— Гейб! — жалобно заскулила Джорджи. — Мне совершенно необходимо немедленно чего-нибудь выпить… Я еще никогда не испытывала такой жажды!

— Заткнись, — рассеянно бросил он. — Ты мне угрожаешь, коп?

— Я никогда никому не угрожаю, Габриель, — с расстановкой произнес я. — Это, скорее, предостережение цыганки. Ваш брат был убит в округе Пайн-Сити, поэтому выяснение подробностей его смерти стало задачей шерифа и моей. Только попробуйте суньте свой нос в это дело, и я его укорочу.

— Тогда разыщите типа, который это сделал, коп! — свирепо воскликнул он. — И разыщите быстро! Иначе здесь будет укорочено много носов, включая ваш собственный.

— Пошли, Гейб! — Джорджи дернула его за рукав пиджака. — Если я не смогу немедленно чего-то выпить, я сойду с ума… Сидеть здесь ничего не делая — это выше моих сил…

Раздался резкий звук, напоминающий выстрел: это он ударил ее по губам тыльной стороной руки. Но она продолжала сидеть с остекленевшими глазами, не издавая ни звука, хотя у нее из разбитой губы побежала на подбородок струйка крови.

— А теперь ты должна кое-что зарубить себе на носу, — злобно прошипел он. — Изволь держать язык за зубами, когда я занят. Если ты посмеешь снова приставать ко мне со своими дурацкими просьбами, тебе попадет куда сильнее.

— Вылезайте к чертовой матери из машины, Габриель! — приказал я. — Меня тошнит от одного взгляда на вашу рожу!

— Что-то ты стал сильно заноситься, коп! — Он презрительно сплюнул в сторону. — Может быть, стоит проверить, из какого теста ты сделан?

Однако он распахнул дверцу машины и вылез на тротуар, затем снова сунул голову внутрь, ухватился пятерней за ворот черного атласного платья Джорджи и вытащил ее рывком наружу, будто пробку из бутылки.

Слепой продвинулся вдоль сиденья, ловко орудуя белой тростью, чтобы нащупать сначала раскрытую дверцу, а потом и тротуар.

— Это было исключительно интересное утро, лейтенант. Исключительно интересное!

Его вкрадчивый интеллигентный голос подействовал на мои барабанные перепонки как успокоительное средство.

— Надеюсь, мы встретимся снова. Я нахожу вас, лейтенант, весьма загадочной личностью.

— Благодарю, Эд, — вежливо ответил я. Он почти выбрался из машины, но тут, очевидно, внезапно вспомнил о чем-то важном. Его блестящая лысина, обрамленная венчиком седеющих волос, торчащих в стороны наподобие колючек кактуса, снова сунулась в машину. И его лицо оказалось слишком близко от моего, чтобы незрячие глаза не произвели на меня неприятного впечатления.

— Вы должны извинить меня, лейтенант, — заговорил он с безмятежной улыбкой. — Из-за всей этой суматохи я так и не нашел возможности представиться вам. Я — Эдвард Дюпрэ+.

— Ну что же, благодарю вас за помощь сегодня утром, мистер Дюпрэ+, — ответил я предельно вежливо, удивляясь про себя, чего ради он вздумал формально представиться. Человек якшается с Габриелем Мартинелли и в то же время стремится вести вежливые дружеские беседы с копом…

Его голова снова исчезла из машины, дверца захлопнулась. И стало слышно, как его трость ритмично постукивает по направлению ко входу в отель, я же тотчас отъехал от тротуара.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем какая-то плотина в моей голове прорвалась вторично за этот день.

Шериф Лейверс, подумал я, будет сам не свой из-за этой истории.

Я остановился по дороге у закусочной, чтобы пропустить стаканчик и проглотить отбивную до появления в офисе, потому что, подобно Джорджи, я почувствовал в этом острую необходимость. Мне, конечно, повезло гораздо больше, нежели ей: никто не дал зуботычину за разгулявшийся аппетит.

Когда я вошел в офис шерифа, Аннабел Джексон посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и вроде бы даже затаила дыхание.

— С вами все в порядке, Эл? — спросила она приглушенным голосом, садясь в кресло.

— Конечно. А что со мной могло случиться?

— Эти жуткие люди, — пробормотала она едва слышно, — и свихнувшийся служащий морга…

Глубокий вдох натянул ее белоснежную блузку, как гордый парус на яхте.

— Я слушала под дверью, пока вы разговаривали с ними в кабинете шерифа, — быстро-быстро затараторила она. — Вы были неподражаемы, Эл. Просто неподражаемы!

— Неужели? — осторожно осведомился я.

— Как вы справились с этим жутким типом Мартинелли! — Она вздохнула еще глубже, и я бы сказал, что ее блузка оказалась в зоне пассатов. — Честное слово, я подумала, что вы намерены его пристрелить, ну и хотела было поприветствовать ваш поступок.

Я подозрительно посмотрел на нее, затем перегнулся через стол и принюхался. Если она и выпила, то только водки, потому что я не почувствовал ни малейшего запаха коньяка. Оставалась единственная возможность проверить правильность моих предположений.

— Аннабел, золотко, — нежно заговорил я. — Поднимитесь на минутку!

— Пожалуйста.

Она встала и одарила меня таким взглядом, который почему-то напомнил мне тающее мороженое.

— Повернитесь!

Она послушно повернулась.

— Вы уронили на пол резинку, — сообщил я. Она наклонилась, чтобы поднять несуществующую резинку, потом прыснула со смеху, снова повернувшись ко мне. Ее бледные щеки слегка порозовели, она скромно опустила глазки.

— Ох, Эл! Вы неисправимы!

— И это все, что вы хотите сказать? Она упорно смотрела себе на ноги.

— Ну, вы не можете ждать от воспитанной девушки-южанки, чтобы та сказала, что ей это нравится, не так ли, дорогой?

— И вас не подмывает схватить свою стальную линейку и проломить мне голову? Ничего подобного вы не испытываете?

— Такие девушки, как я, воспитаны в духе почитания настоящих героев, дорогой! — пробормотала она.

— Что вы делаете сегодня вечером, Аннабел? — спросил я нарочито равнодушно.

— Ровным счетом ничего! Я совершенно свободна.

— Так у нас состоится свидание?

— Да, конечно, у нас состоится свидание.

— Я подумал, что мы можем где-то вместе пообедать, потом отправиться ко мне, — заговорил я осторожно. — Я поставлю кое-какие хорошие пластинки на свой проигрыватель, мы посидим на кушетке и — ух! — послушаем замечательную музыку. — Я не удержался и заговорщически ей подмигнул. — Что скажете на это?

— Эл Уилер, — благоговейно произнесла она, — должна признаться, что я не слышала ни от одного мужчины таких заманчивых предложений.

— Так я заеду за вами около восьми! — сообщил я и поспешил в кабинет шерифа, подозревая, что обнаружил любовный камень, являющийся альтернативой философскому, коли у нас нет особой тяги к благородным металлам. Впрочем, у меня внезапно промелькнула неприятная мыслишка, что я все же слегка свихнулся и весь этот диалог — плод моего больного воображения.

Взгляд, которым шериф Лейверс наградил меня, когда я уселся лицом к нему, красноречиво свидетельствовал о том, что по сравнению со мной Бенедикт Арнольд был человеком чести, непорочной цельной натурой, прославившийся своей бескорыстной преданностью делу. Шериф закурил сигару, бросив горящий ненавистью взгляд на спичку, которая не желала загораться, затем выпустил целое облако дыма. Какое-то время я даже не мог его видеть, но его зычный бас пробил бы даже железобетонную стену.

— Вчера утром, — изрек он тоном, который подошел бы для президентского обращения, — я дал вам весьма деликатное поручение, что неоднократно подчеркнул, сказав: необходимо действовать в лайковых перчатках, с Самнерами надо обходиться так, будто они сделаны из хрупкого стекла. Глупец, я предполагал, что лейтенант, столь тщательно проинструктированный, вернется в этот офис с подобающим отчетом. Наивный человек! Я проторчал здесь вчера до восьми вечера!..

Он шумно вздохнул, и на его физиономии, прежде чем он выдохнул воздух, появилось выражение крайней сосредоточенности. Я решил, что он упражнялся в этом весь последний час, пока меня не было на месте, рассчитывая, что у него получится почти стон несчастного человека, обманутого в своих лучших надеждах. Куда там! Я бы сказал, что его вздох более напоминал рев молодого быка, к которому в загон впервые привели корову.