Я хочу сказать родителям Артема, его жене, сестре, его детям и племянникам, что Артем является для многих в нашей стране мерилом правды, доброты и честного служения Родине.

Я благодарен судьбе за то, что мне довелось быть его современником.

Юлий Воронцов "Можно к Вам ?"

Передо мной стоял высокий молодой человек. Он улыбался знакомой открытой улыбкой. Хотя и видно было, что он чем-то очень озабочен. Как он вырос! И очень похож лицом на мать, а прорывающейся в жестах и поведении энергичностью и целеустремленностью - на отца. Давно я тебя не видел, Артем, ты уже не мальчишка, каким я тебя знал в семье моего старого друга со студенческих времен. Да, время летит. Кто бы мог тогда предсказать, что мы вот так встретимся в кабинете советского посла в Кабуле во время афганской войны и ты обратишься ко мне с необычной просьбой: "Военные не пускают меня в зону активных боевых действий, но как я могу писать об этой войне, о наших солдатах, не видя всего собственными глазами? Повлияйте на наших военных, ведь вы посол!"

Вот как в жизни иногда получается: не так уж много лет тому назад видишь мальчика, везущего за собой на веревочке игрушечный грузовичок, и не знаешь - не гадаешь, что перед тобой будет стоять уже взрослый молодой мужчина и просить дать ему возможность пойти с солдатами в бой. И ведь не военный же, не призванный, как говорится, под знамена. Но журналист, и даже больше того - молодой писатель. Я его очерки и статьи с большим интересом читал. И ведь прав - как писать об этой войне, о наших людях, если её не увидеть, не пережить её вместе с этими людьми. Но, с другой стороны, он ведь не обязан влезать в это пекло, присягу ведь не давал, приказа не получал. А если он сам считает, что обязан, по долгу журналиста? По своей совести писателя?

Артем выжидательно смотрит на меня. Глаза - точно матери, но настойчивость во взгляде - от отца. Стоп, стоп, стоп, а как я в глаза Генриху и Гале посмотрю, если с Артемом что-нибудь случится? Проще всего поддержать военных. А другие ребята пойдут в бой, потому что есть приказ, потому что мы ввязались в эту войну и теперь надо обеспечить почетный для нашей страны выход из нее? Да, Артем, задал ты мне задачку.

- Знаешь что, Артем, я понимаю и уважаю твое желание. Но не могу я самостоятельно решить, пускать тебя на линию огня или нет. Мне необходимо переговорить с твоим отцом. Ты сын моего старого друга, и ты уж извини, мне нужно выдать ему телефонный звонок в Москву.

По лицу Артема прошла тень явного недовольства. Ну ничего, перетерпи Артем, два старых студенческих друга смогут тебя понять и поддержать.

Генрих не долго раздумывал, сам не раз шел на риск на своих журналистских путях-дорогах, хорошо поэтому понимал своего сына. Не мог он не оценить смелости молодого журналиста, не стал ему на пути. На том мы и порешили, и на лице Артема снова появилась его такая красивая, открытая улыбка.

- Значит, быть по сему. Но ты там не вздумай бравировать, ведь ты же не строевой боец, а безоружный журналист - штафирка, - попытался я придать себе строгость на прощание.

- Не беспокойтесь, все будет в лучшем виде, - заулыбался он, довольный, будто я ему подарок сделал.

Военные потом, после боя высоко оценили смелость молодого журналиста, который оказался отнюдь не лишним среди сражавшихся солдат, а "совсем наоборот", загадочно добавили они, рассказывая мне об этом. Я не стал уточнять, догадываясь, в чем тут дело.

А потом мы читали блестящие очерки Артема об афганской войне, написанные не понаслышке. Да, вот такие случаются дела, когда мальчишки вырастают в настойчивых, смелых и очень талантливых людей.

Рустам Арифджанов:

"Небо цвета линялых джинсов"

Мы стали работать вместе, когда каждый из нас прошел уже достаточный путь в журналистике. Чуть погрузнели, меньше стали писать сами, уже даже и редактировать чужие тексты меньше. Наша работа, скорее, была стратегической, командирской. У Артема вообще генеральской, когда работаешь не только с фразой, не только с отдельной статьей, но даже и не с отдельным номером.

Но иногда среди разговоров о хитросплетениях современной политики, о тайных интригах и секретных планах Кремля у нас прорывалось.

- А помнишь, у тебя была классная фраза: "К августу небо вылиняло, став белесым, словно джинсы после многократной стирки"?

- А у тебя...

Когда-то ворвавшись в российскую журналистику свежим, отчасти хемингуэевским слогом, Артем в последние годы до обидного мало писал сам. Когда-то доказавший всем, что значит настоящий крепкий репортаж, он уже меньше сам бросался в "горячие" точки.

Генералы не ходят в атаку. Поднимают других. И отвечают и за успех боя, и за жизнь каждого.

Наверное, не мне вот сейчас по горячему следу формулировать принципы артемовской журналистики. Со временем это сделают другие. Я просто задам, как говорят в научных кругах, некоторые реперные точки.

Итак, первое. Информации должно быть много. Кстати, среди артемовских современников самой информационно наполненной была проза Юлиана Семенова. Именно его формулировка "Информация к размышлению" стала частью полного названия нашей телевизионной передачи. Размышлять важно, но гораздо важнее дать информацию. Чтобы, получив её, читатель или телезритель размышлял сам.

Второе. Вторая составная часть названия телепередачи. Точнее, первая. Конечно же, первая, ставшая и названием нашего ежемесячника, и именем всего холдинга боровиковских изданий. "Совершенно секретно". Тут понятно. В любом материале должна быть эксклюзивная информация. Пусть только один факт, пусть одна деталь, но уникальная. Совершенно до этого секретная. Сам Артем выуживал эти факты из всего - гула улиц, кулуарных разговоров, доверительных бесед, вороха иностранных изданий, которые он привозил из зарубежных поездок.

Мы садились друг против друга или, когда он чувствовал, что информация чрезвычайно конфиденциальна, находили в здании какой-нибудь наименее приспособленный для прослушивания закуток и перебрасывались сведениями. Было даже какое-то соревнование - у кого сведения совершенно секретнее. Он всегда побеждал. Вот он только что прилетел после трудных переговоров в Америке, вот после каких-то обязательных визитов к президентам, премьерам, зарубежным боссам, и все равно он знает о тайнах российской внутренней политики больше. Доходило до смешного. Он звонил откуда-то издалека, просил перезвонить с какого-нибудь "незасвеченного" (такого, по которому мы раньше никогда не переговаривались) номера телефона и выкладывал. В конце разговора обязательно добавлял: "Ты только проверь по своим источникам". Я проверял. Не подтверждалось. Обращался к другим компетентным людям - не подтверждалось. И уже, когда понимал, что сенсация не состоялась, мне перезванивали. Сначала одни, потом другие: "Слушай, мы тут после того разговора... ну, того, помнишь? При той встрече? Ну, то, что ты просил узнать... Так вот, все подтверждается. Мои только одного не могут понять: откуда у тебя эта информация? Если не секрет..."

Секрет. Не все, конечно, но некоторые артемовские источники информации были секретными и для меня. Таковы были наши правила. Секретными они и остались. Артем никогда не подводил людей, ему доверявших. Так что совершенно секретно - это был не только журналистский принцип, но в какой-то степени и стиль поведения. Позиция.

В-третьих. "Проверь по своим источникам" не просто фраза. Это наш метод. Информация должна быть подтверждена как минимум из двух источников. Лучше, если эти источники будут из разных политических, экономических и прочих сфер. Это гарантия от провокаций, "слива" и прочих попыток использовать журналистов.

Четвертое. В нашу профессию пришли математики, физики, историки, контрразведчики... Люди с замечательными способностями анализировать информацию и, может быть, даже её добывать, но иными, не журналистскими способами. Журналистика стала более виртуальной - без деталей, которые можно увидеть лежа под холмиком, скажем, Ачхой-Мартана или несколько часов наблюдая за тем, кто входит или выходит из очередной "нехорошей" квартиры. Работа с документами - огромная часть работы журналиста-расследователя, но без полевой работы, личного наблюдения, личного участия - это не совсем журналистика. Можно написать о сложнейшем экономическом конфликте, не побывав в Норильске, Липецке или в Нижневартовске. Но ехать туда надо. Потому что, если не увидишь буровую, цех, даже набор книг в кабинете директора, не сможешь передать вкус и цвет происходящего. Материал получится неживой. Мертвый. Компьютерный.