего, Полана, - отчаянно пугается Гордубал, - я только... спросить... Удобно ли тут тебе спать?

- Прошу тебя, уходи! Уходи! - дрожит от ужаса во тьме голос жены.

- Я хотел сказать... - заикается Гордубал, - все будет по-твоему, голубушка. И лужки на равнине можешь прикупить...

- Уходи, уходи! - не помня себя, кричит Полана, и Юрай, стремглав скатывается вниз, точно в пропасть. Но нет, не упал он в пропасть, а сидит на нижней ступеньке... и все-таки падает в бездну.

Так глубоко упасть, о господи, так глубоко! Кто это тут стонет, а? Это ты, ты! Я? Нет, это не я, я еле-еле дышу. Я не виноват, если громко застонал... И еще, и еще... Ну, не стыдись же, дай себе волю, ты дома, ты хозяин!

Гордубал сидит на ступеньке и тупо смотрит перед собой. "Тебе в избе спать, - сказала она, - ты хозяин". А, вот оно что! Восемь лет ты, Полана, была сама себе хозяйкой и сейчас сердишься, что есть и над тобой хозяин. Эх, голубушка, поглядела бы ты, какой это хозяин: сидит на ступеньке и хнычет, словно маленький. Утереть бы ему нос передником. Вот так хозяин! Гордубал неожиданно чувствует улыбку у себя на губах. Да, да, он смеется: хозяин! Какой он там хозяин. Батрак! Батрак пришел к коровам, госпожа моя, а ты, Полана, будешь хозяйкой. Как барыня будешь жить, будут у тебя коровы и кони, Штепан и Юрай. Коров для тебя выхожу, Полана - загляденье! И овец тоже.

Все твое будет, всем будешь заправлять.

Вот и сердце успокоилось, и в груди не хрипит.

Гордубал вбирает в себя воздух, расправляет легкие, как кузнечный мех. Что ж, хозяйка, батраку не место в избе. Батрак пойдет спать в хлев - вот где его место. Там спится лучше, там человек не один, рядом слышно живое дыханье. Когда ты один, страшновато вслух разговаривать, а с коровой можно поговорить, она повернет голову и выслушает тебя. Хорошо спится в коровнике.

Тихо-тихо бредет Юрай в хлев. Вот он - теплый запах скотины; звякнула цепочка на загородке.

- Это я, коровушки, это я! Слава богу, соломы хватит, чтобы выспаться человеку.

Про-бил две-над-ца-тый час,

Храни свя-тый бо-же нас...

Нет, этого не было в Америке!

Бабы, лучины не жгите без толку.

Ночью от них до беды недолго...

"Туу-туу-туу!" - слышно издалека, точно рев коровы. Это ночной сторож трубит в рог.

VIII

Штепан закладывает телегу.

- День добрый, хозяин. Хотите поглядеть на лужки?

Юрай хмурится. Что я, барский приказчик, чтоб ездить в телеге осматривать поля? А впрочем, почему бы не съездить? Дома делать нечего, некуда даже на покос выйти. Взглянуть разве на Поланины владения?

На Штепане широкие холщовые штаны и синий фартук. Сразу видать - из степи. И черномазый, как цыган. Гикнет на коней - упряжка летит с грохотом, со звоном. Юрай ухватился за телегу, а Штепан стоит, сдвинув шапку на затылок и высоко подняв вожжи, размахивает бичом над лошадиными спинами. Ну, ну, полегче, нам ведь не к спеху!

- Слушай, - недовольно ворчит Юрай, - зачем ты так сильно натягиваешь вожжи? Смотри, как они дергают мордой. Больно ведь им!

Штепан оборачивается, ухмыляясь.

- Так нужно, хозяин. Чтобы повыше держали голову.

- Зачем? - возражает Гордубал. - Пусть держат, как привыкли.

- За это хорошо платят, хозяин, - объясняет Штепан. Всякий покупщик первым делом смотрит, как конь голову держит. Вы гляньте-ка, сударь, гляньте - как они славно бегут: одними задними ногами, а передними только перебирают. Н-но!

- Да не гони ты их так! - просит Гордубал.

- Пусть учатся бегать, - равнодушно возражает Штепан. Какой прок, хозяин, от смирного коня?..

"А как возит Штепан Полану? - думает Гордубал. - Наверно, вся деревня оборачивается: вот едет Гордубалова жена. Ну, прямо помещица! Гордая, руки сложила на груди. А чего не быть ей гордой? Слава богу, Полана не как все женщины.

Крепкая и прямая, что сосна. Дом построила, словно барская усадьба, семь тысяч взяла за пару коней, значит можно держать голову высоко. Это, братцы, всегда на пользу!"

- Вот она, степь, - показывает кнутом Штепан. - До тех акаций вся земля хозяйкина.

Весь разбитый, Гордубал слезает с телеги. Растряс-таки меня, дьявол! Так вот она, степь? Вправду, трава по пояс, да сухая, жесткая. Нет уж, брось ты басни рассказывать! - где тут свеклу посадишь?

Степь она степь и есть.

Манья чешет в затылке.

- Прикупить бы, хозяин, еще вон тот кусок, и можно хоть три десятка коней пасти.