Главной же причиной моего потрясения была вовсе не неожиданность внешности чудища. Есть большая разница между тем, что видишь на бумаге и тем, что вдруг увидишь во плоти. На страницах комиксов эта тварь выглядела весьма миловидной, забавной и даже чем-то привлекательной. Воплотившись в живой субстанции и красках, она стала подлинным кошмаром.
— Не бойтесь, — произнесло видение. — Скоро вы ко мне привыкнете.
— Кто вы? — спросил я.
Вышедшая из-за дерева Алиса разинула рот от изумления и мертвой хваткой вцепилась в мою руку.
Чудовище помахало сигарой.
— Я — Аллегория, прямо с герба банка штата Иллинойс. Добро пожаловать, незнакомцы, во владения Великого Мэхруда.
До меня как-то не сразу дошло, что именно оно имеет в виду. Только через минуту я сообразил, что титул его был совместным творением автора вышеупомянутого комикса и героини одной из пьес Шеридана, миссис Малапроп.
— Полное мое имя — Альберт Аллегория. Во всяком случае, в этом воплощении. Сами понимаете, другие формы — другие имена… А вы двое, как я полагаю, — новички, жаждущие жить на берегу Иллинойса, пить из него божественный Отвар и поклоняться Быку.
Он поднял кисть с двумя сжатыми средними пальцами и распрямленными большим и мизинцем.
— Это — знак, который делает всякий правоверный при встрече с другими. Запомните его, и у вас не будет никаких хлопот.
— Откуда вам известно, что мы — новички? — спросил я, не пытаясь солгать, так как мне показалось, что Аллегория настроен к нам благодушно.
Он рассмеялся. Звуки, издаваемые его гортанью, усиливались в безразмерном рту, как в мегафоне. Алиса, больше уже не самоуверенный офицер морской пехоты, еще сильнее сжала мою руку.
— Я — в некотором роде, так сказать, полубог. Когда Мэхруд, Бык его имя, стал богом, он написал мне письмо — воспользовавшись, разумеется, почтой США — с приглашением состоять при нем полубогом. Все происходящее в мире, в общем-то никогда особенно не волновало меня, и поэтому я принял приглашение и проскользнул сюда, минуя армейские кордоны, и принял на себя обязанности, которые Мэхруд, Бык его имя, на меня возложил.
Еще до того, как началась эта заваруха, я тоже получил письмо от своего бывшего профессора с аналогичным предложением. Но, честно говоря, посчитал, что у старика в мозгу просто шарики за ролики поехали.
— И каковы же ваши обязанности? — поинтересовался я.
Он снова помахал сигарой.
— Моя работа нисколько для меня не обременительна и заключается в том, чтобы встречать новичков и предупреждать их, чтобы они глядели в оба. Им нужно зарубить у себя на носу, что не все таково, каким кажется на первый взгляд, и что им нужно смотреть глубже, чтобы разглядеть за внешними проявлениями какого-либо события определенный символ, внутренний смысл.
Чудовище элегантным жестом поднесло сигару ко рту, затянулось и продолжило:
— У меня есть к вам один вопрос. Не нужно отвечать на него тотчас же, но мне бы хотелось, чтобы вы подумали и дали мне ответ позже. Вот мой вопрос: куда вы желаете сейчас идти?
И, распрощавшись с нами, оно заковыляло по тропинке прочь. Короткие ножки двигались, казалось, совершенно независимо от вытянутого крокодильего туловища.
Какое-то время я смотрел ему вслед, стараясь унять дрожь, затем поправил за плечами бидон, и мы быстро пошли дальше. Алиса была настолько подавленной, что, казалось, даже не осознавала своей наготы.
— Меня очень пугают такие вот коллизии. Каким же образом человек может принять форму вроде этой?
— Мы это обязательно выясним, — произнес я с наигранным оптимизмом. — Кажется, не мешало бы быть готовыми вообще к чему угодно.
— Пожалуй, рассказ миссис Дурхэм, записанный вами на пленку, соответствовал истине.
Я кивнул.
Незадолго до того, как вся эта местность была оцеплена, жена профессора переправилась на другой берег реки, где, как она точно знала, находился ее муж. К тому времени он уже провозгласил себя богом, но она нисколько его не боялась.
На всякий случай миссис Дурхэм прихватила с собой двух адвокатов. Судя по ее сбивчивому рассказу, какая-то сила, исходившая, по-видимому, от доктора Дурхэма, обратила несчастную в огромную хвостатую обезьяну, что заставило ее спасаться бегством. Оба адвоката, превращенные в скунсов, тоже были вынуждены ретироваться.
Размышляя над столь странными событиями, Алиса заметила:
— Не могу я понять, как он это делает. Откуда у него такое могущество? И какими орудиями он пользуется?
По телу у меня побежали мурашки, и я чуть не выболтал ей, что являюсь главной причиной всего происходящего. Я и без того чувствовал себя достаточно виноватым, чтобы усугублять свою вину, поведав кому бы то ни было всю правду. Более того, если начать как можно убедительнее доказывать ей, что это — истинная правда, она уверовала бы, что я совсем спятил. Тем не менее, именно так и обстояли дела, и именно поэтому я вызвался добровольцем для выполнения этой весьма щекотливой миссии. Кто заварил кашу, тому ее и расхлебывать.
— Я умираю от жажды, — заскулила внезапно Алиса. — Папуля, как насчет того, чтобы попить? Другая возможность, может быть, представится очень нескоро.
— Черт побери! — выругался я, снимая со спины бидон. — Не называйте меня папулей. У меня есть имя — Даниэль Темпер, и я еще не настолько стар…
И примолк. Чего уж там. Я вполне мог бы быть ее отцом. В захолустье штата Кентукки, во всяком случае, где женятся очень рано.
Догадываясь, о чем я думаю, она улыбнулась и протянула мне небольшую кружку, которую отстегнула с боковой поверхности бидона.
— Возраст мужчины таков, насколько он чувствует себя мужчиной, — поспешно поправился я. — Я ощущаю себя не старше тридцати.
На тропинке возникло какое-то движение, я толкнул Алису в высокую траву, а сам остался стоять, охраняя бидон. Будь что будет.
Но, разобрав, что же все-таки движется по тропинке, я глубоко пожалел, что не бросил бидон. Неужели на этой позабытой богом земле не осталось ни одного человеческого существа? Сначала — Аллегория, теперь — Осел!
— Хелло, братец! — весело поздоровался он и, прежде чем я успел ответить, запрокинул назад свою чудовищную голову и огласил окрестности невероятным полусмехом-полуослиным ревом.
А вот мне было совсем не до смеха. Слишком уж у меня были натянуты нервы, чтобы я мог притворяться, что мне весело. К тому же от него сильно несло Отваром. Я с трудом сдерживал рвотные спазмы.
Он был высок и, в отличие от большинства ослов, покрыт короткими светлыми волосами. Стоял, как человек — на двух ногах, только ноги оканчивались широкими копытами. Голову его венчали два длинных волосатых уха, но во всех остальных отношениях это был самый что ни на есть заурядный человек. Не мешкая, он представился. Звали его не так уж неожиданно — Поливиносел.
— Что это за бидон? Зачем он тебе?
— Тащу наружу контрабандой Отвар, — соврал я.
Он осклабился, обнажив длинные желтые ослиные зубы.
— Контрабандой! Только что тебе за нее платят? Для почитателей Все-Быка деньги не имеют никакой ценности.
Произнося имя своего божества, Поливиносел вытянул правую руку. Большой палец и два средних были согнуты, указательный и мизинец торчали прямо. Я не сориентировался и не ответил тем же, он нахмурился было, но снова расплылся в улыбке, когда я повторил его жест.
— Я занимаюсь контрабандой из любви к искусству, — доверительно сообщил я. — А также для того, чтобы распространять свет истины.
Откуда взялась последняя фраза, ума не приложу. Скорее всего, она явилась следствием его ссылки на «почитателей» и того похожего на символ веры знака.
Поливиносел протянул большую волосатую руку и повернул кран на бидоне. Не успел я пошевелиться, как он уже наполнил сложенные лодочкой ладони, поднес их к губам и с шумом потянул, но тут же начал отплевываться.
— Тьфу ты! Да это же вода!
— Разумеется, — покровительственно улыбнулся я. — Избавившись от Отвара, я наполняю бидон обычной водой. Если меня ловит патруль, объясняю, что тащу в эти места контрабандой чистую воду.