Ваши потрясения ещё впереди. Трик-трак - пришел, увидел, победил. Здесь так у людей думающих не бывает. Здесь боль, кровь, слезы, израненные души... Попрыгаешь по кочкам, если выпросишься "на боевые", будешь карабкаться в 60-градусную жару по горам снизу вверх, и ждать выстрела из-за любого камня, и скатываться вниз, обдирая кожу, наглотаешься пыли, которая здесь как просеянная мука, она всосется во все твои поры, сделает твои волосы седыми, и не дай бог подорваться на мине...

- Знаете, Ада Викторовна, я не прошу у Бога легкой жизни, не прошу и легкой смерти. Ке сера-сера - что будет, то будет.

- Вот что, Тема, оставайтесь-ка вы сегодня у нас ночевать. Уже глубокая ночь, а в это время ездить по Кабулу очень опасно, да и в гостинице лучше появиться днем.

- Вы как Василиса Премудрая: спи Иванушка, утро вечера мудренее.

- Утром похлебаем квакерской овсяной кашки, вкусим хорошего кофейку с чем-нибудь этаким, да и с богом. Отправитесь с Михаилом Борисовичем в 40-ю армию (здесь говорят сорокувую), там все и решите с генералами.

Я понимала, напрасные слова предостерегать его, и все-таки по-женски, по-матерински не могла удержаться. Перекрестила его вслед. Кажется, Конфуций говорил: благородный человек сам должен нести ответственность за свои поступки и ошибки. Похоже, у Артема, несмотря на молодость, уже был свой жизненный кодекс.

Потом они с мужем каждый день куда-то мотались, куда-то летали, ездили, с кем-то встречались. И все-таки между его поездками по Афганистану мы ещё виделись несколько раз. И говорили, говорили... Помню его лицо, его слова - отчаянная голова...

Как-то спросил с извинениями:

- А в морге здешнем вы бывали? "Черные тюльпаны" видели? А где сжигают ампутированные руки, ноги? Я просил, чтобы мне разрешили все это увидеть. Ответили: нечего тебе там делать!

- Я была в морге по необходимости. Михаил Борисович не был. Меня попросили опознать нашего погибшего журналиста. Зрелище не для слабонервных. Морг здесь в аэропорту. Гробы деревянные получают из Ташкента. В штате морга восемь человек - я спрашивала, раз уж попала туда, - солдаты-санитары, они и вынесли мне труп, положили носилки к ногам; они обмывают погибших, одевают, в божеский вид приводят, ещё офицер или старший прапорщик и патологоанатом. Деревянный гроб ставят в цинковый. Цинковый в большой деревянный ящик с ручками. На документах пишут: без права вскрытия. Если лицо не изуродовано, прорезают квадратное окошко, чтобы близкие могли увидеть. Сгоревшие в танках, подорвавшиеся на минах, разбившиеся летчики - тут уж смотреть не на что. Все это и есть "груз 200", "черный тюльпан".

Тысячи гробов уже отправлено из Афганистана на родину. По ним ведется строгий учет. А сколько ещё будет? (14 тысяч за 10 лет.) К боевым потерям относится все: неосторожное обращение с оружием, убило током, неуставные отношения, автоавария и так далее. Вот если будете в Хайратоне, попросите особистов показать вам альбом про наших ребят, попавших в плен: фотография, все обстоятельства пленения - где, как, в какое время.

Ну что мы все о печальном да о печальном, как писал Бабель, давайте, поговорим о веселом: что слышно за холеру в Одессе?

- Вот, я как раз, - даже не улыбнувшись, сказал Артем, - хотел сказать вам, что я был в кабульском госпитале: в хирургическом отделении, в психиатрическом - это страшно. Вы, конечно, бывали там не раз. Видеть без слез молоденьких ребят без рук, без ног, ослепших - это выше человеческих сил. Их привязывают к кроватям. Они так кричат, рыдают: убейте меня! Я не хочу жить! Не сообщайте обо мне ни родителям, ни жене, ни невесте. Нет меня, я погиб, умер! Я пытался себя поставить на их место и не мог. Это провернуть через себя невозможно.

- Лучше бы этого не было, Артем. Это правда. Сколько искалеченных жизней и душ. Из Афганистана не возвращаются здоровыми людьми. Живем здесь не среди людей, а среди теней.

Потом была встреча в Москве, в предпоследний день моей командировки в доме его родителей на проспекте Мира. Я приезжала из Афганистана монтировать фильм. Времени было в обрез. На следующий день улетала в Кабул. Артем провожал меня до дома. Шли пешком. Мы жили недалеко друг от друга. Была ночь. Прощаясь - снова рука в руке, - он сказал:

- Вы знаете, я влюбился. Ее зовут Вероника. Как жаль, что я не успею вас с ней познакомить. Я уверен, она вам понравится. В ней есть то, чего нет в других. - Помолчал, и тихо добавил:

- Она замужем, и у неё есть ребенок. Но я не отступлю.

- Тут сердцем надо думать. А впрочем, Тема, почему это Василиса Премудрая должна уходить к Иванушке, если ей и с Кащеем хорошо? Это ведь любимая ваша сказка?

- Со мной ей будет лучше. Кащей не понимает, в чем её необыкновенность, неординарность и многое другое. И не знает, какие в ней звенят бубенчики. А я знаю...

- На свадьбу пригласите? Я очень хочу видеть вас счастливым.

- Ну, о чем вы говорите, Ада Викторовна. Как только вернетесь, будем видеться часто. Я буду звонить.

И... после возвращения из Афганистана... годы пустоты. Не виделись, не слышались, не встречались. Почему? Ответа на этот вопрос я не знаю и сегодня. Вспоминаю его 25-летним - сопереживающим, верящим в справедливость, ту задушевность, с которой началось наше знакомство, когда мы так хорошо понимали друг друга, несмотря на разницу в возрасте. Сегодня не получается ни с кем. Потому что мало осталось людей, которым можно доверять. Все сводят счеты. Думаю о нем и вспоминаю, как мы, глядя на звезды в ночном Кабуле, читали друг другу стихи. Разные...

Цветут тюльпаны синие в лазоревом краю,

Там кто-нибудь на дудочке отплачет жизнь мою.

Все эти почти 15 лет Артем был в придуманных им газетах и журналах. Его талант транслировался по телевидению. Открываешь свежий номер, и обязательно прочтешь то, чему не устаешь удивляться.

Тогда в Кабуле, он НАШЕЛ на небосводе свою звезду. И показал её мне. Теперь, глядя в небо, я думаю, что там живет его беспокойная душа. Слышу его голос: "Мы в ответе за тех, кого приручили".

Маленький принц умер! Да здравствует Маленький принц!

Сегодня, вспоминая о нем, я понимаю, что он, действительно, не избегал беды, но и не заслужил её.

И по-прежнему жду его телефонного звонка.

Михаил ЛЕЩИНСКИЙ

ВОЙНА ЗАКОНЧИТСЯ В СРЕДУ

Да, да - все точно знали это, знали ещё за десять месяцев до той самой среды 15 февраля 1989 года. А все просто: эта дата была обозначено в совместных советско-афганских решениях по Афганистану. В этот день последний наш солдат должен был покинуть сопредельную страну...

И вот был понедельник перед той самой средой. День удивительно теплый и солнечный даже для афганского февраля. В опустевшем поселке АФСОТРа почти на самом берегу пограничной Амударьи нас не было и десятка. АФСОТР - это крупнейшее в прошлом советско-афганское транспортное акционерное общество. Поселок - два десятка уютных финских домиков. Ну а мы - корреспонденты Центрального телевидения в Афганистане Борис Романенко и я, журналист из Москвы Артем Боровик и военный водитель Сережа, прикомандированный к нашей группе со своим "уазиком". Еще один коттедж занимал Равиль - начальник продслужбы 40-й армии - со своими замами и многочисленными припасами.

В таком составе население поселка сформировалось лишь накануне вечером, когда мы четверо пришли в пограничный афганский город Хайратон с последней колонной наших войск. Она, собственно, состояла из передвижного командного пункта генерала Громова и его боевого охранения. Это подразделение и должно было в среду обозначить полный вывод советских войск из Афганистана. Командующий армией настойчиво предлагал нам заночевать с его штабом на территории стоявшей там раньше воинской части. Конечно, в этом был резон: во-первых, охрана, а потом - два шага до пограничного шлагбаума и моста через Амударью. Мы было уже стали разгружаться, как вдруг появился Артем, который, по своему обыкновению, ехал не с нами, а на броне какого-то БТРа. Как и все мы, был он серым от пыли, каким-то всклокоченным, но очень радостным и возбужденным. В отличие от нас, которые были вынуждены последний месяц беспрерывно мотаться с колоннами до границы, передавать из Термеза материалы в Москву, а потом возвращаться обратно к движущимся войскам, Артем, находившийся все это время в боевых порядках, впервые попал в Хайратон, увидел заветный берег, за которым Родина. Конечно, для него, молодого и очень эмоционального, это было сильным впечатлением. Так вот, появившись, он стал горячо убеждать меня, что надо ехать ночевать в давно уже оставленный хозяевами афсотровский поселок. Он прослышал об этом месте от того самого начальника продслужбы, который уже отправился туда, подальше от начальства.