— Я слушала вас, папа. Но все-таки… Политический это вопрос или нет, но замуж-то за короля предстоит выходить мне!

— И считай, что тебе крайне повезло! — взорвался эрцгерцог. — Бог ты мой, у меня четыре дочери, которых надо как-то сбыть с рук. Ты что, воображаешь, будто я в состоянии найти всем вам царственных особ в мужья?!

От этих слов у Зошины перехватило дыхание, и она решилась:

— А может… папа, стоит подумать об… Эльзе? Ей непременно… хочется… выйти замуж, а я была бы абсолютно… счастлива остаться здесь с… вами и с мамой.

Краска бросилась в лицо эрцгерцогу.

— Как ты смеешь спорить со мной! Как ты смеешь даже предполагать, что можешь ослушаться меня! Ты должна на коленях благодарить Бога за то, что у тебя есть отец, который заботится о тебе и даже обеспечивает тебе трон. Короли, между прочим, не валяются на каждом шагу!

Он буквально задыхался от гнева:

— Ты будешь делать все, как я сказал! Ты отправишься в Дьер с бабушкой и постараешься понравиться королю… Надеюсь, ты меня поняла?!

— Да, папа… Но…

— Никаких «но». Я не собираюсь слушать твои бредни. После всего, что я сделал для тебя, я обнаруживаю, что лелеял змею на своей груди! Ты неблагодарна и к тому же глупа до безобразия! — При этих словах голос герцога сорвался от крика, он поперхнулся, закашлялся и на некоторое время умолк. — В целом герцогстве не найти девчонки, которая не пришла бы в восторг от возможности стать женой короля. А ты еще выискиваешь отговорки и выражаешь недовольство! Боже! И кого же ты желаешь себе в мужья — архангела Гавриила?

Зошина, зная всю безнадежность попыток дальнейшего разговора, поскольку никакие слова на отца в такие минуты не действовали, поднялась с места.

— Простите… если я рассердила вас… папа, — еле слышно пробормотала она, — и спасибо вам за… вашу заботу обо мне…

Она присела в реверансе и покинула кабинет отца. Вслед ей неслось:

— Неблагодарная, глупая как пробка! И почему я должен страдать с такими детьми?

Зошина закрыла за собой дверь и пошла по коридору, радуясь, что может больше не слышать его ругательств.

— Мне следовало промолчать, — корила она себя, прекрасно понимая всю тщетность своих попыток подвергнуть малейшему сомнению план отца. Это всегда только раздражало его. Но на сей раз отец застал ее врасплох.

«Болезнь раздражает его, — думала девушка. — Ведь он не может сам отправиться с государственным визитом, а он с удовольствием поехал бы. Впрочем, мне-то с бабушкой будет несравненно веселее».

Герцогиню Софию, герцогиню-мать, все четыре внучки обожали и ею восхищались.

Ее традиционное венгерское обаяние очаровало за годы ее правления большую часть жителей Лютцельштайна.

Правда, при дворе существовала и группа придворных, которая находила королеву-мать легкомысленной, слишком независимой и чересчур открытой.

Ей давно перевалило за шестьдесят, а она все еще смеялась, казалось, чаще многих. В ее небольшом дворце в пяти милях от города жизнь всегда казалась Зошине наполненной радостью и весельем.

Девушка прошла через холл и направилась к лестнице. В этот момент из полумрака ей навстречу выступил граф Ксаки, посол в, Дьере.

Теперь это был уже пожилой человек, но Зошина знала его всю жизнь. Она поняла, что он, видимо, поджидал ее, желая поговорить, и направилась к нему, протягивая руку.

— Какое счастье встретить вас, ваше превосходительство! — воскликнула она. — Я и не знала, что вы возвратились домой.

— Я вернулся всего два дня назад, ваше королевское высочество, — ответил он, наклоняясь, чтобы поцеловать ей руку. — Полагаю, герцог уже сообщил вам новости, которые я передал ему?

— Отец только что говорил со мной об этом, — ответила Зошина, надеясь, что посол не слышал гневных выкриков отца.

— Тогда мне есть что показать вам, — сказал граф с улыбкой.

Зошина прошла за ним в приемную, где обычно важные персоны ожидали аудиенции эрцгерцога.

Граф подошел к столу и открыл стоявшую на нем шкатулку. Внутри оказался небольшой кожаный футляр, который он и протянул девушке.

Еще не открыв его, она знала, что найдет там миниатюрный портрет короля Дьера.

Темноволосый и темноглазый король в белом мундире, украшенном знаками отличия, несомненно, был красив и импозантен.

— Я подумал, вам захочется посмотреть на него, — пробормотал посол.

— Это очень любезно с вашей стороны, ваше превосходительство. Я гадала, каков он, но, по правде говоря, хотя я и не стала говорить этого папе, не слишком ли он молод для женитьбы?

— Его величество достигнет совершеннолетия через месяц. С этого момента он получит возможность править без регента, поэтому и премьер-министр, и тайный совет считают крайне важным, чтобы король был женат к тому моменту, когда его дядя передаст ему бразды правления. Они надеются, что жена сможет поддержать молодого короля.

— Его дядя долго был при нем регентом? — спросила Зошина.

— Да, целых восемь лет. Королю едва исполнилось двенадцать, когда его отец умер и его дядя был назначен регентом. Принц-регент, надо признать, управлял Дьером очень хорошо, соблюдая интересы своего племянника. Благодаря его стараниям Дьер теперь богатая страна. Ваше королевское высочество ни в чем не будет там нуждаться. К тому же, по крайней мере на мой взгляд, вам посчастливится жить в одном из прекраснейших мест в мире.

В голосе посла было столько теплоты, что Зошина с удивлением посмотрела на него.

— Ваше королевское высочество, не сочтите меня нелояльным к Лютцельштайну, — заторопился граф, — но так уж случилось, что моя мать родом из Дьера. Это одна из причин, почему я с таким восторгом принял назначение послом в эту страну.

Зошина еще раз посмотрела на миниатюру.

— Я спрашивала отца… действительно ли король хочет жениться именно на мне, но отец только рассердился… Можно… задать вам тот же самый… вопрос С этими словами она подняла глаза на графа, и он подумал, что любой мужчина охотно женился бы на такой красивой и милой девушке.

Граф всегда считал Зошину исключительной девочкой и не сомневался, что с ее умом, красотой и обаянием, которому невозможно противиться, она заставит любую страну, где станет править, поверить, что на ее долю выпала неимоверная удача, и в то же самое уверует любой мужчина, которому она станет женой.

Зошина терпеливо ждала ответа.

— Ваше королевское высочество! Я осмелился взять с собой в Дьер вашу миниатюру, так как предполагал, что король непременно пожелает на нее взглянуть. И по той же причине я привез вам его портрет.

— И что сказал его величество? — тихо спросила Зошина.

— Этого я не знаю. Все переговоры относительно вашего брака проходили с регентом. Я передал ему миниатюру, и она непременно попадет в руки его величества.

Зошина не могла скрыть свое разочарование. Ей бы хотелось уже сейчас знать, как отнесся король к ее портрету.

— Я понимаю, — тактично заметил граф, поскольку такт был частью его профессии, — что вашему королевскому высочеству трудно представить возможность брака с кем-то, кого вы ни разу даже не видели, хотя вы, несомненно, правильно понимаете, насколько выгоден этот союз с точки зрения интересов и Лютцельштайна, и Дьера.

— Я… принимаю как должное тот факт, что мне по рождению подобает… некоторое… положение… — нерешительно произнесла Зошина, — но поймите и вы…

Она остановилась, прекрасно понимая, что не сумеет выразить словами (а если и сумеет, какой в этом толк?!), насколько ей не хочется быть простой пешкой в большой политической игре, когда речь идет о ее судьбе. Неужели ей не суждено хоть что-то значить для человека, которому предстоит стать ее мужем.

— Расскажите мне о короле, — сменила она тему раньше, чем посол успел ответить на ее реплику.

— Вы видите сами, король очень красив, — начал граф, и Зошина почувствовала, что он слишком тщательно подбирает слова. — Он молод, но этот недостаток время легко исправляет, а пока король наслаждается жизнью… в полной мере.