Итак, баронесса д'Анжель и дочь ее остались так же одиноки, как были до возвращения Армана. Оставалось только прогнать старого Доминика, чтобы одиночество это стало еще ощутительнее. Под гнетом этих тяжелых размышлений прогулка их не могла быть весела. Молча спустились они с небольшой террасы в сад, молча прошли главную аллею. Только что пережитые впечатления давили грудь, вызывали едкие слезы, но говорить о них не хватало духа. Грубость Армана совершенно оттолкнула от него баронессу. Какое-то неприязненное, враждебное чувство закрадывалось все глубже и глубже в ее душу, оттесняя все дальше и дальше материнскую любовь. А Сусанна уже успела выиграть в глазах обеих, успела уже занять незаметный уголок в отзывчивом сердечке шестнадцатилетней сестры Армана.

Последуем, однако, за Арманом и Сусанной в комнату верхнего этажа, в которой только год тому назад скончался старый барон д'Анжель.

Нам, может быть, удастся найти причину странного поведения этого непочтительного, неблагодарного сына, этого неласкового, нелюбящего брата.

– Надеюсь, мы теперь одни? – спросила Сусанна.

– Одни, Сусанна, одни, не беспокойся. Старуха с дочерью в саду, а Доминик убирает кухню.

– Старуха… Что за глупейшая неосторожность! Тебя могут услышать…

– Терпеть не могу, когда ты мешаешься не в свое дело! Кто просил тебя вступаться за этого Доминика? Понимаешь, мне нужно, непременно нужно отвязаться от этого старика!

– Но мне жаль этих двух бедных женщин…

– Что за неуместная чувствительность! – презрительно сжал он губы.

– И чем может тебе помешать этот слабый, беззащитный старик? Чего ты боишься, я не понимаю.

– Чего боюсь?.. Можно всего бояться в моем положении. Мужчина всегда лишний при подобных обстоятельствах.

– Однако что же ты намерен делать?

– Да я еще и сам пока не знаю… Во всяком случае, теперь придется идти до конца.

– Ах, ты пугаешь меня, Марсьяк!

– Советую не забывать, что меня зовут Арманом, и быть осторожнее впредь! – сердито кинул ей Марсьяк.

– Но мы теперь одни, никто не может нас слышать. И согласись, что прежде чем остаться твоей сообщницей до конца, должна же я знать, на какое преступление ты идешь.

– Согласен. Слушай.

И Марсьяк приступил к изложению своего плана.

– Нечего, конечно, повторять тебе, что мы прогорели, прожились и проелись окончательно.

– Я это слышу уже в сотый раз, – вздохнула Сусанна.

– Я же не виноват, Сусанна, что твои вечера не пошли в ход. Ланскнехт и баккара – приманка неплохая, да, видно, перевелись простаки… А ведь надо же как-нибудь выпутаться из долгов, встать опять на ноги, как прежде. Вот я и придумал…

– Что же ты придумал? – спросила Сусанна.

– Я и придумал воспользоваться подходящим случаем! Я, видишь, знал из верных источников, что сын баронессы д'Анжель уехал из Франции пятнадцать лет тому назад. Знал я и то, что он должен был теперь вернуться… Стоило только занять его место – я это и сделал. Слепая мать, молоденькая дочь, никогда не видавшая своего брата, – чего же лучше?

– Пока обстоятельства, действительно, благоприятны, – задумчиво проговорила Сусанна. – Ну, а если сын, настоящий сын, вернется, – что тогда?

– О! Я человек предусмотрительный и осторожный…

– Где же он, этот человек?

– Должно полагать, что покоится в чаще Медонского леса, – с недоброй усмешкой сказал Марсьяк.

– Убит?! – с ужасом вырвалось у Сусанны.

– Уж и убит… Разве убивают в наше время?

– Говори тогда яснее, я тебя не понимаю.

– Я следил за этим человеком с самой минуты его приезда, но еще и сам не знал, как бы от него отделаться. Сама судьба явилась мне на помощь. Лишенный удовольствий и развлечений столько лет, человек этот захотел заглянуть в одно из увеселительных заведений Парижа, захотел вспомнить прошлое, которое именно и погубило его.

– Но почему ты все это знаешь? – удивилась собеседница.

– Этого я не могу тебе сказать.

– Секрет… Тайны между мной и тобой? Кажется, их не должно быть. Конечно, если под этим кроется какое-нибудь доброе дело…

Марсьяк улыбнулся, но не ответил. Сусанна знала, что расспросы будут бесполезны, и потому не настаивала.

– Итак, я продолжаю… Едва только человек этот показался у Бребана, – я уже был там. Завязалась ссора… Дело дошло до дуэли. Викарио был секундантом… И, таким образом, все обошлось благополучно. От этого человека остался труп и две строки, говорящие о самоубийстве.

– А если он не умер?

– Это безразлично, все его бумаги у меня, понимаешь – все. Сунься он сюда – я его выгоню, как клеветника, как наглого обманщика. Да и к тому же ты можешь быть совершенно спокойна на этот счет: человек этот, если и остался жив, не поднимет шума из-за собственных расчетов.

– Все та же тайна, которой я не должна знать, – усмехнулась Сусанна.

– Да, та же тайна, – подтвердил ее сообщник. – Обстоятельства, как видишь, сложились весьма благоприятно. Я покоен… Ты ведь объяснила внезапный отъезд наш из Парижа так, как я сказал тебе тогда?

– Да. Я отдала Викарио ключ от своей квартиры и передала ему твое письмо; но сама я не читала этого письма.

– Я написал ему, что мы уезжаем на время в Лондон, что раненый оправился настолько, что через три дня после дуэли мог уже выехать из Парижа.

– Значит, мы с тобой теперь в Лондоне? – засмеялась Сусанна.

– Да, для всех наших парижских знакомых – мы в Лондоне. Нам надо скрыться на некоторое время, чтобы внезапная перемена в наших средствах и образе жизни не так резко бросалась в глаза. Придется пожить пока здесь.

– Но что же ты будешь здесь делать? – спросила Сусанна. – В известный момент, в момент весьма недалекий, старая баронесса должна умереть… Ну, положим, от горя, как старик барон. А у девчонки, конечно, грудь слаба, и она тоже поживет недолго.

– Напротив, девочка отличается, как мне кажется, самым цветущим здоровьем, – заметила Сусанна.

– У ней может, говорю тебе, развиться чахотка, и чахотка скоротечная. Она протянется год, много – полтора, но никак не больше.

– Марсьяк! – поглядела на него с укоризной Сусанна.

– Теперь ты поняла, конечно, почему я не хочу держать посторонних слуг?

Сусанна почти с ужасом глядела ему прямо в глаза.

– Что с тобой? – спросил он, как бы не понимая.

– Я боюсь… Мне страшно… – прошептала она.

– Что за глупости!

– Но ты рисуешь ужасное будущее, Марсьяк!

– А прошедшее? Ты его уже забыла, Сусанна? Если уж нам чего бояться, так это прошлого.

– В какую пропасть ты тащишь меня?

– Я иду к наживе, к богатству – вот и все. Семейство д'Анжель очень богато, несмотря на эту скромную обстановку. Обстановка временная, она вызвана известными обстоятельствами…

– Но какое мне до этого дело! – нетерпеливо пожала плечами Сусанна.

– Да разве ты не понимаешь, что я теперь единственный наследник, что все это громадное состояние попадет в мои руки? Брось, пожалуйста, свои неуместные страхи и опасения – все это тебе, право, не к лицу.

– Что ни говори, мне страшно… Страшно…

– Ну, на сегодня довольно, Сусанна! – махнул рукой Марсьяк. – Ты корчишь из себя невинную пансионерку. Можно подумать, что ты ни в чем не связана со мною, что ты едва только пробуешь вступить на скользкий путь… Повторяю тебе: вспомни прошлое, не забывай его, Сусанна! Не разыгрывай невинного младенца… не подражай моей сестрице, – прибавил он уже с улыбкой.

Омерзительна, гадка была эта наглая улыбка.

– Ты прав, – ответила после паузы Сусанна. – Наше прошлое толкает нас на новое преступление. Мы стоим уже на краю бездны – только бы она не поглотила нас.

Одного только не хотел и не мог сказать Марсьяк своей Сусанне, это того, что во всем этом страшном деле у него был свой, близкий интерес, гораздо важнее денежного.