- Стой, Прохор! - крикнул кучеру Гуляйбабка. - Надо попить.
Карета пролетела через мост, свернула на обочину, остановилась в тени старых развесистых ив. Обоз, тарахтящий следом, приткнулся тоже в тень, не доезжая моста. Гуляйбабка и подошедшие к нему беипсовцы, стряхивая пыль со шляп, фраков, спустились по песчаному откосу к реке, тихо несущей меж старых и молоденьких ив свои чистые воды.
- Эх, хороша речонка! - воскликнул Чистоквасенко. - Красавица Роз-Мари.
- Да, речонка, как девчонка, - сказал Гуляйбабка, - смотри-ка, приворожила.
Все обернулись в ту сторону, куда кивнул Гуляйбабка. На песке, у мостовых свай, уткнувшись лицом в песок, лежал в полной экипировке ефрейтор третьего рейха. Голову его, наполовину опущенную в воду, занесло тиной.
- Варвары; - сказал Гуляйбабка, увидев в голове солдата дырку. - Человек пришел напиться, а его в затылок. Даже воды жалеют.
Взявшись за новые желтые сапоги, в которых владелец не прошел, видать, и десяти километров, Гуляйбабка вытащил убитого из воды, пошарил в его карманах и, найдя в боковом неотправленное письмо, вслух прочел содержание, тут же переводя с немецкого на русский:
"Дорогая тетушка! Ты всегда говорила, что я бездарь, круглый идиот, почти скотина, которая лезет куда не надо, и что самое подходящее место для меня клиника психиатра. О, тетя! Как жестоко ты ошиблась! Я опрокинул все твои утверждения и смею доложить, что с божьей помощью фюрера уже браво шагнул по служебной лестнице. Ты спросишь: "При чем тут фюрер?" Отвечаю. На днях, на вечерней перекличке, на которой присутствовал генерал, я так гаркнул "Хайль Гитлер!", что меня тут же произвели в ефрейторы. Теперь я с нетерпением жду нового удобного случая и каждый день репетирую свой голос. Если же такой случай не подвернется, я воспользуюсь другим. Вчера меня вызвал командир роты и сказал: "На вас, однофамилец Великого Карла, возлагается важная миссия взорвать мост на дороге Любомль - Ковель. Готовы ли вы прыгнуть с парашютом?" - "Так точно! - ответил я. - Готов поднять на воздух все мосты земного шара!" - "Молодец! - сказал обер-лейтенант. - Взорвешь мост, и мы тебе нацепим погоны фельдфебеля, а может, и офицера". Ты извини меня, тетя, что мало написал. Я так тороплюсь взорвать этот русский мост, так тороплюсь! В голове одна мысль: как бы кто меня не обскакал. А что тогда? В России же вовсе нет рек, одни голые степи".
Дальше текст письма был размыт. Гуляйбабке с трудом удалось прочесть лишь одну строчку: "Молю бога, чтоб этот мост был моим".
- Несчастный, - вздохнул помощник президента по свадебным и гробовым вопросам Цаплин. - Ты так был близок к ступеньке унтер-офицера!
- Переверните его лицом к сваям, - сказал Гуляйбабка, пустив по волнам обрывки письма. - Пусть смотрит на них. Он так к ним спешил!..
...Чем дальше на восток уводила дорога, тем все чаще и чаще попадались у рек, высот, деревень убитые гитлеровцы. Одних зондеркоманды успели захоронить, и на свежих могилах белели березовые кресты с пробитыми касками; на других, подобных однофамильцу Карла Великого, не то не хватало березы, не то времени на похороны...
От полуденной жары в карете стало душно. Гуляйбабка пересел к Прохору на передок, расстегнул пиджак и спросил, сняв цилиндр:
- О чем размечтались, Прохор Силыч?
- Да все о благодетеле Адольфе Гитлере, сударь.
- И что же вы думаете о нем?
- То же, что несчастный о своем спасителе, - хлестнул Прохор вожжой по слепням, насевшим на круп пристяжного.
- Так, так. Ну а если точнее?
- А точней хочу узнать у вас, все ли науки изучал этот благодетель.
- Какие, конкретно, вас интересуют?
- Ну, например, арифметика.
- Милостивый кучер! Какой глупый вопрос вы задали! Да как же такой великий человек, такой маг, пророк не может знать какую-то разнесчастную арифметику! Он же самый что ни есть ученый и разученый!
Прохор щелкнул языком:
- И надо же. Ай-ай, какой человек! Какая личность! А мы кто? Мы пешки. Чурбаны. Я вот всю дорогу еду и не могу никак решить одну пустячную задачу.
- Какую?
- А вот сызвольте послушать. Было сто дворов. На сто дворов напало десять волков. Все десять волков оставили кожу у десяти хозяев. Сколько же осталось волков, чтоб перетаскать овец из ста дворов?
- Милейший кучер! Каких овец? Кому их таскать, когда из десяти волков осталось только десять шкур?
Прохор снял свой расшитый галунами и увенчанный кокардой картуз, положил его на колени и, подобно игроку, которого растравили, сел к Гуляйбабке в полоборота. - Коль скоро вы говорите, некому таскать, тогда помогите, сударь, решить еще одну задачу.
- С удовольствием, Прохор Силыч. Прошу!
- В России, не считая городов, миллион сел, миллион деревень, миллион дорог, миллион речек, миллион кустов и миллион мостов. У каждого села, деревни, речки, куста и моста легло по десять солдат фюрера. Сколько же у него их осталось, чтоб управлять Россией? У меня что-то, сколь ни ломаю голову, получается все нуль. Нуль, и шабаш. А пошел бы Гитлер войной на Россию, если б ответ на эту задачу был нуль? Разве он набитый дурак?
- Территория, Прохор Силыч, не последнее дело в войне, но запомните: главное люди. Чьи интересы они защищают. И в общем, давайте-ка оставим вашу задачку о дворах и волках тем великим головам, которые планируют новые войны и крушения целых государств. Уж они-то наверняка сосчитают, хватит ли десять волков на сто дворов, если в каждом дворе оставляют по шкуре. Нам же с вами куда полезней заняться своими делами, которых у нас, кстати, не меньше, чем у батюшки перед пасхой или у невесты в свадебную ночь. Меня, в частности, волнует: почему до сих пор нет никаких вестей от засады, высланной на шоссейную дорогу? Что с ней? Не стряслась ли беда?
- В незнакомом поле и журавль - ворона, - ответил кучер. - Хоть высоко летает, а в кусты попадает. Отыщутся. Чего тужить?
- Ах, Прохор! - во всю грудь вздохнул Гуляйбабка. - Ни козьей матки вы не знаете. Да от этой засады зависит вся наша судьба, весь успех БЕИПСА.
Он встал на кучерскую лавку, снял цилиндр и впился горящими в нетерпеливом ожидании глазами в мережущую в знойном мареве даль Волыни.
О земля! Принеси удачу!