Именно слово останавливало кровь, обильно текущую из ран. Помогало срастаться костям после переломов. Снимало боль. Избавляло от нервного расстройства. Давало силы в сражениях. Возвращало аппетит, потенцию и ушедшего к юной шалаве мужа.

Внушение было прямым. Жрец говорил с раненым воином или заболевшим крестьянином от имени того или иного бога и приказывал исцелиться.

Вера в высшие силы была впитана людьми Древнего мира с молоком матери. И когда они слышали о воле богов, то подсознательно производили мобилизацию внутренних резервов организма на борьбу с недугом.

Кстати, по последним научным данным, современный человек в обычном состоянии может использовать всего лишь 30 % своих физических возможностей и 5 % интеллектуальных.

То есть — даже когда мы не лежим в койке, а бодро носимся по улице, все равно наши мышцы отдыхают, а мозг вообще дрыхнет.

И, увы, с ростом политкорректных настроений в мире здоровый, волевой и умный европеец чувствует себя виноватым перед всей цивилизацией.

Запомните, братцы и сестрицы, каждый километр вашей утренней пробежки трусцой, каждая отвергнутая во имя Родины доза глюка, каждый новый освоенный вами язык, каждое карьерное продвижение — это вызов всей этой ублюдочной цивилизации.

Не бойтесь бросить ей этот вызов. Некуда нам отступать с нашей земли. В космосе пока нет русских поселений…

Но вернемся на Древний Восток, в Междуречье, которое мне уже остопиздело точно так же, как и вам, друзья мои.

Там с ростом населения прибавилось как кровавых мочиловок, так и политических разборок без применения оружия.

И во всех этих политических и военных играх принимали активное участие, все больше и больше входя в оголтелый интриганский раж, наши хитрожопые торговцы опиумом для народа — жрецы.

Подстрекаемые ими к мятежам толпы, сливались в общую по-детски кровожадную массу. Она упоенно и торжественно (как во время церковных ритуалов) разрушала, убивала и с радостью шла на гибель.

Опираясь на свою растущую экономическую мощь, жрецы все определеннее отдалялись от коллектива рядовых общинников, уже не видящих священников копающимися на огородах или строящими загоны для овец.

Служитель культа, даже самый мелкий и незначительный, приобретал из-за своей близости к потусторонним силам в глазах простолюдинов ауру чуть ли не внеземного существа и великого кудесника, которому, конечно, западло уже ковыряться в навозе.

И вместе с тем, увы, шумерская церковь уже впала в застой и отстой.

Главной причиной разрушения достигшего небывалого величия жреческого сословия стало отсутствие притока в ряды священников свежей крови из провинции.

Выборная должность жреца со временем превратилась в передаваемую по блату.

А когда принцип отбора на общественные должности лучшего из лучших путем соревнования или жесткого отбора по личным качествам заменяется семейственностью, бюрократическим назначением или кумовством, тогда вся общественная структура очень быстро вырождается и приходит в упадок.

Жреческое сословие, лишившись внутренней конкуренции, стало стремительно терять силу и власть.

А вместе с разложением жречества начинает распадаться и само шумерское государство.

Центробежные процессы в провинциях, базирующиеся на недовольстве покоренных народов вызывали восстания. Их все чаще приходилось подавлять большими воинскими силами.

Расходы на это в конец подорвали истощенную экономику первой империи (царства Аккадского) на Земле.

Месопотамская империя пала под натиском вторгшихся кочевников, которые перебили служителей враждебного им культа.

И, естественно, всей шобле междуреченских богов было плевать на мучения и гибель своей земной креатуры (мораль сей басни такова: если ты сам чмошник и баран, то не жди помощи даже от самых могущественных существ Вселенной).

А шумерская наука владения словом перешла к иудейским волхвам и вавилонским магам.

Другой же древнейшей цивилизации — Древнему Египту — пришлось открывать тайны владения словом практически самостоятельно. И в этом она весьма и весьма преуспела.

Но об этом уже рассказывалось в предыдущей книге.

Сейчас же — небольшой, но ослепительно яркий эпизод из европейского Средневековья, которое без натяжки можно назвать эпохой внушения.

XI век для западной Европы характерен тем, что в этот период времени начинается ее резкий экономический и культурный подъем.

Впервые после падения Римской империи начались серьезные изыскания в области строительства, законодательства, медицины и гуманитарных наук.

Повысился уровень образования среди духовенства и светской аристократии.

Прогрессом было и усиление влияния духовенства. Это влияние ограничивало феодальный беспредел рыцарства в отношении простолюдинов.

Хотя, конечно, еретиков и ведьм жгли, как полагается, по-черному.

Но какая эпоха, скажите мне на милость, обходится без своих ведьм и еретиков?

И сегодня мир полон "слугами дьявола" и «еретиками», которых лупят крылатыми ракетами и экономическими санкциями…

Вторжение турок подчинило Восток новым владыкам, а палестинских христиан — притеснителям-иноверцам.

Ватикан сильно обиделся на такой беспредел со стороны пришлых бандитов.

Задиристый Папа Григорий VII попытался натравить христиан на зарвавшихся агрессоров-мусульман.

Однако доблестное европейское рыцарство послало Папу к чертям собачьим. Ибо было больше занято грабежами и своими местными разборками, нежели судьбой какой-нибудь покрытой пылью времен Голгофы.

И вот тут вступило в ход такое могучее средство, как словесное внушение.

Простой человек, полоумный Петр Пустынник, поднял знамя не утихающей до сих пор борьбы между полумесяцем Востока и крестом Запада.

Петр избрал местом для тренировки проповеднических способностей один из самых суровых монастырей. Там он изучал искусство проповеди. А потом покинул свою обитель для путешествия на Ближний Восток, дабы поклониться земле, по которой ступали ноги Спасителя.

Чинимые там мусульманами злодейства настолько потрясли Петра, что он поставил перед собой цель: во чтобы то ни стало изгнать этих нечестивцев из Палестины.

И вот наш герой мчится в Италию, припадает к ногам слегка охреневшего от такой экзальтации Папы Урбана II и просит его дать борцу за веру (в смысле себе) полномочия для начала агитации за поход с целью освобождения Иерусалима.

Пройдоха Урбан решил использовать фанатика в пропагандистских целях и разрешил Петру Пустыннику провести агиткампанию.

Мол, действуй, Петруха. А коли влипнешь, я твою попавшую в переплет задницу прикрою своей роскошной ризой.

Воодушевленный официальной санкцией и с окончательно съехавшей по этому поводу крышей Петр садится на мула. С распятием в руках наш фанат отправляется в путешествие по Европе, проповедуя на площадях и в храмах.

Красноречие раздухарившегося баламута Петра потрясает толпы.

Масса искала выход из серости и безысходности обыденной действительности. Искала врага, которого можно было бы ненавидеть всеми жабрами своей измученной голодом и страхом души.

И такой враг ей был дан — богопротивные турецкие исламисты-террористы.

В своих воззваниях Петр использовал приемы внушения.

То есть — его речь имела некий смысл, а ее идеи (пусть и поверхностное) обоснование.

Но внушение — это все-таки спектакль. Нет спектакля — нет внушения.

Поэтому, хотя речи странствующего оратора Петра были непролазно глупы, а сам он постоянно базарил не по делу, народ бесновался по полной, балдея от показываемого этим клоуном цирка.

Ведь чего надо было тамошнему быдлу? Математически выверенной логики?

Фига с два!

Театр был нужен простому народу. И потусоваться-поколбаситься хотелось ему.

И именно театр толпа заполучила. И потусоваться-поколбаситься ей тоже удалось по полной программе.

Свои выступления Петр строил по весьма незамысловатой схеме.

Как вступление у него шел рассказ о горькой судьбе палестинский христиан, вызывающий благородное негодование против мучителей-иноверцев.