Андерс вздрогнул. Но он был далеко не так подавлен, как Калле. Необычайные события, пусть даже страшные, только будили жажду деятельности в этом веселом, рассудительном и очень активном парне. Ему хотелось что-то делать сейчас же, немедленно. Кинуться выслеживать преступника и изловить его — хорошо бы в течение одного часа. Он не был мечтателем, как Калле.

Конечно, было бы несправедливо утверждать, будто мечтательность мешает Калле быть деятельным, — некоторые на собственной шкуре убедились в обратном, — но деятельности Калле всегда предшествовали длительные размышления. Он любил посидеть и подумать и, надо признать, выдумывал иногда хитроумнейшие вещи, но чаще всего это все же были беспочвенные фантазии.

Андерс не фантазировал. Он не тратил зря время на размышления. Энергия из него так и била ключом, сидеть спокойно для него было истинным мучением. Не случайно он стал вождем Белой розы. Жизнерадостный, говорливый, находчивый, всегда готовый стать во главе, что бы ни затевалось, он больше всех подходил для этого.

Более слабая натура на его месте страдала бы от таких домашних условий, под гнетом отца-тирана. Но не таков был Андерс. Он только старался поменьше бывать дома, а стычки с отцом переносил с неизменным душевным спокойствием. Всякая ругань отскакивала от Андерса, как от стенки горох, и через пять минут после самой основательной выволочки он вылетал на улицу такой же веселый, как всегда. Для Андерса было просто немыслимо сидеть в мастерской сложа руки, когда более важные вещи требовали его немедленного вмешательства.

— Пошли, Калле, — решительно сказал он. — А мастерскую я запру, и пускай папаша делает что хочет.

— Ты думаешь, ничего? — спросил Калле. Он хорошо знал нрав сапожника.

Но Андерс только свистнул в ответ.

Однако надо же как-то объяснить клиентам, если они придут, почему мастерская закрыта, да еще и среду. Андерс взял карандаш и написал печатными буквами на клочке бумаги:

Затем прикрепил бумажку к двери и повернул ключ.

— Да ты что, с ума сошел? — встрепенулся Калле, увидев объявление. — Так нельзя.

— Разве нельзя? — произнес Андерс нерешительно.

Он склонил голову набок и подумал. А может, Калле прав — еще истолкуют не так! Он сорвал бумажку, влетел в мастерскую и написал новое объявление. В следующее мгновение Андерс уже быстро шагал прочь, сопровождаемый Калле.

А немного спустя из дома напротив пришла фру Магнуссон забрать туфли из починки. Она остановилась перед дверью и, вытаращив глаза от изумления, прочла:

Фру Магнуссон покачала головой. У этого сапожника и раньше были не все дома, но теперь, видно, дело приняло серьезный оборот. «Подходящая погода», — слышали вы что-либо подобное?!

Андерс торопился в Прерии. Калле шел за ним очень неохотно, его туда ничуть не тянуло. Но Андерс был твердо убежден, что полиция с нетерпением ждет помощи Калле. Конечно, Андерс не раз подтрунивал над причудами знаменитого сыщика. Однако теперь, когда было совершено настоящее преступление, он забыл об этом. Теперь он помнил только о замечательных успехах Калле в прошлом году. Ведь это благодаря ему поймали тогда бандитов! Что и говорить, Калле — выдающийся сыщик. Андерс охотно признавал его превосходство и не сомневался, что полиция не забыла заслуг Калле Блюмквиста.

— Ну как ты не понимаешь — они же будут рады, если ты предложишь им свои услуги. Да для тебя разобраться в этом — плевое дело! А я буду у тебя помощником.

Калле очутился в трудном положении. Не мог же он объяснить Андерсу, что запросто управляется лишь с невзаправдашними убийцами, а настоящие вызывают в нем только отвращение. Он плелся так медленно, что у Андерса лопнуло терпение.

— Да пошевеливайся ты! — воскликнул он наконец. — Ведь в таких случаях каждая секунда дорога! Как будто не знаешь.

— По-моему, пускай полиция сама этим занимается, — сказал Калле, чтобы выйти из затруднения.

— И это говоришь ты! — пришел в ярость Андерс. — Ты же знаешь, как они могут запутать дело, сам сколько раз говорил. Не валяй дурака, пошли!

Он схватил упирающегося сыщика за руку и потащил за собой.

Так они дошли до оцепленного места.

— Послушай, — спохватился Андерс, — мы же совсем забыли!

— Что забыли?

— Мумрика-то оцепили! Если Алые захотят его взять, им надо прорываться через полицейский кордон.

Калле задумчиво кивнул. Многое пришлось пережить Мумрику, но под охраной полиции он находился впервые.

В оцеплении патрулировал полицейский Бьорк, и Андерс подскочил прямо к нему. Он приволок за собой Калле и поставил его перед Бьорком — ни дать ни взять пес, который притащил хозяину вещь и ждет за это похвалы.

— Дядя Бьорк, вот Калле пришел, — произнес он с надеждой.

— Вижу, — отозвался Бьорк. — А что ему нужно?

— Как — что? Пустите его туда, чтоб он мог поразведать. Обследовать место преступления…

Но Бьорк покачал головой, и вид у него был ужасно серьезный.

— Идите-ка отсюда, ребятки. Идите домой! И скажите спасибо, что вы еще такие маленькие и ничего не понимаете.

Калле покраснел. Он прекрасно понимал. Отлично понимал, что здесь не место знаменитому сыщику Блюмквисту с его волевым лицом и громкими словами. Но как растолковать это Андерсу?

— Вот всегда так! — язвительно заметил Андерс, когда они брели обратно в город. — Даже если бы ты разоблачил все убийства с времен доисторического человека, все равно полиция лопнет, а не признает, что частный сыщик на что-нибудь годится.

Калле было очень не по себе. Что-то в этом роде он сам говорил десятки раз. Он искренне хотел, чтобы Андерс переменил тему. Но Андерс продолжал:

— Рано или поздно они-таки сядут в лужу. Но ты обещай мне, что не возьмешься за дело, пока они не станут умолять тебя на коленях.

Калле охотно обещал.

На каждом шагу им попадались молчаливые кучки людей. Они неотступно смотрели в сторону кустарников, где следователи пытались сейчас найти разгадку драмы, стоившей человеку жизни. Сегодня в Прериях было удивительно тихо. Калле ощущал небывалую тяжесть на душе. Даже на Андерса подействовала наконец гнетущая атмосфера. Может быть, дядя Бьорк прав? Пожалуй, эта задача и в самом деле не по плечу Калле, каким бы искусным сыщиком он ни был. Друзья уныло плелись домой…

Сикстен, Бенка и Йонте тоже направлялись домой из Прерий. Сегодня они, как и предполагал Андерс, взяли себе выходной от войны роз и провели немало счастливых часов, катаясь на карусели и стреляя в цель в тире. Но полчаса назад ужасная новость долетела до парка, и он тут же опустел. Сикстен, Бенка и Йонте вместе со всеми кинулись в Прерии — лишь для того, чтобы убедиться, что с таким же успехом могли идти прямо домой. В тот самый момент, когда они пришли к этому выводу, им встретились Андерс и Калле.

Сегодня Алые и Белые розы не обменивались взаимными оскорблениями. Неустрашимые войны притихли, и физиономии у них были бледные. Дружной стайкой все пятеро направились в город, по дороге думая о смерти больше, чем когда-либо за всю свою мальчишечью жизнь Ребята глубоко сочувствовали Еве-Лотте.

— Ведь, правда, жалко ее, — сказал Сикстен, — говорят, она совсем скисла. Все лежит и плачет.

Во всей этой ужасной истории именно это обстоятельство, пожалуй, больше всего потрясло Андерса. Несколько раз он судорожно глотнул. Ведь это из-за него плачет Ева-Лотта…

— Ее бы навестить надо, — вымолвил он наконец, — цветочков передать или что-нибудь такое…

Остальные четверо вытаращили на него глаза. Разве с Евой-Лоттой настолько плохо? Посылать цветы девчонке — да он, должно быть, убежден, что Еве-Лотте совсем конец приходит!

Однако чем больше они размышляли, тем благороднее казалась им мысль Андерса. Ева-Лотта должна получить цветок, она его честно заслужила. Глубоко взволнованный Сикстен пошел домой, стянул одну из маминых красных гераней, и все пятеро торжественно отправились с цветком к Еве-Лотте.