— Что случилось? – Спросил мистер Коуст.
— Я раньше никогда не летала на самолетах.
— Шутишь? Я думал в наши дни каждый летал на самолете хотя бы раз, независимо от возраста.
— Но не я. Я никогда не уезжала из этого города.
— Никогда?
Мой речевой фильтр перестал работать в согласии с фильтром в голове. – Нет…Ой, черт.
— Ага, черт. Итак, Флорида, а? Пошли, — сказал мистер Коуст, ведя меня обратно к выходу. Я не могла вернуться обратно тем же путем. Тот мост разрушился еще до того, как я покинула больницу. Тот мост рушился, пока я держала руку своей матери и плакала, всего несколько часов назад. Он распался на множество маленьких кусочков, когда грудь моей матери поднималась все медленнее, вплоть до последнего вдоха. Я проглотила слезы и взмолилась.
— Хорошо, я солгала об этом. И что? Вы все равно туда едете, по крайней мере позвольте мне доехать с Вами. Пожалуйста?
— И зачем мне это? Возможно ты только что ограбила банк или что-то в этом роде. Я не верю ни единому слову, вылетающему из твоего рта, и я не хочу, чтобы ты влияла на мою дочь, — завопил он, повышая голос. Он прошелся по моему телу взглядом, полным отвращения. Да пошел он. Мне не нужна его снисходительная эгоистичная задница. Мне нужно, чтобы меня подвезли. И это все.
— Послушайте, мистер Коуст.
— Перестань называть меня так, я не такой старый.
— Я не плохой человек, клянусь. Я просто девушка, от которой отвернулась удача, и я умоляю Вас хотя бы просто подвезти меня до Нью Йорка, — попросила я, тихим, умоляющим тоном. Я увидела, что он сдался по расслабившемуся выражению.
— Больше никакой лжи. И лучше бы тебе не быть замешанной в каких-либо неприятностях.
— Клянусь Богом, никаких неприятностей.
Фу. Пронесло. Я тоже расслабилась и села на кожаный диван. Ух ты! Это безумие.
— Вы выглядите слишком молодым, чтобы быть генеральным директором чего-либо. – Спросила я, выглядывая в иллюминатор.
— Владелец и сам достаточно молод. Сорок лет?
— Да, этот парень ненормальный. Кто меняет свое имя на то, которым называется его бизнес?
— Миллионеры как Зазен. Ты его знаешь?
— Лично нет. Он разрушил благотворительную столовую. Я видела его в новостях.
— Он ничего не разрушил. Он отреставрировал старое здание.
— Да без разницы.
— Да что ты вообще знаешь? Зазен самый умный человек, которого я знаю. Он взял одно старое здание в центре города и превратил его в компанию на миллион долларов, когда ему еще не было и сорока.
— А как Вы получили эту должность? – Спросила я больше для себя, чем для него. Возможно я пару раз вышла за рамки, но он отвечал, и он уже достаточно хорошо понимал, как работает моя система фильтрации. Никак.
— Я много работал, чтобы попасть туда. К тому же я знаю владельца. Это помогает, — ответил Блейк, наливая нам обоим вино. Еще одно впервые. Единственный алкогольный напиток, который я когда-либо пробовала, это отвратительное теплое пиво моей мамы однажды ночью. Я не была, как вы бы назвали слишком оберегаемой, просто я была занята. Я понимала все, что происходило на улицах, но это не значит, что я тоже этим занималась. Моя мама находила для нас занятия, а потом я была занята ее болезнью. У меня никогда не было возможности быть такой, как большинство девочек подростков.
— Итак, расскажите мне о Лондон, — попросила я, вцепившись в кресло, когда самолет мчался все быстрее и быстрее по взлетной полосе. О, черт. О, черт. О, черт.
— Зачем? Я только что сказал тебе, что не нуждаюсь в тебе.
— Аааа, он и должен так шуметь? – Спросила я. Возможно я увижу свою маму раньше, чем предполагала.
— Расслабься. Мы не разобьемся.
— Обещаете? – Умоляюще спросила я, уставившись на удалявшуюся все дальше и дальше землю. Вскоре я уже не могла разглядеть город. Подумав о том, что я оставила ее, мое сердце накрыла внезапная волна вины. Я была в крутом самолете, а она в морге. И приз дочь года вручается кому, мне?
— Да, обещаю, — засмеялся он.
Я очень старалась не думать о моей матери, я сказала себе, что это больше не она. Что от нее ничего не осталось кроме разлагающегося тела. У нее больше ничего не болело, и это больше была не она. Моя мама была ангелом в прекрасном месте, в котором она наконец-то стала свободной. – Вы собирались рассказать мне о Лондон? – упрашивала я.
— Нет, не собирался. Я тебя уже уволил.
— Нет, не уволили. Вы знаете, так же точно, как сейчас летите в небе, что я Вам нужна, возможно даже больше, чем Вы мне.
— Сомневаюсь. Нью Йорк не место для хорошеньких бездомных девушек. Тебе не надо будет беспокоиться, как прожить на улице. Какой-нибудь злодей мигом воспользуется тобой для извращенных удовольствий. Могу поспорить, ты сможешь заработать кучу денег какому-нибудь стильному сутенеру.
— Я справлюсь. Скорее ад замерзнет, чем я когда-либо буду отсасывать за деньги. Черт. То есть, блин. Извините, — повторила я. Черт побери, Микки, соберись.
Блейк рывком открыл газету и уставился на меня поверх нее. Давай, Микки. Не вздумай все испортить. Я особо не рассчитывала найти безопасное место для ночлега в чужом городе, в котором проживали восемь миллионов человек.
— Лондон нет еще и трех лет. Так что не о чем особо рассказывать.
— Сколько часов в неделю Вы работаете?
— Восемьдесят, девяносто, зависит от обстоятельств. Мне нужен кто-то, кто мог бы находится с ней двадцать четыре часа. Семь дней в неделю. Я никогда не знаю, когда или где я буду. Моя помощница замечательно справляется, поддерживая меня в рамках моего расписания, составляемого примерно на две недели. Так что тебе придется подстраиваться под меня, если понадобятся день или два выходных. Я не подстраиваюсь под тебя. – Заверил он меня поверх газеты.
Да! Сказала я, победоносно махнув кулаком в уме. Я знала, что нужна ему больше, чем он мне.
— Все что у меня есть, это время. – Улыбнулась я ему победно. – И как долго Вы работаете по столько часов?
— С колледжа.
— Это было?
— Шесть лет назад.
— Итак, Вы говорите мне, что не знаете, что любит Ваш ребенок, потому что в действительности почти не проводите с ней время, правильно?
— Мне не нужны советы, как заботиться о своей дочери. Нам стоит установить несколько основных правил. Если продержишься следующие три дня, я составлю договор.
— Как угодно, — я пожала плечами. Я просто констатировала факты. Парень ничего не знал о своей дочери, потому что его никогда не было рядом. Насколько трудно это будет? Я смогу справиться с одним ребенком.
Я опять запаниковала, когда почувствовала, что самолет начал снижение. Думаю, от вина у меня немного закружилась голова.
— Смотри в окно.
— Что?
— Смотри в окно. Мне это всегда помогало, когда я раньше боялся летать.
Я повернулась и уставилась широко раскрытыми глазами в окно на облака. Лжец. Стало еще хуже.
Я опять повернулась к нему, — Как долго еще до посадки?
Блейк указал в потолок, когда мы услышали звонок, пилот собирался сделать объявление.
— Все готово для посадки. Впереди чистое небо, мистер Коуст. Ваш рейс прибудет вовремя примерно через двенадцать минут. Хорошего Вам дня, сэр.
— Двенадцать минут? Сколько это миль? А мы не должны уже снижаться? – Забеспокоилась я. Придурок засмеялся.
— Расслабься. Разве я не обещал тебе, что мы не разобьемся?
Себе на заметку: никогда в жизни больше не садиться в самолет.
Думаю, я была близка к потере сознания от гипервентиляции, прежде чем мы наконец-то приземлились. Это были вторые самые ужасные двенадцать минут моей жизни. Первые были несколько часов назад.