Благодаря стараниям домашних, старушка пришла наконец в себя, но обморок ее был очень продолжителен, и немало выстрадала в этот долгий час бедненькая Елена. Когда больная была приведена в чувство, Доминик и Елена осыпали ее расспросами, но она не ответила им ни слова.

За ужином она ни до чего не дотронулась и опять ни с кем не сказала ни слова. Когда все стали расходиться и подошли к ней прощаться, она и тут не пошевелила губами.

На следующий день повторилось то же самое.

Тяжелое впечатление производила бедная баронесса на окружающих. Слепая, безмолвная, неподвижная, как статуя, она походила на мертвеца, не принятого землею. Углубленная в свои мрачные думы, она, казалось, не существовала более для мира, да и самый мир, казалось, погиб для нее.

Горько плакала бедная Лена. Сусанна ее утешала, как умела.

– О! Мама словно умерла! – качала головой девушка. Тут только объявил Марсьяк, что не отошлет Доминика.

Ловкий негодяй имел свои расчеты: преданный слуга был теперь нужен ему самому для его еженедельной переписки с Викарио.

Первое известие, пришедшее от испанца, очень ободрило и обрадовало Марсьяка. Ему сообщали шифрованным письмом, что раненый умер, подтверждая это известие статьей того журнала, в котором сотрудничал его приятель Медерик.

– Что произошло у тебя с баронессой? – спросила его Сусанна.

– Пустяки… Сын ее, как оказывается, был сослан на каторгу. Ей хотелось, чтобы я признал его невинным и принялся бы разыскивать настоящего злодея. Слуга покорный! Стану я тратить столько времени… Да и к тому же показываться, лезть на вид не имею ни малейшего желания. Ну, я и сказал ей, что он был виноват, что он понес заслуженное наказание.

– Но ведь ты же этого не знаешь? – с укором спросила Сусанна.

– Н-нет… Но сделать иначе было невозможно. Это, конечно, было ей не совсем приятно, но… тем лучше для нас: она умрет скорее и развяжет нам руки. Мы, во всяком случае, выиграли, а не проиграли.

– Значит, ты носишь теперь имя, принадлежащее каторжнику? – с ужасом поглядела на него Сусанна.

– Эка важность! Он богат, – цинично заметил ей Марсьяк.

– А-а, – как-то неопределенно протянула его подруга жизни.

Итак, по соображениям Марсьяка, все обстояло благополучно.

Фрике не входил, конечно, в его расчеты.

Однажды утром у калитки раздался громкий звонок. Доминик поспешил отворять, рассуждая про себя, кто бы это мог быть.

У садовой ограды стоял прилично одетый молодой человек. Он вежливо поклонился и спросил:

– Могу ли я видеть самого хозяина дома?

– Право, не знаю… Дома ли барин… – замялся Доминик.

– Да вон он, выглядывает из-за приподнятой шторы в крайнем окне, – указал ему неизвестный.

– И все же я не могу сказать, пожелает ли господин мой принять вас, сударь.

– О! Меня-то он, конечно, примет, – уверенно продолжал тот.

– Позвольте узнать ваше имя?

– Не к чему.

– Но как же, сударь… – затруднился старый служитель.

– Доложите просто, что я пришел из переулка Гласьер, этого будет вполне достаточно.

Встревоженный Доминик пошел доложить о странном посетителе, оставив его у садовой решетки. Марсьяк струсил и кинулся к Сусанне.

– Слышала ты? – спросил он.

– Да.

– Как же быть?

– А ты не знаешь этого человека?

– Нет. Я видел его сейчас из окна.

– Каков он из себя?

– Мальчишка лет двадцати, не больше.

– Не припомнишь ли, не видал ли ты его где?

– Кажется, нет. Совсем незнакомая физиономия. Фамилии своей не называет. Спрашивает не д'Анжеля, а «хозяина этого дома»… Черт знает что такое!

– Что он хочет видеть именно тебя, в том, конечно, нет ни малейшего сомнения, – продолжала Сусанна.

– А следует ли принимать его? Будет ли это благоразумно? – продолжал Марсьяк.

– Во всяком случае, благоразумнее принять, чем отказать. Он же говорит, что прислан из переулка Гласьер… Ведь это же, значит, кто-нибудь из наших. Верно, Викарио послал его сюда. Надо же посмотреть, спросить его…

– Осел же этот Викарио, если он вздумал рассылать ко мне каких-то незнакомых мальчишек! Что за дурацкая неосторожность! Но не может этого быть, потому что он и сам не знает, что мы здесь. Я вижусь с ним раз в неделю на бульваре Латур-Мобур и веду с ним шифрованную переписку через Доминика – и только. Так что едва ли это от Викарио. Тут пахнет недобрым. Помяни мое слово…

– Во-первых, он уже потому не страшен, что еще слишком молод, – попробовала успокоить его Сусанна.

Раздался новый звонок, сильнее прежнего. Молодой посетитель выражал нетерпение.

– Впусти его, – сказали наконец Доминику, – и проведи в гостиную.

Слуга исполнил приказание.

– Как же доложить о вас? – спросил он опять загадочного гостя.

– Да скажите просто, что какой-то неизвестный желает видеть вашего барина.

Проходя по саду, странный посетитель встретил старую баронессу с дочерью и приветствовал их самым почтительным поклоном.

Оставшись один в гостиной, он беглым взглядом окинул комнату и, убедившись, что никого нет, поспешно подошел к окну, чтобы взглянуть еще раз на миловидное личико проходившей по саду Елены.

– Что за прелесть! – прошептал он, провожая ее восхищенными глазами. – И она… она тоже должна была сделаться жертвой этого негодяя? Но этого не будет! Фрике не допустит. Фрике защитит невинного ребенка.

Итак, Фрике – а это, действительно, был он – возымел дерзость смело явиться в дом врага, вызвать этого опасного врага на открытый бой. Гамен уже призывал мысленно Николя, своего наставника, друга и покровителя, и уже прощался с ним…

Но вот идут… Входит Марсьяк и, холодно поклонившись, небрежно указывает незваному гостю на стул, садится в кресло и обращается к незнакомцу с небрежным вопросом:

– Что вам угодно?

Фрике узнает в нем убийцу из Медонского леса и начинает вглядываться в его лицо пристальнее, чем бы следовало. Марсьяк морщится и нетерпеливо переспрашивает:

– Что вам угодно? С кем имею честь?

– Вас удивляет мое посещение? Вы меня не знаете, но зато я знаю вас. Чтобы положить конец всяким недоразумениям, должен сказать вам, сударь, что я Арман д'Анжель.

Слова эти были произнесены самым уверенным тоном. Фрике говорил их, глядя прямо в глаза своему противнику.

Ошеломленный, застигнутый врасплох, Марсьяк не нашелся сразу. – Вы говорите… – невнятно пробормотал он.

– Я говорю, что я – Арман д'Анжель, – с любезной улыбкой проговорил Фрике. – Приезд мой не должен, кажется, удивлять вас, так как возвращения моего уже давно ждали в этом доме.

– Что за глупая, неуместная шутка! – нетерпеливо дернул плечом Марсьяк. – Я полагал, признаюсь, что вы имеете до меня какое-нибудь дело…

– Но я и не думаю шутить, – серьезно поглядел на него Фрике.

– В таком случае, кто же я? – уставился на него Марсьяк.

– Что за вопрос! Вы знаете это, конечно, лучше меня. Вы человек умный и ловкий, но только не Арман д'Анжель.

– Забавная комедия! – усмехнулся Марсьяк. – Совершенно не известный мне человек врывается в мой дом, оспаривает мою личность, называется моим именем! Курьезно! Весьма курьезно! Во всяком случае, должен вам сказать, что вы затеяли неравную борьбу, так как для удостоверения того, что я Арман д'Анжель, могу сейчас же представить все необходимые документы. Советовал бы вам назвать свое настоящее имя, в противном случае я буду вынужден прибегнуть…

– Позвольте узнать, к кому?

– К полицейской власти. Вас арестуют – вот и все.

– Полно, так ли? – усмехнулся в свою очередь Фрике. – Впрочем, посылайте, посылайте за полицией. Чем скорее, тем лучше. Я – Арман д'Анжель, и другого имени у меня нет.

Фрике знал отлично, что Марсьяк никогда бы не решился послать за полицией.

Как ни силен был противник, как ни храбрился он, некоторое смущение уже проглядывало в его жестких чертах. Внимательно вглядывался он в лицо своего молодого собеседника, стараясь угадать, что это за птица. Не агент ли сыскной полиции?