Когда я понял все это, душу мою охватили смятение и беспокойство и я громко закричал. «Но почему, — кричал я, — почему все это должно было случиться? Почему мы, люди, не могли сразу понять такое простое и ясное послание иных миров?»

Молчание было мне ответом. Действие волшебной жидкости стало заметно ослабевали, музыка, удаляясь, затихла, и мои глаза вновь застлала пелена.

Я вынужден был согласиться с Ми-до-ре, что еще не готов ни физически, ни духовно — без боли и грусти расстаться с самим собой во имя иной жизни, во имя высшей чистой гармонии. «Что же мне делать?» — спросил я его, и он посоветовал мне вернуться на Землю и жить жизнью людей до тех пор, пока здесь, наверху, не найдут подходящего момента для вышеупомянутого химического эксперимента. Он обещал, что, пока я буду находиться на Земле, соль-ля-си с помощью своих совершенных приборов позаботятся о том, чтобы после всего виденного в Фа-ре-ми-до я не пал духом и вновь обрел самообладание.

Ми-до-ре счел своим долгом сказать мне об этом, ибо я имел неосторожность пожаловаться, что после выпавших на мою долю испытаний мне будет нелегко вновь очутиться в обществе людей и животных — настолько отвратили меня от них все до-си-ре, которых я изучил через фаремидосийские приборы. На мой естественный вопрос, каким же образом я попаду обратно на Землю, Ми-до-ре снисходительно улыбнулся и заметил, что уж об этом я могу совершенно не заботиться — он все берет на себя.

В тот же день с замиранием сердца и с щемящей тоской в душе я попрощался со всеми соль-ля-си, с кем имел счастье познакомиться за время пребывания в Фа-ре-ми-до. Ми-до-ре усадил меня в машину и заставил принять какой-то порошок, чтобы я заснул и не почувствовал тягот долгого пути. Очнувшись от глубокого сна, я увидел, что нахожусь на скале один — Ми-до-ре уже не было рядом. Я огляделся и понял, что снова нахожусь на Земле. Воспоминание о днях, проведенных в Фа-ре-ми-до, то и дело всплывало предо мной как далекий, чудный сон. Я опустил голову на камень и горько заплакал.

Вечером того же дня один норвежский крестьянин напал на мой след. Я узнал, что нахожусь неподалеку от Христианин, на нейтральной земле, и мне ничего не стоило добраться до границы. Было весьма сомнительно, однако, смогу ли я получить визу для возвращения на родину, ибо нейтралитет Скандинавских стран раздражал мою горячо любимую Англию, находящуюся в состоянии войны с Германией. Норвежец чрезвычайно удивился тому, что меня нисколько не интересует ход мировой войны за истекшие полтора года: не волнует, кто какие территории занял, сколько людей погибло, сколько захвачено в плен, сколько умерло от тифа и других эпидемий, сколько сбито аэропланов, сколько разрублено городов, кого из генералов наградили и кого сместили с высоких постов.

Не буду докучать читателю ни подробностями моего возвращения домой, ни описанием того, с каким трудом я свыкался с невыносимыми теперь для меня формами общения с до-си-ре, то бишь людьми. Первое время, когда я в ужасе отшатывался от протягиваемых ко мне рук или при виде любого приближающегося живого существа, на меня смотрели как на сумасшедшего. Врачи поставили диагноз: «Идиосинкразия». Откуда им было знать, что, живя на Фа-ре-ми-до, я привык считать все живое заразной болезнью, малейший контакт с которой чреват смертельной опасностью? Я не спорил с ними. Я терпеливо стал ждать дня освобождения, веря в обещание Ми-до-ре взять меня к себе, как только я буду готов для такой чести. С тех пор я с какой-то особой надеждой и затаенной радостью смотрю на синее небо и читаю в его добрых и теплых глазах, которые люди почему-то называют Солнцем, поддержку: обо мне помнят там, наверху, и никогда не забудут.

По земному счислению мое путешествие на Фа-ре-ми-до длилось всего лишь около полутора лет: восемнадцатого января 1916 года я прибыл в Христианию, а две недели спустя, второго февраля, уже был в Редрифе, где застал свою жену и детей в добром здравии.

Мужчина и женщина — как им понять друг друга? Ведь они желают противоположного: мужчина женщину, женщина — мужчину.

Я испытываю особое удовольствие от того, что на мою долю вновь выпало счастье издать и представить читателю рассказ о шестом, до сих пор не известном путешествии Гулливера. Мистер Джонатан Свифт, мой выдающийся предшественник, которому принадлежит честь открытия и публикации рукописного наследия Гулливера, двести лет назад выпустил под общим названием «Путешествия Лемюэля Гулливера» записки о четырех его путешествиях в Лилипутию, Бробдингнег, Лапуту и в страну гуигнгнмов. Около двух лет назад в мои руки попала (к сожалению, лишь во фрагментах) копия неизвестной рукописи Гулливера о его пятом путешествии. Я издал ее тогда под названием «Путешествие в Фа-ре-ми-до». Друзья великого путешественника и приверженцы его богобоязненных взглядов наверняка помнят эту книгу, которую хотя и нельзя сравнить по изложенным в ней географическим и этнографическим сведениям с бессмертными произведениями Стэнли, Нансена или Вамбери, но, однако, благодаря пронизывающему все ее содержание пламенному патриотизму можно смело причислить к тем книгам, которые любой педагог безбоязненно рекомендует молодежи как в познавательных, так и в общественно-воспитательных целях, что само собой составляет неоспоримое достоинство всех известных нам сочинений Гулливера.

Публикуемые ниже заметки, повествующие о Капилларии, стране существ женского пола (за исключением страниц, занятых пейзажными зарисовками и пусть не очень притязательными, но вполне достоверными топографическими и естественнонаучными наблюдениями), отличаются особым интересом, что и делает эти заметки не вполне читабельными для той части публики, которая не увлекается кошмарной и экзотической фантастикой, а ждет от нашего автора искреннего восхваления семейной идиллии, счастливой гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной, прославления мудрых человеческих и божеских законов, установленных с тем, чтобы сделать возможным в современном обществе гармоническое сожительство мужчин и женщин во имя развития и блага человеческого рода.

Автор оправдывает причину, по которой он, нарушив клятву, в шестой раз отправился в путь. — Он принимает должность судового врача на корабле «Куин». — Немцы атакуют корабль. — Автор в отчаянном положении готовится к смерти, но особые обстоятельства приводят его к вратам Капилларии.

Читатель, конечно, вновь немало удивится, узнав, что вопреки печальному опыту, когда лишь чудесная случайность помогла мне снова вернуться в Редриф и увидеть обожаемую отчизну, а также не менее обожаемую семью, и несмотря на то что я клятвенно обещал горячо любимой супруге провести в мире и спокойствии остаток дней своих, посвятив жизнь только домашнему очагу, — после всего этого я тем не менее в шестой раз решился принять участие как хирург в одном весьма сомнительном по своему исходу предприятии.

Это может показаться тем более странным, что с момента моего возвращения из Фа-ре-ми-до моя горячо любимая жена, глубоко прочувствовав свой материнский и супружеский долг, всячески старалась подчеркнуть многочисленные опасности, которыми чреваты мои путешествия; угрожая моему здоровью и даже жизни, убеждала она, они в конце концов могут раз и навсегда сделать попросту невозможным выполнение мною обязанностей главы семьи и лишат меня всякой ответственности за благополучие горячо любимой жены и детей.

Вряд ли я смогу когда-нибудь в полной мере воздать по заслугам моей возлюбленной супруге за образцовое выполнение ею своих обязанностей. В молодости она была очень хороша собой, многие просили ее руки, но она, трезво взвесив все обстоятельства, великодушно избрала именно меня спутником жизни, связав свою судьбу с моей и подарив мне тем самым радость взаимной любви.