— Хорошо. Значит, к рассвету. — Блейд обернулся к Абдиасу. — Мне о многом надо бы тебя порасспросить, советник. Жаль, что приходится расставаться так быстро.

Старик с усилием поднялся со скамьи и подошел к Блейду, стоявшему у своего ложа. Кровавый отблеск медальона озарил его морщинистое лицо, высветил зловещие каверны искалеченных век.

— Прощаться нам рано, принц Лондонский, ибо я предпочел бы отправиться с тобой. Возможно, я окажусь полезен в пути… Тем более, если мы найдем мальчика. Да и в Вот Норден мне сподручнее вернуться с охраной. Дороги нынче неспокойны…

Странник согласно кивнул; доводы Абдиаса показались ему убедительными.

— Буду рад твоему обществу, почтенный… — Он говорил вполне искренне. — Значит, завтра на рассвете — в путь!

Два дня спустя, уверенно упираясь босыми ногами в нагретую солнцем дощатую палубу, Блейд с наслаждением подставлял лицо соленому ветру.

Сильво сдержал слово, и в море они вышли вчера с рассветом. Однако насладиться морским путешествием в первый день не удалось: накануне вечером, в честь возвращения Блейда, хлебосольный эрл закатил пир горой, и хотя никого из посторонних — по особой просьбе гостя — не было, засиделись далеко заполночь, за пивом, вином из отборного верескового меда да рассказами о былых боях и странствиях.

Выпил Блейд, расслабившись перед дорогой, немало. А улыбчивая шустрая служаночка, весь вечер не спускавшая с гостя глаз, так и норовившая, проходя мимо, задеть его то рукой, то бедром, оказалась такой же горячей и сговорчивой в постели — так что на борт галеры он взошел утомленным, с гудящей головой и усталостью в членах. Почти сразу же Блейд завалился спать и очнулся лишь к вечеру.

Но сегодня от давешней ломоты не осталось и следа. Свежий бриз, словно утреннюю дымку, разогнал остатки похмелья, и в который уж раз, полной грудью вдыхая пряный морской воздух, Ричард Блейд сказал себе, что жизнь не так уж плоха.

В задумчивости глядя на темнеющую вдали полосу прибрежных скал, он оперся на рукоять Айскалпа. Его бронзовый топор, великолепное оружие, о котором он не раз сожалел в других реальностях… Сейчас Блейд несказанно обрадовался встрече с ним. Для прирожденного бойца, воина, искателя приключений оружие было лучшим другом, зачастую самым верным и надежным, единственным, которому можно было доверять до конца и безоговорочно. И удовольствие вновь ощутить в своей руке летящую тяжесть Айскалпа, опробовать топор в деле, было не сравнимо ни с чем.

На миг, правда, ему показалось, что с Айскалпом что-то не то. Тяжелее ли он стал, изменился ли баланс… Но впечатление сие было слишком мимолетным, неуловимым и вскоре прошло. Должно быть, он просто забыл. Восемь лет все-таки… Он в задумчивости покачал топор на весу. Восемь лет — или больше четверти века…

Пронзительно прокричала вдалеке чайка, порыв ветра швырнул в лицо хлопья соленой пены, и Блейд едва успел отскочить назад. Похоже, погода портилась, но уходить в каюту не хотелось — на крохотной торговой галере, не приспособленной для дальних путешествий, он ютился в тесной каморке, пропахшей прогорклым жиром для светильников. Если шторма не будет, пожалуй, эту ночь лучше провести на палубе… Благо до Канитры осталось не больше суток пути.

Вспомнив об Абдиасе, он оглянулся по сторонам в поисках старого советника. Кажется, тот недавно мелькал где-то на палубе… Вчера им так и не удалось поговорить. А до встречи с Ярлом Блейду желательно было бы получить ответ на кое-какие вопросы. После это может и забыться…

Странник нашел старика примостившимся на свернутом канате у мачты; он завтракал сыром и фруктами. Поймав на себе пристальный взгляд Блейда, Абдиас поднял голову и приветственно улыбнулся.

— А, мой молодой господин… — Интересно, подумалось Блейду, что бы он сказал, узнав, что по возрасту они почти ровесники. — Не желаешь ли разделить со мной трапезу?

Обходительность советника была по душе Блейду; не так часто встретишь подобное в варварских мирах вроде Альбы. С течением лет культура и обычаи иных реальностей стали привлекать его куда больше кровопролитий, столь же бесконечных, сколь и бессмысленных. Он подошел к Абдиасу и опустился рядом на корточки.

— Благодарю, достопочтенный. — От угощения, правда, он поспешил отказаться: вегетарианский рацион старика не вызывал в нем ничего, кроме недоуменной брезгливости. — Мне о многом хотелось бы тебя порасспросить.

— Понимаю, — старик закивал с лукавой улыбкой. — Понимаю! Ты же его не видел…

С большим трудом Блейд сообразил, что тот говорит о его сыне. Пришлось выслушать подробный отчет об успехах юного Дика. Но когда сей панегирик начал казаться не в меру утомительным, Блейд не слишком вежливо перебил восторженного наставника:

— Прошу прощения, советник, но, полагаю, мне лучше увидеть все самому, когда мы наконец отыщем мальчика. Но сейчас… знаешь, у меня было время подумать. И, похоже, мне не понять многого из того, что здесь происходит, пока я не разберусь с вашими божествами. Не сочти за труд просветить невежественного чужеземца…

Если столь неожиданный поворот разговора и удивил старика — после того, как накануне Блейд ясно выразил свое недоверие к его рассказам, — он постарался ничем не выдать своих чувств.

— Ну что ж, принц, я рад, что тема эта наконец показалась тебе достойной внимания. Начнем! Пожалуй, с «Песни о Четырех»…

«В начале времен Властитель Ветров Тунор Небесный сочетался браком с Друззой Среброволосой, Хозяйкой Тверди. Пенорожденная Фригга, Несущая Воду, наречена была супругою Хейра Пламенноокого, Кующего Молнии. Но возжелал Тунор Небесный Фриггу Белопенную…»

Позже вечером, вспоминая их беседу, Блейд сказал себе, что за несколько часов куда больше узнал об этом мире, чем за месяц прошлого пребывания.

Возбуждение его было столь велико, что он не замечал ни окрепшего к ночи ветра, ни усилившейся качки. Он чувствовал, что стоит на пороге значительного открытия.

В других мирах ему не раз доводилось сталкиваться с явлениями, необъяснимыми с точки зрения земной логики. Порой их обитатели обладали странными, невообразимыми способностями. Однако при ближайшем рассмотрении ничего сверхъестественного в них не находилось, и все разговоры о богах на поверку лишь отражали неспособность людей разобраться в вещах, превосходящих их понимание.

В Альбе, однако, все было иначе. Чем больше они говорили с Абдиасом, чем больше спорили, тем больше Блейд убеждался, что столкнулся с чем-то непредвиденным. Невозможным! Поистине невообразимым!

Боги Альбы — точнее, духи стихий, — по словам старого советника, были вполне реальны. Судя по кровожадной «Песне о Четырех» и многочисленным примерам Абдиаса, они, не выбирая средств, вели борьбу между собой за владычество над миром, как в собственном трансцендентном обличье, так и в телесном воплощении. Блейд попытался систематизировать у себя в памяти все то, что узнал от Абдиаса.

Здесь, как и в других мирах, огонь, вода, земля и воздух наделены были человеческими качествами. Огонь — быстр, бесстрашен, неукротим. Вода — переменчива, непостоянна, коварна. Воздух двояк — то безмятежен и исполнен неги, то свиреп и буен. Земля — прямолинейна, последовательна, обстоятельна. И каждая стихия пыталась объять собою весь мир.

Если верить местной «Веданте», в Альбе Вода и Воздух, сиречь — Тунор и Фригга, — умело обуздали Огонь, представленный неким Хейром, который в свою очередь пленил Землю-Друззу.

Тьфу! — Блейд сплюнул за борт в досаде. Похоже, он начал путаться в местной теогонии. Казалось бы, всего четыре персонажа, а столько всего понакручено!

Он задумался. Абдиас являлся человеком, выросшим с верой в богов, и потому склонен был приписывать их деяниям некую мистическую правоту. Но на самом деле, зачем местным богам так настойчиво искать приверженцев среди смертных? Возможно, они черпают энергию для собственного существования из людской веры? То есть чем больше народу поклоняется божеству, тем больше и его мощь?