Я сидела в одиночестве, наблюдая за темным, беззвездным небом, и заключила сама с собой договор, что буду держаться подальше не только от маленького городка Ясная Долина, но и от Бойсе. Мы можем ходить за покупками в небольшой продуктовый магазинчик рядом с автомойкой. У них нет всего, что мы привыкли покупать, но мы обойдемся тем, что есть. И там нет телевизоров. Будем проводить время, исследуя акры и акры Божьей земли. Это был последний раз, когда я рисковала.

Отмокнув в ванне с очень ягодной пеной, я легла рядом с Пи, которая крепко спала в своей кровати. Почему я была единственной, кто понимает, каким особенным был этот ребенок? Я притянула ее маленькое тельце поближе к себе, вдыхая тот же очень ягодный аромат, который был на мне. Так должно было быть. Это была единственная пена для ванны, которая продавалась в нашем магазине. Нам обеим нравились пузырьки, поэтому я была уверена, что мы обе будем пахнуть очень ягодно. Что бы это ни было.

Мои мысли перешли к тому, какой хрупкой Пи была, когда я нашла ее. Она была совсем не такой, как сейчас. Даже приблизительно.

Я провела с ней три дня, до того, как ее отец вернулся домой. Или мы должны называть его просто донором спермы сейчас? Блейк был далек от того, чтобы быть отцом для нее. Он даже не замечал ее, и Пи была такой, я даже не знаю, какой. Лишенной внимания. Она была такой тихой, такой замкнутой. Я не очень много знала о малышах, но я знала, что этот не был нормальным. Она должна была играть, кричать, прыгать, исследовать и быть сорванцом. Она не была. Она была пугающе тихой. Ее бирюзовые глаза смотрели на меня неуверенно.

***

Первые пару дней я в основном наблюдала за ней. Ей было намного удобнее в идиотских маленьких платьицах, чем должно было быть. У этой малышки не было одежды. Ну, вернее была, но вся ее одежда выглядела так, словно она участвовала в конкурсе красоты, каждый день. Я собиралась позаботиться об этом, что было первой чертой, которую я преступила. Ничего не могла с этим поделать. Этот парень понятия не имел, как быть отцом. Он не был отцом – совсем.

— Почему она еще до сих пор не спит? Уже почти половина десятого, — спросил Блейк, открыв дверь в спальню Лондон. Я натянула вниз свою футболку и села. Лондон даже не отреагировала на него. Она не была взволнована, вообще. Я никогда не знала своего отца, но я помню, как бежала к входной двери, встречая маму после долгой смены в больнице. И не важно насколько уставшей она была, она всегда находила время для меня. Первой, кого она хотела видеть, когда возвращалась домой, была я.

— О, привет. Мы просто читали книгу.

— На ее планшете?

— М-да. Да, на ее планшете. Я установила для нее приложение для чтения. Почему у нее совсем нет книг? У нее должны быть книги.

— У нее есть книги.

— На случай, если Вы не знаете, она еще маленькая. Зачем Вы покупаете ей обычные книги? Где книги с картинками? Мы хотим красивые картинки, — сказала я нараспев, стараясь быть милой. Я пощекотала малышку, а в ответ ничего. Она оттолкнула мою руку, даже не улыбнувшись. Почему она была такой замкнутой?

— Есть пути решения проблем, Макайла. Ты можешь заказать книги. Все, что тебе нужно, просто спросить. Ее последняя няня не очень хорошо говорила по-английски, уверен, она об этом никогда не думала. Отбой через десять минут, — сказал Блейк строгим, командующим голосом. Как угодно, мудак.

— Хотите закончить последние несколько страниц? – спросила я, предлагая ее родному отцу занятие, за которое он должен был ухватиться. Он даже не сказал ей привет, никаких объятий, ничего. Я была сбита с толку и не могла поверить тому, как он обращался с этой очаровательной малышкой, словно она была никем.

— Я собираюсь в душ. Спокойной ночи, Лондон.

И это все. Вот какое приветствие получила его дочь, которую он не видел три дня.

— Мальчишки…Они такие странные, — сказала я повернувшись к Лондон. И – в ответ ничего. Ее глаза вернулись к планшету, не предназначенному для двухгодовалого малыша, и я продолжила.

— Обезьянка Ларри хандрил. Ему было грустно.

— Почему?

Я улыбнулась ей. Еще не все потеряно для этого ребенка. Ей просто нужно, чтобы ее замечали. Я видела ее; я постоянно замечала, какой особенной она была. Она любила читать. Мы прекрасно поладим.

Лондон прикрыла глаза рукой, когда я прочитала последнюю строчку

— Конец.

— De Nuevo (снова – с испанского. Прим.пер.) – робко сказала Лондон, прикрываясь рукой. О Боже мой. Испанский. Она говорит по-испански. Я помнила ‘de Nuevo’ со школы. Снова. Она хотела, чтобы я снова почитала ей. Я вдруг вспомнила одно слово, которое она сказала мне в ванне, и поняла, что она говорила, что ей жаль. Она извинялась за конфету-леденец, а я-то подумала, что это просто детский лепет.

— Ладно, давай выберем другую книгу. У меня есть кредитка твоего папочки, — улыбнулась я, забыв о комендантском часе Блейка через десять минут. Лондон понимала меня просто отлично, но отвечала мне на испанском. Логично. Ее няня была испанкой. Меня расстраивало то, что об этом никто не знал. Перед вами высокоинтеллектуальная, говорящая на двух языках маленькая девочка, и никто об этом не знал.

Именно тогда Лондон получила свое новое имя. Она указала на старую народную сказку «Принцесса на горошине» (‘Pea’ [Пи] – в переводе с англ. — горох, горошина, горошинка. Прим.пер.). Лондон забралась ко мне на колени, и я прочитала ей историю о настоящей принцессе; историю о том, что нельзя осуждать, историю, которая стала ее любимой. Я сказала ей, что она была настоящей принцессой, как в сказке.

Тем вечером я впервые поцеловала Пи на ночь. Мой первый глоток любви, после смерти моей мамы. Она вздохнула спокойно, когда я поцеловала ее теплый лобик, и подложила свои маленькие ручки под щеку. Она была такой драгоценной.

Глава шестая

Я не собиралась шпионить или подслушивать, но благодаря Блейку это было легко. Когда я спускалась по лестнице, он находился в своем кабинете с открытой дверью. Его впечатляющее кожаное кресло было обращено к огням города, и он крутился в нем, отталкиваясь ногами. Туда-сюда. Туда-сюда.

- Привет, как дела? – спросил он в телефон.

- Фелиция, мы собираемся обсудить это? Я скучаю по тебе.

Я слушала односторонний разговор, стоя у двери, пока Блейк обращался к этой Фелиции, кем бы она ни была.

- Что? О чем ты говоришь? Я был в Чикаго, работал.

- Фейсбук?

- Какого черта ты несешь?

- Я не хочу двигаться дальше, Фелиция. Я хочу быть с тобой, я -

- Что?

- Фелиция, я -

- Что на хрен это значит?

- Это привилегия находиться в моей жизни. Мое присутствие должно быть удостоено чести. Ты имеешь хоть малейшее понятие, сколько женщин умерли бы ради того, чтобы оказаться на твоем месте?

Я громко фыркнула из-за его последнего комментария, а затем удрала сломя голову, когда кресло повернулось. Этот парень был невероятно самовлюбленным. Он был симпатичным, да, надо отдать ему должное. Я никогда бы не посчитала это большой честью быть удостоенной его присутствием. Он действительно так сказал? Какой мудак.

Одетая в джинсы и кроссовки, я вышла из своей комнаты и встретила Блейка, наливавшего себе выпивку из бара. Я последовала за ним на балкон.

- Думаю, теперь, когда Вы дома, я пойду немного погуляю.

- А я думаю, это плохая идея. Уже темно, и ты не должна бродить одна. Особенно в той одежде, которая у тебя есть. Даже я подумал бы, что ты бездомная.

- Я и есть бездомная. Со мной все будет хорошо.

- Ты хотя бы останешься по эту сторону ворот?