— Мне не нравится это место, — сказал Джон Джей Баттлз. — Оно похоже на преисподнюю.

Я же думал о белых детях, похищенных апачами, жалких, запуганных. Но жизнь в этих краях — не самое ужасное из всего, что бывает на свете. Сьерра-Мадре — необыкновенно красивые горы.

Мы приблизились к стоянке апачей, о чем свидетельствовали многочисленные следы. Напились у ручья, по очереди слезая с коней. Остальные, оставаясь в седле, внимательно озирали окрестности. Мы пересекли речку и стали подниматься по извилистой тропе.

Над ближайшими вершинами гор нависли черные тучи, в воздухе пахло грозой. Стоянка Катенни находилась где-то внизу, скрытая низкими облаками. Только лишь мы начали спускаться, осторожно лавируя между деревьями, как хлынул проливной дождь, с порывистым сильным ветром.

Лес не мог служить защитой от дождя, и нам ничего не оставалось, как искать какое-нибудь укрытие. Вскоре мы увидели огромную, вырванную с корнем сосну, верхушка которой зацепилась за скалы. Обрезав ветви с внутренней стороны, мы спрятались под ней вместе с лошадьми, хотя это было непросто: головы животных задевали ствол.

Мы решили рискнуть и развести небольшой костер, чтобы сварить суп и кофе: дождь загнал апачей в вигвамы и не. позволял дыму подниматься вверх.

Дождь еще не кончился, когда я решил сходить на разведку. С винтовкой в руке, прячась за деревьями, я осторожно приблизился к краю утеса. Скалы сделались скользкими от дождя, крепкие струи барабанили по моей накидке, но густая крона деревьев все-таки ослабляла их напор.

Неожиданно моему взору открылась стоянка Катенни. Над вигвамами поднимались струйки дыма, но снаружи не было видно ни одного человека.

Совсем рядом я уловил какое-то движение и резко обернулся. Это был Тампико Рокка.

Он кивнул в сторону стоянки.

— Теперь я не смогу их обмануть. Они сразу поймут, что я уже не индеец. Слишком долго я ел пищу белого человека.

— Сколько там, по-твоему, человек? — спросил я. — Двадцать? Тридцать?

— Человек двадцать — двадцать пять.

Две дюжины волков… но я против них ничего не имею. Да, сейчас это мои враги, но я уважаю их. В охоте и в бою апачам нет равных, они безжалостны и жестоки, как волки, и все-таки мы сделали невозможное и проникли почти в самое их логово.

— Я иду вниз. Подберусь поближе и послушаю, что там творится.

Рокка уставился на меня.

— Ты сошел с ума. Апачи услышат, а собаки учуют тебя.

— Возможно. Но дождь — в помощь.

— Ладно, — сказал он, — идем вместе.

Затея наша была дерзкой, но в жилах Рокки текла кровь апачей, а это что-нибудь да значило.

Мы, где ползком, где скользя, начали спускаться с горы, время от времени останавливаясь, чтобы прислушаться, и снова двигались дальше. «Мы дураки», — сказал я себе. Ведь то, что мы делаем, сущее безумие. Но я должен был во что бы то ни стало найти Орри, хотя уже одно наше присутствие здесь таило в себе смертельную опасность для нас… и для мальчика.

Под проливным дождем мы подползли к стоянке. Рокка бросился к одному вигваму, я — к другому и, сгибаясь под тугими струями ливня, прислушался. Но не услышал ничего, кроме тихого бормотания индейцев и потрескивания костра. Я двинулся было к следующему вигваму, но увидел предостерегающий жест Рокки и остановился, держа винтовку под дождевиком дулом вниз. Наконец Тампико кивнул мне и тоже ринулся к ближайшему вигваму. Мы уже почти отчаялись найти детей. Может быть, их вообще здесь не было?

Вдруг Рокка подал знак, и я поспешил к нему. В вигваме слышны были тихие голоса индейцев, а потом отчетливо зазвучал детский голос.

Я схватил Рокку за плечо:

— Прикрой меня, — и, откинув полог, шагнул внутрь.

Пару секунд я ничего не различал, хотя, ступая в вигвам, прикрыл глаза. Затем в красноватом свете костра увидел, как поднимается на ноги испуганный воин. На куче шкур в углу сидели три белых ребенка.

В другом углу женщина прижимала к груди младенца. Она смотрела на меня без злобы и страха, видно, приняла случившееся как нечто неизбежное.

— Не кричать! — сказал я на языке апачей. Затем, на всякий случай, повторил то же по-испански.

Тем временем индеец опамятовался и бросился на меня. Я ударил его прикладом винчестера, и он без чувств рухнул наземь.

— Все, — сказал я детям, — вы едете домой. Накиньте на себя шкуры и выходите.

Повернувшись к индианке, которая даже не шелохнулась при этом, я спокойно сказал по-испански:

— Я не намерен никому причинять зла. Мне нужно лишь забрать детей.

Она молча смотрела, как ребятишки подбежали ко мне. Среди них была одна девочка. Я махнул рукой, и они выскочили из вигвама. Я последовал за ними.

Тампико Рокка уже вел ребятишек вверх по поросшему кустарником склону. Сам он следовал за ними, пятясь задом и держа вигвамы под прицелом. Я почти добежал до подножия склона, когда из вигвама, откуда мы забрали детей, выскочил индеец с окровавленной головой.

Он пошатнулся, но удержался на ногах и начал дико озираться по сторонам. Попытался что-то крикнуть, но поперхнулся, однако в следующую минуту все-таки исторгнул отчаянный вопль, одновременно вскидывая винтовку. Рокка пристрелил его.

Дети тем временем шустро взбирались по крутому склону.

Пятясь за ними, я ждал, пока из вигвамов выскочат индейцы, и открыл огонь.

Один индеец крутанулся и выронил винтовку, второй заорал и бросился за мной. Я подпустил его поближе и выстрелил в другого, который уже наводил на меня свой винчестер. Индеец зашатался, упал, но тотчас же стал подниматься.

У бегущего ко мне индейца в руках блеснул нож, он уже готов был броситься на меня. Я перехватил винтовку и с размаху ударил его в живот. Он испустил сдавленный крик, скорчился, а я, цепляясь за кусты, стал проворно взбираться вверх по скользкому склону.

Сверху загремели частые выстрелы: наши друзья открыли огонь по индейцам.

Мы карабкались вверх, скользя по размокшей земле, и снова карабкались, пока, наконец, не добрались до края обрыва. Девочка упала, я подхватил ее на руки и побежал вслед за Роккой. Джон Джей и Испанец все еще вели огонь по преследователям.

Добежав до лагеря, мы усадили детей, вскочили в седла и помчались прочь сквозь сплошную стену дождя.

Проскакав галопом до крутого спуска, мы натянули поводья и в нерешительности остановились. Вершины гор окутаны тучами, за плотным водяным потоком, низвергавшимся с небес, не видно ничего впереди. То и дело слышались раскаты грома, впечатление было такое, словно мы находимся внутри громадного барабана. Мы нырнули в сосновый лес, проскакали сотню ярдов, затем замедлили бег и стали медленно спускаться по скользкому крутому склону.

Лошадь Баттлза поскользнулась и упала, выбросив его из седла, но животное оказалось с характером — она поднялась на ноги, и Баттлз снова вскочил в седло.

Времени положить черный камень в условленном месте на скале у меня не было. В любом случае Гарри не увидел бы его из-за дождя.

Я без конца оглядывался назад, опасаясь, что индейцы вот-вот нагонят нас. Ливень, видимо, заглушил звуки выстрелов, так что на соседних стоянках могли их не слышать. Мы ненадолго остановились перевести дух под деревьями, и я поудобнее усадил ехавшую со мной девочку.

— У индейцев были еще дети? — спросил я. — Белые дети?

— Нет, — ответила девочка. Ее глаза сияли, она была скорее взволнована, чем испугана.

— Кто из них Орри Сэкетт?

Она с недоумением посмотрела на меня.

— Никто. Эти двое — сыновья Крида. Я ни разу не слышала о мальчике по имени Орри.

Внутри у меня все перевернулось.

— Тамп, — заорал я, — моего племянника здесь нет!

— Знаю, — ответил он. — Его вообще нет в здешних краях. Этих детей апачи украли во время последнего набега. Больше они никого не похитили.

— Это невозможно!

— Давайте лучше продолжим путь, — сказал Испанец. — Сейчас не время разводить разговоры.

Мы двинулись дальше, понимая, что не имеем права ни медлить, ни возвращаться назад. В горах сейчас полным-полно апачей, и, если мы выберемся отсюда живыми, нам несказанно повезет. В этом мы отдавали себе отчет, еще отправляясь в экспедицию.