- Ага, это наш новый дом. Как тебе?

- Мне нравится. Смотри, там вода, - она указала вдаль.

- Это озеро Бейберри. Здесь более пятисот маршрутов и двести пятьдесят озер, - полагаю, что это действительно не имеет большого значения для четырехлетнего ребенка.

- Эй, смотри, какая забавная птичка, - воскликнула она.

Припарковавшись, я повернулась к ней, - Вот, пожалуйста. Дом, милый дом.

Наморщив нос, Пи спросила, - И все?

Ох, нет…

- Что не так?

- Он слишком маленький для дома.

- Зачем нам большой дом? Мы же в любом случае всегда вместе, верно?

- Хмм, да. Могу я отпереть дверь? – Спросила Пи, взяв у меня ключи. Я вдохнула потрясающий вид и чистый воздух. Ощущение тревоги наполнило мои легкие вместе с освежающим воздухом. Еще три глубоких вдоха немного успокоили мои нервы. Мы в порядке. Нас здесь никто не ищет.

- Где все вещи? – Спросила Пи, - здесь воняет.

- Нам придется прибраться здесь, и завтра мы поедем за покупками, помнишь? Я говорила тебе об этом по дороге сюда. Ты хотела себе в комнату Холодное сердце, - напомнила я ей, открывая окна. Какого, блин, цвета была эта комната? Кто покрасил гостиную в яблочно-зеленый цвет?

- Где моя ванная комната?

Кивнув в сторону единственной ванной комнаты в конце коридора, я посмотрела на ее выражение, - Там. – Она не впечатлилась, но не могу сказать, что виню ее за это. Для меня эта ванная комната была нормальной, я жила и в худших условиях. Она – нет. Пи привыкла, что ее баловали подарками и роскошными вещами, которые ей не были нужны.

- Это моя комната? – Спросила она, открывая первую дверь справа.

- Можешь выбрать любую, какую захочешь. Эта выходит окнами на озеро Бейберри, а другая на равнины и горные вершины.

- Я вижу горные вершины из обоих окон. Мне нравится этот дом, - улыбнулась она, и мое сердце успокоилось, - Я выбираю эту комнату, потому что мне нравятся стены.

Это осчастливило меня. – Хорошая идея. – Я ненавидела зеленовато-голубые стены. Думаю, предыдущими арендаторами тут были цыгане. Круто.

- Где мы будем спать?

- На наших одеялах. Мы достанем мебель, когда приберемся.

- Ладно.

Вот так. Это было просто. Избалованная маленькая богатая девочка Лондон Джейн Коаст была счастлива в скромном доме на обычном куске собственности. Теперь, если нам удастся держать наши личности в секрете, успех нам обеспечен. Я зашла в ванную и протянула руку над дверью шкафа, где мне было сказано посмотреть, и вытащила конверт. Ух ты. Это должно помочь.

Глава вторая

Я не осознавала, что делаю, пока нижняя часть моего предплечья не покрылась татуировками. Рисунки из жизни раскрасили мою руку. Я прикоснулась к половинке сердца с неровными краями, вспомнив ее важную роль в формировании той, кем я была.

Забавно, что я никогда, казалось, не зацикливалась на первых тринадцати годах своей жизни. Счастливых годах. А вот следующие за ними годы, стали мучением для моего разума. Я взглянула на Пи, свернувшуюся калачиком на полу. Взяв ручку, я заштриховала зазубренное сердце, в то время как в памяти всплыли воспоминания о медальоне.

Мне было тринадцать, за неделю до той новости. Моя мама только что выступила в Чикагском Симфоническом оркестре и была возбужденной от радости. Я любила, когда она была такой после выступления. Сидя в первом ряду, я испытывала гордость за нее как никогда. Моя мама работала больше и усерднее, чем кто-либо, кого я знала. Ничто не могло встать у нее на пути. Даже я.

Конечно, моя бабушка Ронда имела к этому прямое отношение. Мы жили в ее доме, и она заботилась обо мне, пока моя мама заканчивала медицинское училище. И даже после неожиданной смерти бабушки, когда мне было семь лет, мама продолжала бороться за нас. Мы, конечно же, унаследовали дом бабушки Ронды. Мама по-прежнему ежедневно занималась музыкой, и она была лучшей детской медсестрой в Чикаго. Она была занята, и я была занята с ней. Если я не была в школе, или она не была на работе, мы были вместе.

У меня была одна подруга, которую я помню, Карен, но в основном это всегда была моя мама. Она была тем человеком, с которым мне хотелось находиться рядом, и я была более чем рада тусоваться с ней. Именно тем вечером, после ее потрясающего выступления, я получила этот медальон. Она носила одну половинку, и я носила вторую. Моя рука потянулась к разбитому сердцу у меня на шее. Зажав свою половинку в ладони, я постаралась услышать ее голос.

***

— Мам, он стоит сто восемнадцать долларов. Ты уверена? – спросила я, уже в тринадцать лет представляя, как это дорого.

— Конечно, уверена. Держи, — сказала она, надев мне мою часть медальона на шею. С тех пор я его никогда не снимала

Это было, когда мы были очень счастливы, моя мама и я, и жили в нашем доме на улице Бегония Драйв. В доме, в котором я выросла, с огороженным забором двориком и качелями – шиной, свисающей с дерева в глубине двора. Где у меня была своя спальня со всеми моими вещами. Я проглотила ком в горле, стараясь не думать о последнем дне. Конечно же, именно об этом я и подумала. Я всегда это делала.

Четыре года борьбы. Существует два типа боли: одна, которая мучает вас, и другая, меняет вас. Каково это, когда вы испытываете обе? Я все еще была ребенком. Она все еще нужна была мне в моей жизни. Я не была готова сказать прощай. Я никогда не буду готова отпустить ее.

— Дорогая, есть кто-нибудь, кому бы мы могли позвонить? Где твой отец?

Я слышала слова, которые произносила социальный работник, четко и ясно. Но не воспринимала их. Я вообще не понимала, о чем она говорит. Я повернула голову в сторону женщины, сидевшей напротив нас. Она быстро отвела взгляд, вернувшись к своей газете и прикидываясь, будто ей это не интересно. Любопытная сучка. Мой мозг не сумел послать эти слова к моим губам. Они громко кричали у меня в мозгу, но так и не смогли выразится в звуки.

— Микки, ты знаешь, где твой отец? – Спросила Мисс Дэвидсон, взяв меня за руку. Я проглотила комок в горле и опять покачала головой, все еще пытаясь вымолвить хоть слово. Она ушла. Все эти годы борьбы. Она ушла. Все мои занятия в средней школе. Она умерла. Это несправедливо. Моя мама не заслужила этого. Я не заслужила этого. Почему я? После всего, чем я пожертвовала ради нее. Почему я? Почему она? Почему моя мама?

Почувствовав горечь в горле, я вскочила со стула и побежала в другой конец коридора. Зеленая желчь забрызгала унитаз, и я заплакала, согнувшись от боли. Нет на свете боли хуже, чем боль от потери мамы. Я никогда не оправлюсь от этого. Как мне дальше жить? Я была семнадцатилетней сиротой, и моя мама умерла. Где бы она не была, это вдруг стало лучшим выбором. Я не хотела жить без нее. Я никогда больше не услышу ее слов. Моя мама умерла.

— Я дам тебе несколько минут, милая. Мы должны позвонить кому-нибудь, кто приедет и заберет тебя.

Я плюнула в унитаз и выпрямилась, глядя на нее, — Ах да? Кому же, мисс Дэвидсон? Мой отец стыдится меня, он так и не признался, что является моим отцом. Кому Вы хотите, чтобы я позвонила? Через три месяца мне исполнится восемнадцать, возможно вы сможете включить меня в списки на усыновление.

— Макайла, ты все еще старшеклассница. Мы можем отправить тебя в приют до окончания школы.

— Что тоже случится через три месяца. А что потом? Просто уходите. Со мной все будет хорошо.

— Я не могу этого сделать, Макайла. Ты несовершеннолетняя.

Гм! – Перестаньте называть меня Макайла. Серьезно? Вы не можете оставить меня, потому что мне нет восемнадцати, но, когда мне исполнится восемнадцать буквально через три месяца, Вы вышвырните меня на улицу. Очень разумно, — упрекнула я едко.

— Микки, должен же быть хоть кто-то, кому мы можем позвонить. Я действительно не хочу отправлять тебя в чужой дом сегодня вечером.