Они с сестрами слишком боялись отца и редко, чтобы не сказать никогда, высказывались в присутствии родителей.

Вероятно, того же хотел регент для Дьера, так что король не ошибался в своих догадках.

Ее выбрали, потому что надеялись: она окажется столь же решительна и настойчива, как эрцгерцогиня Лютцельштайнская, и заставит короля подчиняться правилам, чему тот всячески противился.

— Ничего подобного… у меня не получится… — растерянно прошептала девушка.

— Теперь-то я это понял, — сказал регент, словно читая ее мысли. — Но уже слишком поздно.

— Почему?

— Премьер-министр и кабинет дали свое согласие на ваш брак с королем. Члены совета, с которыми вы встречались, от вас просто без ума. Они уверены, что вы не только прекрасны, но и умеете сострадать. Вас обязательно полюбит страна, а это крайне важно.

— А как… же… король? — Ей с трудом дались эти слова, но все же она их произнесла.

— Я заставлю короля вести себя в рамках приличий, — решительно заверил ее регент.

— Нет, нет… прошу вас! — воскликнула Зошина. — Не провоцируйте его на то, чтобы идти вам наперекор! Я и так его раздражаю. Если он узнает, что я жаловалась вам, это только… еще больше осложнит… положение.

— Как же мне поступить? — Девушке показалось, что этот всегда уверенный в себе человек чувствует себя так же беспомощно, как она.

— Лучше всего… оставьте все… как есть, — попросила она. — Я постараюсь… очень постараюсь… сделать так… чтобы он… начал доверять мне. Возможно, тогда он станет вести себя… иначе.

«Словно король — это дикий зверь, которого мне предстоит приручить», — подумала она. Первое, чего ей предстояло добиться, — избавить короля от опасений, будто она пытается удерживать его в клетке.

Но ведь король — не зверь. Он мужчина. А Зошина ничего не знала о мужчинах.

Каждая частичка ее тела протестовала против необходимости иметь дело с тем, кто проклинал свое знакомство с ней и глумился над ней. Те слова, которые он запальчиво бросал ей, заставляли девушку вздрагивать уже при одном воспоминании.

Видимо, все ее чувства отражались на ее лице, и регент не выдержал:

— Простите меня, умоляю вас, простите меня. Теперь, только теперь я слишком ясно вижу, что я натворил, но я не знаю, как распутать этот узел.

В его словах слышались искреннее сожаление, и симпатия, и сострадание, которые были ей сейчас так необходимы.

— Вы ничего… не можете… исправить, — постаралась взять себя в руки Зошина. — Я понимаю… я должна все сделать сама… Только, пожалуйста, помогите мне и… если можете… придайте мне мужества… Я… боюсь.

Безотчетно она протянула ему руку, и он сжал ее в своих ладонях.

— Никогда не встречал такой храброй, такой замечательной девушки! — тихо выговорил принц-регент.

Зошине показалось, что она целую вечность смотрела ему в глаза. Очнувшись, она каким-то далеким, глухим голосом прошептала:

— Благодарю вас.

В этот момент дверь открылась, и на пороге появилась герцогиня-мать.

Она с удивлением увидела, как принц-регент выпустил руку Зошины, и спросила:

— А где же Георгий? Я думала, он здесь.

— У него назначена аудиенция, о которой он совсем забыл, мадам, — нашелся регент.

— Как это на него похоже! — заметила герцогиня-мать. — Но, кажется, с тех пор, как я видела его в последний раз, он очень переменился к лучшему. Поздравляю вас, Шандор. Я знаю, скольких трудов это вам стоило.

Тут она взглянула на Зошину, и по выражению ее лица девушка догадалась, что бабушка упустила из виду присутствие внучки в комнате.

После неловкой паузы герцогиня-мать произнесла уже совсем иным тоном:

— Уверена, милое мое дитя, самое лучшее для тебя сейчас, — это позволить себе отдохнуть перед вечером. Мне хочется, чтобы ты выглядела как можно лучше на сегодняшнем банкете.

— Я пойду прилягу, бабушка. — Зошина присела в реверансе и поцеловала бабушку в щеку. Потом она сделала реверанс регенту, но так и не нашла в себе сил взглянуть ему в лицо.

В спальне ее ждала программа предстоящих мероприятий, оставленная для нее на секретере адъютантом из тех, кому было поручено заботиться о них во время их визита.

В программе перечислялись мероприятия, на которых им предстояло присутствовать, список важных особ с указанием их званий, с которыми были запланированы встречи.

Зошина рассеянно взяла программу, но мысли ее витали где-то далеко.

Решив все же уточнить, в котором часу ей следует быть готовой сегодня вечером, она прочла:

«11:30. Ее величество герцогиня София и ее высочество принцесса Зошина посещают женский монастырь.

14:30. Ее величество герцогиня София присутствует на торжественном открытии нового Ботанического сада.

19:00. Его величество король, ее величество герцогиня София, ее высочество принцесса Зошина и его высочество принц-регент обедают с кавалерами ордена святого Миклоша».

К их числу, как уже знала девушка, относились самые знаменитые дворяне Дьера. Следующая запись заставила ее судорожно вздохнуть:

«11:00. Прием у премьер-министра, на который соберутся все члены парламента. Торжественное объявление о предстоящем бракосочетании короля».

Зошина положила программу и, пройдя на другой конец спальни, села на скамеечку перед туалетным столиком.

Ей показалось, что она видит свое отражение в зеркале со сверкающей короной на тщательно уложенных по последней моде волосах.

Именно для этого приехала она в Дьер. Отныне это ее будущее.

Слезы навернулись ей на глаза, и Зошина закрыла лицо ладонями.

Как же смириться с этим? Нет, не с тем, что ей предстоит стать королевой этих милых и дружелюбных жителей Дьера! Как смириться с мыслью, что она станет женой их короля?

Она чувствовала себя в ловушке, из которой не было выхода. Ей, словно белке в золоченом колесе, предстояло всю жизнь бегать в нем до самой смерти.

И тут она снова как будто услышала слова принца-регента: «Никогда в жизни не встречал такой мужественной, такой прекрасной девушки!»

«Я должна быть мужественной», — подумала Зошина.

Как и ожидалось, парадный банкет поражал своим великолепием.

В банкетном зале дворца больше трехсот гостей разместилось за столом. Парадный обед предполагал восемь перемен блюд, к каждому из которых подавалось особое вино.

Герцогиня-мать, бесспорно, царила среди приглашенных, такое величественное впечатление она производила.

На герцогине Софии было расшитое стразами платье, драгоценности из коллекции украшений царствующего дома Лютцельштайна, включая пятиярусное бриллиантовое ожерелье.

Зошине казалось, что сама она рядом с бабушкой кажется незаметной и даже блеклой.

Для нее выбрали бледно-голубое, цвета утреннего неба, платье с тюлевым шлейфом, который, словно морская волна, тянулся за ней. Глаза ее казались огромными на взволнованном личике.

В связи с предполагаемым браком герцогиня отдала дочери одну из тех диадем, которые сама давно не носила, считая недостаточно великолепными для царствующей особы.

Диадема была выполнена в виде венка из бриллиантовых и бирюзовых цветков, которые поблескивали, отражая свет огромных хрустальных люстр. Ожерелье и браслеты с бриллиантами и бирюзой дополняли наряд девушки. Сама того не подозревая, Зошина походила в нем на Весну Боттичелли.

Одеваясь, девушка пожалела, что сестры не могут ее видеть. Особенно Каталин. Уж младшая сестренка не удержалась бы и наговорила всяких забавных вещей, как она и сделала еще перед отъездом Зошины из Лютцельштайна.

— Ты будешь похожа на оперную примадонну! — воскликнула тогда Каталин. — Только вот грудь у тебя маловата, чтобы совсем сойти за певицу! Но короля ты убьешь наповал своей красотой, стоит ему увидеть тебя.